Так что благодаря чудесам норвежской инженерии маршрут в этот раз технически оказался несложным. Пожалуй, единственным заковыристым участком была «лестница троллей» — Тролльстиген. Этот участок трассы на пути из Андалснеса в Гейрангер считается самым опасным в стране: здесь не рекомендуется ездить с прицепом, а зимой дорога вообще закрыта по причине схода лавин. Представьте: 11 крутых петель серпантина высоко в горах с уклоном 12%, с очень крутыми — до 180 градусов — поворотами, местами шириной всего в одну машину, с карманами для разъезда. При этом в непосредственной близости от дороги обрушиваются огромные водопады. Через один из них — двухсотметровый Стигфоссен — нужно переехать по мосту, машину при этом обдает потоком брызг, дух захватывает… На этой трассе мы встретили самый забавный из когда-либо увиденных предупреждающих дорожных знаков — «Осторожно! Тролли!»: в треугольнике — фигура чудища. Это, видимо, шутка местного туристического комитета, но, по легенде, местные горы и есть окаменевшие тролли, так что вполне возможно, они когда-нибудь еще оживут…
— Недели для этой страны хватило?
— Краткость этой поездки добавила остроты впечатлениям и стала, скорее, ее плюсом — каждый день оказался очень насыщенным. Нам повезло с провожатым — русский парень, который давно там живет и объездил всю страну, он и помог нам разобраться в новом географическом и культурном пространстве. Мы побывали и в Лиллехаммере — посмотрели олимпийские объекты столицы зимних Олимпийских игр 1994 года. Заходили в краеведческие музеи, в местечке Купангер видели одну из 28 (всего их в мире 30) ставкирок — деревянных каркасных церквей XII века. Ездили к самому большому в Норвегии и Европе леднику Йостедалсбрин в одноименном национальном парке. Проехали, конечно же, по фьордам — с берега на берег переправлялись паромами. Я впервые так путешествовал — очень здорово. Даже тривиальные ночевки в гостиницах оборачивались сюрпризами. Когда мы приехали в отель Улленсванг, выяснилось, что в нем уже лет сто останавливаются члены королевской фамилии, бывал в нем и Эдвард Григ — он там, между прочим, «Пер Гюнта» написал.
— Что поразило в путешествии?
— Три момента. Первый — контрасты. Кругом суровые скалы и ледники, а вдоль дорог продают свежую клубнику. Выезжаем из городка Мольде — сплошные розовые кусты в цвету (Мольде даже называют «городом роз»), 25 градусов тепла. Буквально 10 минут пути — поднимаемся на гористое плато и оказываемся среди снежных сугробов выше человеческого роста. Дорога прорублена прямо в снегу. Мы выходим в майках, кидаемся снежками, а через 15 минут опять жара. Нам, кстати, и тут повезло: климат в Норвегии нестабильный, но всю неделю стояла солнечная сухая погода. Даже в Бергене — городе, где дождь идет более 300 дней в году, было без осадков.
Второй момент — как это ни банально — фьорды. Ощущение от них такое, что сам Господь Бог вдавил своей рукой эти глыбы камня в равнинный берег, дунул ветром и заполнил разломы океанской водой. Мы проехали самые известные и красивые норвежские фьорды: Герайнгер-фьорд — признан, как известно, объектом Всемирного культурного наследия ЮНЕСКО, Согне-фьорд — самый длинный в мире — вдается в скалистый берег более чем на 200 километров. Водопады, леса, снежные шапки на вершинах, и почти незаметно присутствие человека — очень редко попадаются одинокие домики. Меня потрясла история одного американца, который поселился на скалистой вершине фьорда. Туда совершенно невозможно добраться по суше: только вертолетом или с моря — по скользким и шатким глыбам, образующим своего рода ступени. Когда к нему приезжают друзья, он скидывает им сверху веревочную лестницу. Недавно к нему нагрянули налоговые полицейские, но лестницы не дождались, а по скалам лезть не решились — уехали ни с чем. Мы на катере подъехали к самому подъему — просто отвесная скала. Вот это экзотический подход к жизни…
И, наконец, третий момент — гармоничная благоустроенность. Все продумано до мелочей, все для человека. При этом невероятно бережное отношение к природе: в Норвегии не встретишь ни одного испорченного высотками ландшафта.
— Троллей вы видели, а викингов?
