стараясь не дотрагиваться до Северина, повела его умываться, а потом угостила большим красным яблоком, размером почти с его голову. Догрыз его Северин уже сидя на телеге, в полусумерках. Всю дорогу староста чувствовал себя неуютно, ему неприятно было быть повёрнутым спиной к этому ребёнку, да ещё такое продолжительное время. Лошадь, похоже, ничего не чувствовала, спокойно шагала по просёлочной дороге, иногда подчиняясь понуканию, но вскоре опять замедляясь. Северин внимательно осматривал деревья, дорогу, траву, которые теперь проплывали перед ним в обратном утреннему порядке.
К дому они подъехали, когда уже почти стемнело. Света в доме из экономии было немного, и он едва пробивался из-под опущенных ставень. Собаку отец Северина не держал, поэтому староста без опаски привязал лошадь к забору, взял Северина под мышку, словно куль с мукой, и, не постучав в дверь, вошёл в дом.
В темноте он споткнулся обо что-то живое, думал, кошка, оказалось, девочка лет пяти, сидевшая прямо на пороге. Она заплакала, держась за ушибленное колено, на крик из разных углов дома бесшумно появились дети разного возраста, безмолвно встали по стенам и уставились на старосту. Северин висел под мышкой тихо, не сопротивлялся и не сучил ногами. Девочка на полу перестала плакать и отползла к девочке постарше, стоявшей у стены, и обняла её за ногу.
Староста поставил Северина на ноги и слегка подтолкнул в спину, иди, мол. Мальчик постоял, не решаясь на первый шаг, потом засунул большой палец правой руки в рот. Остальные дети всё так же молча смотрели на него, не проявляя никаких чувств, словно ожидая, а что же будет дальше. Северин сделал первый небольшой шаг, обернулся и посмотрел на старосту.
Из комнаты появилась женщина неопределённого возраста с растрёпанными волосами и босиком. Северин перевёл взгляд на неё и слегка улыбнулся. Женщина сложила на груди руки и, словно, не замечая стоящего у двери старосту, строгим голосом спросила:
– Ну, и где ты пропадал весь день?
Северин обернулся и посмотрел на старосту.
– Понимаете, – сказал староста, – произошла ошибка, ваш сын забрался в мой комод, который я забирал у вашего мужа утром…
– А, – сказала женщина, – так вот на какие деньги он отправился в кабак. Надеюсь, вы заплатили ему не слишком много? В прошлый раз комод он пропивал почти неделю.
Староста замолчал, не зная, как реагировать на слова этой явно находившейся не в себе женщины.
– Я привёз обратно вашего сына, – наконец, сказал он, – и хотел бы отправиться домой, время на дворе позднее.
Женщина величественно кивнула.
– Спасибо за вашу доброту. Надеюсь, он не доставил вам хлопот.
– Нет, нет, – ответил староста, пятясь задом прочь из этого дома, сминая в кулаке шапку, что он делал только перед начальством, аристократами и священниками, – чудесный мальчик, очень воспитанный. Всего доброго, спокойной ночи!
Он долго дёргал вожжи, пытаясь развязать простой узел, чтобы скорее убраться от этого дома. Всю дорогу обратно он оглядывался, чувствуя лопатками недобрый взгляд неизвестных глаз.
О происшествии в доме старосты никто не узнал. Детей в доме было слишком много, чтобы мать или отец обратили внимание на странности в поведении одного конкретного ребёнка. Его братья и сёстры иногда заставали Северина за разговором с невидимым собеседником, но никто никогда не обращал внимания на эти странности, поскольку Северин не был самым необычным ребёнком в семье. Его старший брат Антон страдал очень необычным заболеванием – прекратил расти и взрослеть в пятнадцать лет, и в девятнадцать выглядел на четырнадцать. Ещё одна сестра, Клара, утверждала, что умеет разговаривать с животными. Поэтому смирно сидящий и беседующий с пустотой мальчик не вызывал никаких лишних вопросов.
Сам Северин не воспринимал это как нечто необычное. Он родился с этим даром и только лет в семь начал отличать живых людей от духов умерших. То есть, если дух был давнишний, полузабытый, со стёршейся аурой, Северин и в четыре года понимал, что это не живой человек, голос такого духа был слышен невнятно, как сквозь жужжание роя потревоженных ос, черты лица неразличимы, а само астральное тело было нечётким и размытым. Но если дух был силён и запасы энергии не были истрачены или подпитывались извне, как у призрака в доме старосты, такого духа отличить от живого человека Северину поначалу было нелегко. Только с возрастом он стал замечать сопровождавшее их лёгкое сияние, чувствовать холодок на тыльной поверхности ладоней при их появлении, да и просто внутри него выработалось какое-то чувство, инстинкт, безошибочно говорившее – а вот и ещё один.
Это никогда не пугало Северина, он знал, что духи неспособны причинить вред живому человеку, а значительная их часть даже не понимает, что они покинули мир живых. Такие духи вызывали у Северина жалость, он старался ничем их не обидеть. Они почти всегда появляются поодиночке, с трудом переносят друг друга, как разноимённые полюса магнита. Встречались духи, разыскивающие своих родственников, или стремящиеся завершить какие-то незаконченные в мире людей дела. Эти порой бывали навязчивы, как приказчики в магазине, их шёпот, звучащий в голове Северина, было трудно заглушить. Тогда Северин зажимал уши руками и начинал громко считать до ста. Даже самые наглые духи не выдерживали дольше сорока.
Реже всех встречались сильные духи, которые могли представлять определённую опасность, их энергия была настолько сконцентрирована, что до них можно было дотронуться. Их появление Северин чувствовал заранее, спина покрывалась испариной, а голова начинала болеть. Ни один из них не пытался никоим образом навредить мальчику, или вступить с ним в контакт, но в их присутствии становилось неуютно.
Северин не видел никакой пользы в своём даре, но и больших неудобств он не доставлял, как редкое и неопасное физическое отклонение, вроде шести пальцев на ногах или альбинизма.
Конечно, тогда он не знал таких слов. В его семье в школу никто не ходил, отец заставлял детей работать в мастерской с девяти лет. В условленный срок приступил и Северин, вначале выполняя мелкие поручения, вроде уборки опилок и обрезков дерева, а потом и самостоятельно работая с инструментами.
Даже когда отец запивал, в мастерской находилась работа, старшие мальчики, вроде Антона, работавшие в мастерской по нескольку лет, несложные ремонты нехитрой деревенской мебели могли делать и без помощи родителя.
В один из таких бесконтрольных дней Северин возился в мастерской, раскладывая инструменты на верстаке. Старшие ребята куда-то ушли, наказав ничего не трогать, но Северин не послушался, решив протереть отцовские инструменты, которые ему никогда не позволяли брать в руки. Он знал названия лишь некоторых из них – вот это зензубель,