Конечно, Вы можете сказать, что я до сих пор живу в идолопоклонническом состоянии новобрачного, но я почему-то совершенно уверен в том, что эта благословенная пора будет длиться вечно.
Все это появилось у меня только потому, что Вы помогли нам приехать в Венецию. Я буду всегда от всего сердца благодарить Вас за то, что Вы отправили нас сюда, падре Пио, всегда.
* * *
Восемнадцатого сентября 1469 года Collegio Венеции даровало Иоганну фон Шпейеру исключительное право печатать письма Цицерона и «Естественную историю» Плиния «самым красивым из возможных шрифтов». Штрафы и конфискация защищали это право, если какой-либо иной коммерсант вздумает выступить в роли его конкурента.
Иоганн еще не до конца осознавал, чего добился, но немецкие купцы, обступившие его в fondaco, чтобы взглянуть на документ, хлопали его по плечам и пожимали ему руку. Они вслух читали имена Consiliari[59]: Ангелус Градениго, Бертуччи Контарено, Франциск Дандоло, Якоб Маурецено, Ангелус Венерио – более благородных фамилий в Венеции не существовало.
Маленький человечек, кривоногий и косолапый, похожий на таксу, попытался протиснуться к нему сквозь толпу. Немцы невозмутимо сомкнули ряды, встав плечом к плечу и не пуская его вперед. Послышалось жалобное хныканье, возникла непонятная суматоха и давка, и внезапно его рябое личико и одно ярко-алое ухо на мгновение показались на уровне пояса двух немцев. Голову его прикрывал капюшон накидки.
– Кто это? – с отвращением поинтересовался Венделин. – Я имею в виду, кто он такой?
– Шпик священников из Мурано, – прошипел какой-то купец. – Сама мысль об этой монополии им ненавистна. Если только речь идет не о Библии, причем латинской, то сама идея книгопечатания вызывает у них лютую ненависть.
* * *
Говорят, для того, чтобы вам приснилась ваша будущая любовь, нужно вынуть желток из сваренного вкрутую яйца и на его место насыпать соли. Съесть его необходимо на ужин, перед тем как лечь спать. А для того, чтобы узнать ремесло своего будущего мужа, вылейте белок яйца в стакан с водой. Форма, которую он примет в жидкости, расскажет вам обо всем.
Но мне ничего этого не нужно. Я знала своего мужчину и все, чем он занимался, еще до того, как поняла, что готова принять мужа.
После того, первого дня я виделась с ним ежедневно. Он приходил просить моей руки, встретился с матерью, посватался еще раз и примерил кольцо. (Он встал на колени, чтобы дать его мне!) Он даже научился хорошо разговаривать на языке этой страны, хотя и медленно. Когда он делает ошибку, то так очаровательно хмурится, что я готова расцеловать его. Его самой главной ошибкой было – и остается до сих пор – то, что он ставит слово, обозначающее действие[60], в самый конец предложения, так что мне приходится ждать, затаив дыхание, чтобы понять, в каком направлении движутся его мысли.
Когда его нет рядом, я очень скучаю по нему. Долгими часами я смотрю на свое кольцо и чувствую свет его маленького голубого камешка. Однажды я увидела своего мужчину на улице. Он не заметил меня, потому что я стояла на втором этаже и смотрела на него сверху вниз. Медленно, словно стражник, он прошел мимо моего дома, понурив голову и погрузившись в печальные мысли. Я поняла, что ему плохо без меня, но и мне было плохо без него, и я от всего сердца пожелала, чтобы день нашей свадьбы наступил поскорее.
Девушка не должна думать о том, как будет делить постель с мужчиной, за которого собирается выйти замуж. Но перед глазами у меня все время стоит вот такая сцена: огромный шар земли медленно вращается вместе с нашей кроватью, а мы слились на ней воедино и тоже вертимся, словно флюгер.
И еще один образ я бережно хранила в памяти, образ его лица, которое было мне знакомо еще до того, как я его увидела. Я и подумать не могла, что когда-нибудь выйду замуж за чужеземца! Тем не менее его лицо вовсе не казалось мне незнакомым, совсем наоборот. Иногда оно напоминало мне о родственнике, в которого я была влюблена совсем еще ребенком, который умер или ушел далеко-далеко, а потом наконец вернулся. Иногда оно вызывало у меня в памяти мою первую куклу: она была такой гладкой, розовой, округлой и прекрасной, что мне всегда хотелось прилечь рядом с ней и смотреть ей в глаза до тех пор, пока меня саму не сморит сон.
Когда до свадьбы остался всего один день, я вообще не видела его. Но, лежа в постели в ту ночь, я почувствовала, как его ласковый поцелуй пришел ко мне по собственной воле.
* * *
Благородный вельможа Доменико Цорци, которому уже меньше чем через час донесли о событиях в fondaco, потребовал бумагу и чернила. Он написал короткое послание братьям-немцам, поздравив их с монопольным правом и попросив включить себя в список подписчиков первого издания.
– Никому не будет вреда от того, – сказал он вслух, – что мы проявим доброту к этим немцам.
Доменико знал, что фон Шпейеры подкупили Collegio красотой начертания своего шрифта. Он сам был буквально зачарован их оттисками, на которых буквы выглядели безупречными, изящными и четкими, словно долька черного скользкого угря, недавно проглотившего яйцо.
К концу дня Венделин и Иоганн получили пятнадцать подобных посланий, написанных аристократической рукой. На свадьбу Венделина, состоявшуюся в субботу на той же неделе, пожаловали трое слуг в ливреях благородных семейств, доставив новобрачным цукаты и прочие сладости на подносах, украшенных гербами из «Золотой книги». Кроме того, в дар им преподнесли вино из Ca’Dario, заколдованного палаццо, которым Венделин восхищался в день своего приезда в Венецию. Джованни Дарио, знавший больше всех языков в Венеции, тоже пожелал войти в число первых подписчиков и получателей быстрых книг. Но Люссиета, услышав о том, кто пожаловал им вино, настояла на том, чтобы вылить подношение Дарио в канал.
– Зато на нашей свадьбе никто не отравится заколдованным вином! – заявила она.
Венделин не осмелился протестовать: она была слишком красива, чтобы спорить с ней в такой момент.
Смущенный проявлением подобного внимания со стороны знати, Иоганн весь день чувствовал себя не в своей тарелке. Венделин, запинаясь, повторял слова брачного обета, глядя на свою новую жену такими глазами, словно она была Вифлеемской звездой. Свадебного путешествия не планировалось, поскольку присутствие новобрачного требовалось в fondaco. Иоганну нездоровилось: что-то застряло у него в горле, и он практически не мог есть. Силы его таяли, и он просто не мог обойтись без брата. После двух дней, проведенных с Люссиетой в уединении их нового жилища, утомленный, но счастливый, Венделин вернулся к работе, сполна вкусив супружеских удовольствий.
