Впереди ехал четырехместный «Фольксваген». Эти скоростные короткобазные машины отлично справлялись с бездорожьем и часто использовались в люфтваффе для транспортировки сбитых в бою или совершивших вынужденную посадку пилотов. Поравнявшись с Ральфом, машина остановилась.
—Кто-нибудь выжил, обершарфюрер?— спросил у Ральфа немолодой лейтенант вермахта, сидящий рядом с водителем.
—Не знаю. Все закончилось три минуты назад.
—Садитесь, поедем с нами. Возможно, понадобится ваша помощь.
—Конечно, поехали.
Вскоре их взору открылась картина, от которой у Ральфа кровь застыла в жилах. Повсюду были разбросаны еще горящие части автомобилей. Воронки дымились, а открывшаяся после взрыва земля на их краях отчего-то была ярко-желтого цвета. В искореженных кабинах, около уничтоженных снарядами машин, в воронках, на снегу,— повсюду лежали изувеченные человеческие останки.
Откуда-то слева, из-за грузовика, который пострадал меньше остальных, доносился слабый стон. Санитары, приехавшие на «татре» с красным крестом, пошли на эти звуки, которые повторялись с равными интервалами, отчего слушать их было просто невыносимо. Ральф механически двинулся следом.
Упершись головой в подножку, сидя на окровавленном снегу, доживал свои последние минуты водитель, который согласился доставить Мюллера до поворота на Жиздру.
—Господи, когда же все это прекратится…— вздохнул кто-то.
Ральф обернулся, и у него потемнело в глазах. Зато собственные раны вдруг перестали беспокоить, будто он принял «лошадиную» дозу обезболивающего. Ральф отвернулся и пошел прочь, невольно успев подслушать разговор санитаров.
—Хорст, мы когда ожидаем санитарный поезд?
—А что ты у меня спрашиваешь? Ты ведь сам говорил, послезавтра.
—А… ну, да, конечно, послезавтра.
—Этот бедолага все равно не дотянет. Ноги как бритвой срезало.
—Конечно, посмотри сюда, снаряд угодил прямо в капот, машина пополам развалилась.
Санитары продолжали тихо переговариваться, переходя от раненого к раненому и облегчая им страдания притупляющей боль инъекцией.
Лейтенант закурил, предложил сигарету Ральфу, но тот вежливо отказался.
—Господин лейтенант, господин лейтенант!— водитель «фольксвагена» звал начальника, отчаянно жестикулируя.
Они пошли на его зов и на некотором расстоянии от места уничтожения колонны, там, где дорога слегка изгибается, увидели то, что осталось от армейского бронетранспортера. Им показалось, возле машины что-то шевельнулось. Когда же они наконец достигли места трагедии, то увидели обожженное и изрешеченное осколками тело умирающего человека. Его била мелкая дрожь.
Подойдя ближе, Мюллер вздрогнул и отпрянул, узнав того, кто ударил его ножом в лесу возле Хизны. Вдруг этот человек открыл глаза, посмотрел на него и отчетливо прохрипел:
—Не повезло…
Погибших погрузили в санитарную машину. Ральф помогал перетаскивать тела Хартмана, Пауля и несколько фрагментов, которые раньше составляли единое целое — майора, а, на самом деле, штурмбанфюрера СС фон Заукера.
Когда мрачная работа была закончена, лейтенант предложил подвезти Ральфа до Жиздры. Ехали молча, беспрепятственно преодолевая все посты, на которых окоченевшие солдаты пытались хоть как-то согреться с помощью неуклюжих движений. Некоторые были перевязаны шерстяными платками, отчего издали походили на вооруженных карабинами русских бабушек.
Санитарный грузовик повернул налево у первого блокпоста, устроенного у въезда в город. Дорога до центра Жиздры, где располагалась комендатура и штабные подразделения 2-й армии, заняла больше часа, поскольку дорога была расчищена от снега таким образом, что две машины не могли разъехаться. «Фольксваген» то и дело останавливался, пропуская грузовики с солдатами, бронетранспортеры и самоходные орудия.
Поблагодарив лейтенанта, Мюллер сделал вид, будто направляется к зданию, подле которого дежурил часовой с автоматом в форме войск СС. Но как только «фольксваген» скрылся из виду, Ральф остановился, присел на занесенную снегом скамейку и задумался. Было холодно, но немного передохнуть и привести мысли в порядок не помешало бы.
Его преследователи погибли. Странно, но он не испытывал особой радости от этого. Да и как можно радоваться после того, как на твоих глазах два десятка людей разорвало на куски? Ему, безусловно, повезло. Но что значило везенье? Зачем небеса вновь сохранили ему жизнь, помогли выпутаться из непростой ситуации?
