затем возвращалась назад к столу.
Было в ней что-то этакое; какие-то свежесть, сладость, что отличали её от любой другой когда-либо знакомой мне женщины. Речь тут шла не об одной лишь красоте; я видал и более красивых. Не часто, но встречались и посовершеннее. И нельзя это было назвать особой индивидуальностью, хотя таковая и присутствовала. В общем, я не знаю.
Она вновь вернулась за свой стол, и я произнёс:
— Молли, — а она ответила:
— Что?
Я секунду думал, а затем сказал:
— Ничего, полагаю.
Она рассмеялась. Я хмыкнул и сказал:
— Вероятно, я немного пьян. Не от алкоголя. Сколько ещё вам предстоит сидеть здесь и притворяться библиотекарем?
— Полчаса. Стоматолог сейчас, вероятно, уже подпиливает Дороти новую пломбу. Только…
— Что же?
— Если вы собираетесь предложить мне потом сходить куда-нибудь, то я, Эд, не могу. Мне не следовало признаваться, что я буду здесь сегодня заменять. Я не смогу… продолжать видеться с вами.
В этом была моя собственная оплошность: я чересчур спешил. Теперь это было ясно. Выход оставался только один — немедленно разворачивать судно. Я усмехнулся и произнёс:
— Я ведь вам ещё и не предлагал. С чего вы взяли?
— Судя по той манере, в какой вы начали.
— В такой манере я разговариваю со всеми девушками. Особенно когда я попадаю в какой-нибудь город всего на один день и могу не заботиться о последствиях. Таково одно из преимуществ моей профессии.
— Так здесь вы вправду работаете над каким-то делом?
— Я-то думал, — ответил я, — что в Тремонте это известно всем и каждому. Такой секрет полишинеля. Спросите Торговую палату, есть там один по имени Сет Паркинсон. Он вам расскажет.
— А что он мне расскажет?
— Что я произвожу совершенно открытое, дружелюбное расследование деятельности некоего Стивена Эмори. То есть, дайте мне только начать! Я ведь попутно ещё и практикующий волк-оборотень, что, главным образом, и отнимает всё моё время.
Так вот балагуря, я отвлекал её от мысли никогда больше со мной не встречаться. Она продолжала расспросы:
— Почему волк-оборотень?
— Нормальным волком быть у меня не получается, — продолжал я объяснять. — Ниша занята. Местность ими просто кишит, даже Тремонт.
— Что не так с Тремонтом?
— Слишком далёко от Чикаго. Изо всего, что с ним не так, могу вспомнить пока только это. Видите тот «кадиллак» прямо у входа?
Молли кивнула, взглянув через стекло.
— Как-нибудь у меня тоже такой будет, — сказал я. — Тогда Тремонт перестанет быть таким далёким. А может, я и тачкой попроще удовольствуюсь.
Молли всё не сводила глаз с «кадиллака».
— Да уж, — проговорила она, — ехать на таком — это, должно быть, ого-го…
— Давай угоним.
— Вы шутите, Эд? — Она, конечно, тут же оторвалась от машины и воззрилась на меня. — Он что — ваш?
— Нет, но меня пускают за руль. Он принадлежит нашему клиенту; мы одолжили его для этого дела. Так что, если ваша Дороти не опоздает, мы сможем прокатиться. — Тут я понизил голос. — Шериф нам ничего не сделает: он сейчас на Дартаунской дороге.
С каким же изумлением она вытаращила глаза! А я ещё более понизил голос:
— Агентство Старлока всё видит, всё знает.
Тут к нашему столу подошёл мальчик, неся охапку книжек с картинками, и Молли отвлеклась, чтобы проштамповать их. Когда она покончила с этим занятием, я продолжал:
— Агентству Старлока известно даже, что ваш шериф терпеть не может частных детективов. Но раз он уехал к западу, мы поедем к востоку.
— Но Эд, меня же увидят. В городке наших размеров…
— Мы окажемся за городской чертой во мгновенье ока.
— Но Эд, это… это…
— Это чудесно! — заверил я. — Чудный день, лёгкий ветерок, яркое солнышко, ягнята режутся на зелёном поле…
— Резвятся.
— То другие ягнята; я про тех, что сами пытаются остричь друг дружку. Листва деревьев кишит птичками, но мы подымем верх у автомобиля, так что они нам не навредят. В самом деле, Молли, очень удачный момент для небольшой поездки по сельской местности. А вот и наша милая Дороти, так что скорее соглашайся.
— Где? — Молли попыталась заглянуть мне за спину — на улицу сквозь окно. — Не вижу…
— Пока нет, но будет здесь в любую минуту. Так что давай-ка договоримся заранее.
— Это слишком опасно, Эд. Нас непременно увидят. Я хочу…
— Вот и договорились. Только захоти — и всё будет сделано. А если ты действительно чего-то боишься, я сейчас выйду и отведу машину за угол, в переулок, там и подожду. Сам нацеплю фальшивые усы, «кадиллак» перекрашу в зелёную полоску, а его откидной верх натяну на самый бампер.
Тут я услышал, как открывается дверь, и обернулся; вернулась наша библиотекарша.
— Так за углом, — бросил я и удалился, не дав ей времени ответить. Ни одна женщина, подумал я, не допустит, чтобы разговор закончился, а последнее слово осталось не за ней.
Я отвёл «кадиллак» за угол и там припарковал его. Сидел, поглядывая в зеркало заднего вида; спустя три минуты я увидел приближение Молли.
Когда она подошла и села в машину, я завёл мотор и двинулся к югу.
— Это безумие, Эд, — вымолвила Молли. — Я не желаю принимать участия в таких делах.
— Так не считай это делом. Считай это удовольствием. Специально тебе никуда не нужно?
— Нет, никуда. Просто немного проедем — но только немного. К пяти мне следует быть дома. Хорошая сегодня погода, правда?
— Да, день удался. Смотри-ка, на том поле и в самом деле ягнята; а я думал, что это была шутка.
Я снизил скорость.
Так мы и тащились, пока не миновали ягнят. Повернув голову, я взглянул на Молли, поразился молочной белизне её кожи, вороновой черни волос, двум родинкам на носике — по одной с каждой стороны переносицы, нежному ротику и мягкому овалу подбородка. «Самоконтроль, Эд!» — приказал я себе и перевёл взгляд на дорогу, пока ещё не съехал с неё; тут что-то внутри побудило меня вдавить педаль акселератора и поставить «кадиллак» на дыбы.
Я, конечно, делать этого не стал; вел я не спеша, мы молчали. Говорить было не о чем, да и незачем. Достаточно было того, что мы просто ехали ярким, тёплым полуднем, и Молли Кингмэн была рядом. Желать мне в те минуты было больше нечего; я позабыл самую причину, по которой оказался в Тремонте — как и тот факт, что не слишком прилежно выполняю свою работу; забыл все неприятности, связанные с её отцом и с кровью на Дартаунской дороге; забыл даже то, что «кадиллак» — вообще не моя машина. Я бы
