Второй – я оставляю семью и Калифорнию, перехожу на её корабль работать фотографом, снимаю красивые острова и лазурные берега для календарей, а по вечерам ревную её к картёжникам.
Третий – мы вдвоём возвращаемся в Болгарию, где нам, в сущности, и место. Там мы занимаемся истинным искусством, пока не умрём от голодной смерти.
Я просыпаюсь от того, что автобус тряхнуло. Я не шевелюсь. Наши руки касаются друг друга. Я не могу отвести от неё взгляда. Её кожа, освещённая вечерним солнцем, сияет с медным отливом, как древнее фракийское украшение. Её голова очерчена золотистым контуром. У неё продолговатые мускулы, кожа, потемневшая за недели, проведённые в приморском городе, каждый волосок у неё на руках шевелится в солнечном свете. На руках и лице, как будто созданном для того, чтобы его рисовали, у неё чуть выступают вены. Её тело – это тело, рядом с которым я был бы счастлив просыпаться по утрам. Однако её близость не вызывает эротических картин, но заставляет вспомнить улицы детства. Её тепло – это тепло чужого города, впитавшего солнце и созревшего для любви, города, который зовёт тебя остаться. Её красота не приковывает к себе, а подводит к другой красоте.
Неизвестно зачем я пытаюсь прочитать мелкую надпись на её очках. И вдруг замечаю, что из-под моего отражения в тёмных стёклах на меня спокойно смотрят её глаза. Она легко улыбается и снимает свою «Праду». У неё красивейшие глаза цвета сепии. Я тоже снимаю очки и растираю веки. Пока мир опять придёт в фокус, мне приходит на ум, что из следующего предложения будет ясно, останутся ли наши жизни такими, как раньше, или мы их разобьём, как обещает роман, который я ещё не начал читать. Из нашего предыдущего разговора я знаю, что она забронировала отель и будет одна этим вечером. Как и я. Я подозреваю, что невинное приглашение посидеть в баре в ночной Софии закончится в номере отеля, а потом одному Богу известно, полетит ли куда-нибудь завтра кто-нибудь из нас. Я внезапно осознаю, что в этот момент я не контролирую свои решения. В первый раз с тех пор, как я себя помню, я отдаю жизнь в руки незнакомому человеку и молюсь о том, чтобы человек этот имел благие намерения. Жена, дочь, родители, друзья... поймут ли они меня? Разумеется, они поняли бы меня, если бы они знали, что со мной случилось, если бы они увидели её так, как смотрел на неё я, если бы они прикоснулись к её теплу так, как касался её я.
Как нелепо – автобус опять тряхнуло, и наши локти внезапно разделились. Сейчас только волоски на наших руках соприкасаются, ощупывая друг друга. Моя кожа жаждет её кожи, я горю от желания её близости, и вопреки этому... вопреки этому у меня нет этого желания целовать её повсюду, ласкать её повсюду, проникнуть в неё. Каждой своей клеткой я знаю, что если бы мы это сделали, это было бы самое естественное и мягкое проникновение друг в друга. Но не будет ли это простым повторением того, что мы уже переживаем?
Я пытаюсь что-то сказать. Не знаю что, просто эта пауза не может продолжаться вечно. Но не могу. Мне нечего сказать.
Тогда она безмолвно расплавляет расстояние между нашими локтями, её рука целиком накрывает мою руку, она переливает себя в меня вместе с бесконечным теплом, спокойствием и нежностью. При этом она смотрит на меня своими карими глазами, смотрит на меня, пока я наконец не пойму.
Не нужны слова.
Не нужны действия.
Не нужно менять свою жизнь.
Не нужно покидать тех, кого мы любим, чтобы любить других, которые покинут нас.
Не нужно ничего.
Не нужно ничего.
Не нужно ничего.
Я расслабляюсь. Закрываю глаза.
Я даю теплу этой незнакомки проникнуть в меня.
Этому незнакомому теплу.
Варна–София–Сан-Диего
Перевод Максима МАКАРЦЕВА
Прокомментировать>>>
Общая оценка: Оценить: 0,0 Проголосовало: 0 чел. 12345
Комментарии:
Юбилей
Рукопожатие
Юбилей
Боян ВАСИЛЕВ
Хранитель духа истории
14 сентября Антону Дончеву исполнилось 80 лет.