Ральф чувствовал дьявольскую усталость. Правда, на этот раз страдало не измученное испытаниями тело — душа болела, корчилась, будто отравленная ядом. Ральф рассудил, что нет противоядия, которое могло бы победить эту боль.
Ефрейтор Мюллер не был рожден для войны. Из него мог бы выйти не самый плохой школьный учитель, получи он необходимое образование, или, на худой конец, шофер почтового фургона. Но только не солдат. Еще в Хизне, во время первой перестрелки у пилорамы, и после, когда они с Зигфридом побывали в бою с партизанами, Ральф не мог отделаться от отвращения при одной только мысли о том, что он кого-то лишил жизни. Всякий раз он думал, как убитого им человека оплакивают родные, живо представлял себе всю последовательность печальных траурных церемоний, отчего терял сон, аппетит, замыкался в себе и от этого страдал еще сильнее.
«Хорошо летчикам»,— думал Ральф, сидя на скамейке,— сверху люди должны казаться маленькими жучками. Оттуда не видно крови и оторванных конечностей. Да, наверное только у пилотов есть шанс вернуться домой нормальными».
Ральф уже начал замерзать по-настоящему и вдруг услышал:
—Ральф? Ральф Мюллер! Вот это да! А еще говорят, чудес не бывает…
Перед ним, словно из-под земли, вырос его сослуживец, тоже ефрейтор, из того же артиллерийского дивизиона, который стоял в Хизне. От неожиданности Ральф подскочил на скамейке как ужаленный:
—Отто?! Как ты сюда попал? Живой!
Ральф даже не пытался скрыть эмоции — так обрадовался старому приятелю. Надежда вновь забрезжила на горизонте.
—Да я это, я,— невысокий, но коренастый и широкоплечий Отто, прозванный еще в учебном полку «бычком», казалось, был удивлен и обрадован не меньше Ральфа.— А ты, получается, с того света вернулся? Тогда добро пожаловать в царство Снежной королевы! Ну, рассказывай!
—Нет уж, давай ты, а то я продрог до костей, зуб на зуб не попадает. Есть тут где погреться? Ты наверняка хорошо устроился, как подобает настоящему ефрейтору!
—Пошли со мной. Тут недалеко казарма, где мы поселились, пока формируется новая часть. Тесновато, но жить можно. А что это за форма на тебе? Ты в СС поступил?
Они шли быстрым шагом то по расчищенным дорожкам, то по глубокому снегу. Отто все время говорил. Оказывается, вскоре после того, как Грубер, Зигфрид и Ральф уехали на бронетранспортере, деревню атаковал отряд вражеской пехоты и какая-то конница. Бой длился около часа. Скорее всего, русских было не больше двух взводов, но они застали артиллеристов врасплох. К тому же эти явно умели воевать. Отто и еще несколько солдат держали оборону недалеко от комендатуры, однако вынуждены были отойти за огороды. Их преследовали, но подошедшая рота СС, скорее всего, та, что спасла Ральфа от казацкой шашки, заставила русских отступить.
С тех пор противник в Хизне не появлялся. Там обосновалась мотострелковая часть, которой, по слухам, сильно досталось во время боев под Юхновым. Говорят, селянам приходилось несладко — солдаты срывали злость на местном населении. Что же касается оставшихся в живых артиллеристов, то их направили в Жиздру.
—У нас тут почти курорт,— шутил Отто,— если не считать постоянных налетов авиации.
—Кто выжил из наших?
—Со мной ушли Хорст, Герберт, Ханс и еще эльзасец Ги, из 1-й батареи. Я легко отделался, правда, большой палец вот потерял.— Отто продемонстрировал Ральфу искалеченную кисть руки.
—Как это случилось?
—Русская пуля… В винтовку угодила, в затвор, как я теперь думаю, ну и от него срикошетила.
—Черт возьми… Да, ты знаешь, а при мне убили Миклоша, Антонеску и еще двоих… уже не помню, как их звали.
Они прошли еще шагов сто. Неподалеку солдат в шинели с высоко поднятым воротником пытался привести в чувство замерзший двигатель грузовика. В адрес техники, зимы и русских неслись жестокие проклятия, которые он выкрикивал так громко, словно надеялся этим заставить упрямую машину сдвинуться с места.
—А этот парень, как его…— Ральф на секунду задумался,— по-моему, Вольф или Вольфрам, он еще как-то напился и пытался танцевать канкан… он жив?
—Думаю, что нет. А может, в плен угодил. Так расскажи мне, все-таки, почему на тебе такая форма?
Ральф остановился.
«Придется сказать ему правду,— подумал он.— У меня не хватит сил врать. Отто хороший парень, он должен понять. Не исключено, что поможет».