— Нам так много рассказывали по дороге о разбойнических повадках викингов, что романтический ореол, который был у нас в головах, развеялся. Их потомки, впрочем, производят благоприятное впечатление, хотя, откровенно говоря, людей мы мало видели: наш путь лежал через небольшие деревушки. Поэтому когда мы приехали в Берген — конечный пункт путешествия и второй по величине после Осло город в Норвегии, он просто ошеломил своей пестротой, шумом, обилием молодежи… Обычная атмосфера европейского приморского города, обычные студенты и клерки, но мыто за неделю успели «одичать».
Берген и бергенцы мне показались очень симпатичными, но запомнился другой образ. В один из дней на кораблике мы подходили к живописному острову. Тамошний ресторанчик знаменит тем, что его хозяин — известный норвежский путешественник, который вошел в Книгу рекордов Гиннесса, объехав вокруг света под парусом в одиночку. Он выглядел в точности так, как мы себе представляем капитанов дальнего плавания — борода, трубка, кепи, обветренное загорелое лицо. Такими для меня и остались норвежцы — суровые и при этом доброжелательные, мудрые люди.
— Что лично вам дают подобные путешествия?
— На мой взгляд, после медитации это самый лучший вид отдыха для мозгов. В путешествии у тебя все время новые впечатления, не только «пейзажные»: мы ходим по самым разным музеям, пробуем национальную еду, погружаемся в другую жизнь — познаем мир. Кроме того, лично для меня это источник творческого вдохновения. В дороге я не пишу и стараюсь даже не думать о музыке. Занимаюсь «собирательством» — в каждой стране ищу местные инструменты, слушаю народную музыку, покупаю пластинки. Из Норвегии привез очень много дисков. Теперь с новыми силами и идеями буду работать.
Беседовала
Анна Папченко
Земля журавля
Фото: NHPA/VOSTOCK PHOTO
Название «Журавлиная родина» возникло за добрых полвека до появления этого резервата. В середине 1920-х годов в здешних краях поселился знаменитый писатель-натуралист Михаил Пришвин. Он приехал под Талдом, чтобы написать роман о героях-мелиораторах, превращающих угрюмые торфяные болота в «Золотую луговину». Но чем дольше писатель «входил в тему», тем яростнее протестовало его сердце против самой идеи уничтожения болот. Роман о мелиораторах так и остался ненаписанным. А вместо него из-под пера Пришвина вышла повесть о красоте северного Подмосковья «Журавлиная родина». Сегодня это место не менее известно, но уже как ключевая орнитологическая территория мирового значения.
Окрестности Талдома не назовешь нетронутыми, наоборот, своей уникальностью они отчасти обязаны деятельности человека. Уходящий ледник оставил после себя во всех низменностях мелководные озера, быстро превратившиеся в торфяные болота. На более возвышенных и сухих участках поднялись леса: где пониже — березово-ольховое мелколесье, где повыше — сосновые, дубовые и вязовые гривы. Позднее часть незаболоченных земель люди расчистили для своих нужд, превратив их в поля и пастбища.
Вот это редкое сочетание природных и окультуренных ландшафтов, безлюдных болот с возделанными полями и оказалось чрезвычайно привлекательным для множества видов птиц. Во время сезонных перелетов поля предоставляли пернатым путешественникам гарантированное угощение (весной — всходы озимых, осенью — остатки урожая), а болота и озера — места для безопасных ночевок. Весной эти края буквально переполнены птицами: журавли , дикие гуси, утки , многочисленные кулики приземляются здесь, чтобы покормиться и отдохнуть. Некоторые остаются тут на постоянное жительство, большинство летит дальше, чтобы осенью снова устроить привал в бассейне Дубны. Особенно важна эта территория для журавлей, которым талдомские угодья доводятся не столько родиной, сколько местом общего сбора. Летом в здешних болотах живет около 20 пар журавлей, осенью же их здесь собирается до 1500 (а в 1987 году насчитали 3500). Именно здесь подросшие птенцы впервые узнают, что кроме их родителей и братьев-сестер на свете живет великий и могучий журавлиный народ, членами которого им отныне предстоит стать.
Значение Талдомского края для птиц возросло еще больше в ХХ веке, когда человек начал активное наступление на болота. Осушению и разработкам подверглись прежде всего торфяники, граничившие с освоенными землями, то есть самые ценные и удобные для птиц. В Талдомском и Сергиево-Посадском районах мелиорация и торфозаготовки тоже велись, но умеренно — до большей части болотных угодий у людей просто не дошли руки. В 1950—1960-е годы большинство торфоразработок было заброшено и, заполнившись водой, превратилось в живописные озера, быстро освоенные птицами.
