- И все равно это как-то нехорошо: как последняя стукачка бежать в милицию! Закладывать кого-то, доносы строчить...
- Да успокоишься ты сегодня со своей блатной романтикой?! Книжек что ли начиталась, которые такие же дуры, как ты, пишут? "Бандитов любить надо, потому что они ребята - честные и смелые, а ментов - нет, потому что они все - коррумпированные трусливые сволочи!.. Где ещё в нашей жизни место подвигу, как не на какой-нибудь "разборке" с автоматами и "Мерседесами"?"
- При чем тут книжки?! - визжала я, прекрасно понимая, на что намекает Митрошкин. Перед поездкой в Михайловск я купила два женских детектива в мягкой обложке: в каждом из них в доступной форме объяснялось, почему именно всевозможные "быки", "боевики" и "авторитеты" - это цвет нации и её генофонд, а так же предел мечтаний современных женщин. У Лехи прочтение нескольких избранных абзацев сих произведений вызвало приступ гомерического хохота, перемежающегося брезгливым сплевыванием. - При чем тут книжки-то?
- Ни при чем, - он отшвырнул подушку и, похоже, окончательно проснулся. - Просто никто и никогда не убедит меня в том, что мой одноклассник Олег Селиверстов - плохой уже только потому, что он "мент", а какая-нибудь толстая рожа с золотой цепью на шее - хорошая, потому что этих самых "ментов" презирает и ни на кого не стучит.
- О! Идеология пошла! Плакатный стиль.
- А чего ты хотела? Чем мой "плакатный" хуже твоего "вольного"? Я так, например, и не понял, что тебя все-таки волнует: моральное право родителей любыми средствами защищать свое дитя или то, что стучать позорно?
Ответить было нечего: за время нашего общения Митрошкин отлично научился загонять меня в угол. На этом "сеанс утешения" закончился. Разозленный Леха соскочил с кровати, натянул трико и пошел умываться. А я с головой залезла под одеяло. Он собирался к тому самому Олегу Селиверстову "для консультации", а мне, согласно нашей договоренности, полагалось сидеть дома, прогуливаться только от гостиной до туалета и ждать его возвращения...
И вот я сидела и ждала. Взяла от нечего делать детектив с книжной полки, попробовала читать, но не смогла сосредоточиться. В первой главе книжки говорилось об истерзанном трупе мужчины, найденном на чердаке, а мне представлялся другой труп - труп пожилой женщины в ситцевой ночной сорочке с гроздью крупного розового винограда на груди. Почему, зачем она заселилась в профилакторий? Потеряла всякую осторожность и решила дожидаться очередной партии денег с комфортом? Жена платит, а муж лечит? Переоценила свою власть на этими людьми или что-то еще? Что-то еще... Наверняка, она не сама оплатила свой номер, денежки выложили все те же Шайдюки. Но почему тогда не Карловы Вары? Не Крым, в конце концов, а провинциальный Михайловск? Или во всем этом был какой-то особый смысл?
Плюс к насморку и покрасневшему горлу начала болеть голова. Я потрогала тыльной стороной ладони лоб, поводила туда-сюда глазами (когда у меня поднимается температура, глаза ломит до невозможности). Но температуры, похоже, не было. Зато было гадкое ощущение, что что-то все равно не так...
Шантажист. Еще один шантажист с запонкой. В памяти очень четко запечатлелось, как Елизавета Васильевна бросила мне в лицо: "Я с такими как ты уже, слава Богу, знаю, как общаться!" Кто же все-таки он, и куда делась эта чертова запонка?..
Додумать мне не дали. Мелодичными минорными трелями запереливался дверной звонок. Видимо, Митрошкин разыскал Селиверстова весьма оперативно, и теперь мне предстояло подробно излагать свою версию случившегося уже не перед флегматичным Лехой, а перед настоящим, "действующим" милиционером. Торопливо поставив детектив на полку, я поправила перед зеркалом прическу и приготовилась улыбнуться чуть грустной, но все понимающей улыбкой бывшей подозреваемой.
Однако голос Елены Тимофеевны, доносящийся из прихожей, звучал озадаченно, веселого слонопотамьего топанья и уханья, которые обычно сопровождали приход Митрошкина что-то не слышалось, а в довершение всего по полу процокали женские шпильки. Терзаемая любопытством, я прильнула ухом к двери и услышала, как Лехина мама поясняет:
- Да, она в той комнате. Женя немного подпростыла, поэтому сегодня из дома не выходит. Но если вы родственница... Я и не знала, что у неё здесь родственники!