Сегодня Дончев – самый крупный болгарский романист. Творчество для него, как для любого подлинно национального писателя, – огромное и плодотворное усилие, направленное на то, чтобы истолковать смысл и сущность национального характера, выразить дух народа. Именно поэтому оно и посвящено средневековой истории Болгарии.
В своих масштабных романах-полотнах он представляет факты этой истории, изображая их во всей полноте и драматической сложности не только как судьбу болгарского народа и болгарского государства, но и как историю всей средневековой Европы. Ведь именно тогда закладывались основы сегодняшнего мира. Взаимодействие прошлого с настоящим и будущим – вот сквозная тема романов Антона Дончева. Его герои, чаще всего реальные исторические личности, участвуют, по сути, в моделировании будущего мира.
Самый известный роман А. Дончева «Време разделно» (в русском переводе «Час выбора». – Прим. переводчика) посвящён обращению в мусульманскую веру болгар, проживавших в Родопах в ХIV веке в период после покорения Болгарии Османской империей. Однако роман стал не просто воссозданием тех событий, а исследованием проблем власти, личной ответственности перед историей, народом и верой. Роман «Час выбора» переведён на все европейские языки и издан почти во всех странах мира.
Антон Дончев – активный публицист, общественный деятель, личность, получившая огромную популярность в Болгарии, почётный гражданин пяти болгарских городов. Встречая свой юбилей в добром здравии, он полон творческих сил и вдохновения.
Перевод Григория ЧЕРНЕЙКО
Как будто нет и не было министра
Для болгарской политической и культурной жизни последнего двадцатилетия чрезвычайно характерно постоянное отрицание прошлого, отрицание достижений политиков и творцов, живших и творивших после Второй мировой войны. Тем не менее об одном человеке, которому недавно исполнилось 75 лет, все без исключения – и правые, и левые, и молодые, и старые, – отзываются с уважением и признательностью. Этот человек – Георгий Йорданов, много лет занимавший пост министра культуры, партийный и общественный деятель времён социализма, отработавший на разных политических и общественных постах.
Георгий Йорданов долгие годы являлся первым секретарём Городского комитета БКП в Сливене и в Софии, был заместителем премьер-министра по вопросам культуры и образования, позже – вице-премьером и министром культуры. Эти годы были временем самых ярких достижений болгарского искусства и культуры второй половины XX века. Именно тогда духовная жизнь раскрепостилась, именно в эти годы были созданы одни из самых знаменательных произведений искусства, а болгарские творцы смогли выезжать за рубеж, где получили заслуженное признание.
Георгий Йорданов заботился о людях искусства. Он находил возможность помочь всем, кто к нему обращался, а также сумел создать солидную материальную базу почти во всех городах Болгарии. Благодаря его усилиям, высокому уровню культуры и широте взглядов Болгарию смогли посетить ярчайшие личности мировой культуры, чему способствовало и то, что господин Йорданов также являлся председателем и членом множества международных организаций.
В те годы, когда Георгий Йорданов занимал пост вице-премьера, а потом и министра культуры, русско-болгарские отношения вышли на новый уровень. Обладая тонким эстетическим чутьём и будучи знатоком искусства, он сумел задать высокую планку в оценке произведений искусства. Именно тогда начали проводить дни «Литературной газеты» в Болгарии и «Литературного фронта» в СССР, активизировалась работа болгаро-советского клуба молодой творческой интеллигенции. Именно в те годы в Болгарии были переведены и изданы лучшие произведения современной русской классической литературы.
На сегодняшний день Георгий Йорданов живёт и здравствует. Его часто можно встретить на театральной или оперной премьере, застать на концерте симфонической музыки или на творческом вечере писателей. До сих пор он следит за развитием болгарского искусства и радуется его успехам. Многие сожалеют, что после его ухода не появился министр культуры такого духовного уровня. И добавляют: как будто вообще никогда не было и до сих пор нет министра!
Перевод Марии БОРИСОВОЙ
Прокомментировать>>>