Отпрыгнуть от двери было делом двух секунд. Правда, только такая каракатица как я могла при этом вписаться плечом в угол книжного шкафа и чуть не своротить его вместе со всеми книгами. Однако, сделать озадаченное лицо мне все-таки удалось. Когда Елизавета Васильевна Шайдюк ( а это была именно она) зашла в комнату, вид у меня был до крайности удивленный: правая бровь - вверх, рот слегка приоткрыт, в глазах - немой вопрос.
Она, надо сказать, на мои ужимки никак не отреагировала: осторожно, словно боясь запачкаться, ступила босыми ногами в тонких матовых колготках на красный ковер и плотно прикрыла за собой дверь.
- А вы знаете, что это неприлично - запираться в чужой квартире, под носом у хозяев? - поинтересовалась я.
- Где запонка?
"Вот и поговорили!" - промелькнуло у меня в голове.
Сегодня на Елизавете Васильевне была бордовая трикотажная юбка и такой же жакет, на шее тускло мерцала жемчужная нитка, а в глазах - холодная, с трудом сдерживаемая ярость.
- Так где же запонка? Мне казалось, что вы умеете считать и знаете, что сегодня утром истекли те двое суток, что я дала вам на размышления.
"Так где же Митрошкин вместе со своим оперативником?" - тоскливо подумала я. Вслух же браво ответила:
- Я вам и в прошлый раз говорила, что не знаю ни о какой запонке, и сегодня повторяю то же самое. Не знаю почему вы избрали меня своей жертвой, но уверяю вас...
- Не надо меня уверять, я всего лишь хочу получить свою запонку обратно. Сейчас. Немедленно!
И тут меня осенило:
- Скажите, а срок, назначенный вам шантажистом в письме, тоже истекает сегодня?
- Вы издеваетесь? - довольно недружелюбно поинтересовалась она.
Мы продолжали стоять друг против друга, как Онегин и Ленский в оперной дуэли. Ходики на стене сухо тикали, и было ясно, что добром отсюда Елизавета Васильевна не уйдет.
- Послушайте, - я первая опустилась на стул, нарушив мизансцену, - у меня, действительно, нет вашей запонки и никогда не было. Вы абсолютно зря сюда пришли, и единственное, чем я вам могу помочь - это советом: пойдите в милицию и все им расскажите сами. Им и так уже многое известно, а сегодня к вечеру будет известно ещё больше...
- Я не нуждаюсь в ваших советах, - холодно отозвалась она, протянув сухую, бледную ладонь. - Запонку!
"Вот так и будем тут сидеть до самого прихода Митрошкина!" - тоскливо подумалось мне. - "А он найдет своего Селиверстова, неспешно выпьет с ним пивка, покурит, поболтает. Потом они так же неспешно двинутся сюда, вспоминая всякие школьные приколы... Нет, ну что за ослиное упрямство?! Заладила: "запонку", "запонку". Если бы я была шантажистом, то уже досадовала бы на такую тупую жертву. Нет, чтобы попытаться сговориться со мной о меньшей сумме, умаслить, надавить на жалость, запугать, в конце концов. А то только говорить здорова: "Знаю, как с такими как вы общаться!"
Знаю, как с такими как вы общаться... Неприятный холодок родился где-то в позвоночнике и одинокой каплей холодного пота стек по спине. Взгляд невольно уткнулся в диванную подушку - атласную, вышитую "крестиком".
- Так долго мне ещё ждать? - нервно повторила мадам Шайдюк, и я, отчаянно заверещала:
- Отстаньте от меня со своей запонкой, с милицией будете на эту тему разговаривать. Я не знаю, где вы и ваш муж теряете предметы своего гардероба, зато знаю кое-что про ещё один шантаж, и про то, что в ночь с шестого на седьмое января вы стояли в коридоре профилактория одна. Рядом с вами не было никакого страстного любовника, но мне абсолютно ясно, зачем вы устроили этот спектакль!
Тирада была так себе - на троечку с плюсом, но эффект она произвела совершенно неожиданный. Елизавета Васильевна как-то сразу поблекла, ссутулилась и постарела лет на десять.
- Так вы знаете? - устало проговорила она. - Что ж, тем лучше... Может быть и, действительно, ни к чему весь этот балаган?.. Одевайтесь, поедемте со мной. Пора, наконец, расставить все точки над "i".
Путешествие в компании мадам Шайдюк совершенно не входило в мои планы. Тем более, меня не предупредили заранее о предполагаемом маршруте.
- Никуда я не поеду, - я плотнее вжалась в спинку стула и решительно скрестила руки на груди. - Все точки, которые вам нравятся, вы можете расставить прямо здесь. Но учтите, что в случае чего я вызову милицию.
Она покачала головой, на секунду закрыла лицо ладонями, потом медленно-медленно её руки поскользили вниз. Сначала показались темно-русые брови, потом пустые, отрешенные глаза, потом нос и скулы со все тем же лихорадочным румянцем.
