Мимо по аллее прошла миловидная женщина средних лет, держа за ручку маленькую кудрявую девочку, наверное, внучку. Они о чем-то оживленно беседовали, и было видно, что им очень хорошо вместе, и что они души друг в друге не чают. Алексея Петровича пронзила неожиданная мысль: – "А ведь Лена могла бы вот так идти сейчас с внучкой и быть счастливой. Зачем я ее убил? Нет, конечно, я ее не убивал, это неправильная формулировка, я ее просто не спас. Ну и что из этого, результат то один – ее нет. Что шип упадет на розу, что роза – на шип, все едино". Впервые он задумался над этим. Было намного проще считать смерть Лены несчастным случаем, роковым стечением обстоятельств. Да, она его разлюбила, а может, и не любила вовсе. Что с того? Насильно мил не будешь. Да, может быть, она поступила недостойно, даже подло. Но кто дал ему право судить других, кто дал ему право кого-то наказывать?
Он разволновался не на шутку, потом вдруг успокоился и, даже как будто, задремал. Перед глазами, как в немом фильме замелькали кадры его жизни: вот Серега, Лена, Аркадий, опять Лена, и вдруг появился какой-то человек в черном плаще с капюшоном, скрывающем лицо. Незнакомец ни с того, ни с сего начал ругаться с Алексеем Петровичем, оскорблять его, а затем вообще затеял откровенную драку. Защищаясь, Алексей Петрович схватил противника за горло. Тот обмяк, и капюшон сполз с его лица, и он узнал в нападавшем самого себя, но уже не мог остановиться, и привычными движениями затолкал alter ego в знакомую баночку. Потом ощутил и увидел себя уже в этой мерзкой посудине. Что же это такое получается? Он сам себя упрятал в эту проклятущую коробочку? Алексей Петрович похолодел от ужаса. Все, это – конец. Нет ни единого шанса на спасение. Никто и никогда не сможет выпустить его отсюда. Послышался все нарастающий гул, его начало трясти, ломать, бить, рвать на кусочки, завертело со свистом и огромными перегрузками, как космонавта на тренировочной центрифуге, сосуды вздулись, глаза стали вылезать из орбит, страшные боли мириадами игл вонзились в каждую клеточку его тела, и он потерял сознание…
Алексей Петрович пришел в себя от легкого дуновения свежего весеннего ветерка. Он открыл глаза и понял, что вновь находится на своей любимой скамейке. Его продолжала трясти неприятная мелкая дрожь, тело покрыла липкая холодная испарина, бешено колотилось сердце. И тут его осенило, так вот, оказывается, через какие испытания проходили все его обидчики, вот что чувствовала несчастная Лена. Действительно, такого и врагу не пожелаешь. А он не единожды подверг таким адским мукам даже своего лучшего друга Серегу, свою любимую женщину…
– Ну, ты же и сволочь, дорогой Алексей Петрович! – вслух сказал он.
Перед ним стоял Никитка и с тревогой смотрел на деда.
– Деда, а где ты был? Я тебя искал. Деда, вот смотри, я сам ее открыл.
Алексей Петрович наконец-то увидел в руках внука открытую баночку. Так вот кто его спаситель! Он схватил внука в охапку, стал обнимать и целовать.
– Никиточка, какой же ты молодец! Спасибо тебе малыш, ты же спас меня, ты настоящий герой!
Он забрал у Никитки баночку, закрыл ее и, немного подумав, сказал:
– Никитка, а ты знаешь, что мы сейчас с тобой сделаем? Мы сейчас закопаем эту баночку в землю.
– Деда, а зачем?
– А затем, чтобы на следующий год на этом месте вырос аленький цветочек. И все бы смотрели на него и радовались.
Алексей Петрович взял Никиткин совочек, рядом со скамейкой на газоне выкопал ямку, положил туда баночку, сверху присыпал землей и прикрыл травяным дерном.
– Ну, вот и все! Никитка, мы с тобой похоронили ненависть.
– Деда, а что такое ненависть?
– Это очень плохое слово.
– Как "дурак"?
– Еще хуже...
Заморосил теплый весенний дождь.
– Деда, а почему ты плачешь?
– Я совсем не плачу, это дождик плачет. Давай быстрее уходить, а то промокнем. Нас, наверное, уже и бабуля заждалась.
Алексей Петрович взял внука на руки, бережно прижал к себе и быстрым шагом направился к дому.
Павел Ремнев: Багровое зеркало
Эта в высшей степени необыкновенная и страшная история случилось со мной, когда я работал преподавателем в одном очень престижном частном колледже на севере необъятной России. Окончив столичный университет и защитив кандидатскую диссертацию, я некоторое время провел в поисках, но мне, к счастью, не довелось испытать на себе все тяготы безработицы. Привлеченные моими безукоризненными рекомендациями и относительно непритязательными требованиями, работодатели обрушили на меня шквал предложений. Неторопливо, но без лишних промедлений, я выбрал самое, как мне казалось, заманчивое, и, в конце концов, оказался далеко на севере Сибири в очень чистом и благоустроенном городке, основанном нефтедобытчиками. Как и все в нашей стране, связанное с черным золотом, этот городок и его жители были очень обеспеченным, можно даже сказать, богатыми.
С некоторого времени администрация решила, что городу нужен собственный университет, так как чадолюбивые богачи избегали оставлять своих отпрысков без родительского присмотра. Поэтому было принято решение о создании в городе местного колледжа, по типу частных колледжей в Великобритании. Максимально закрытый, с собственным уставом и распорядком. С собственными общежитиями и даже гостиницей. Колледж, а вернее, небольшой академгородок (поскольку туда приезжали учиться со всей России), находился за несколько километров от города, окруженный красивым хвойным лесом. Естественно, мы, преподавательский состав, жили там же. Чтобы привлечь хороших специалистов, колледж предлагал поистине сказочные условия: большие квартиры, зарплату, несопоставимую со средним заработком преподавателя в России. Однако, и требования, которые они предъявляли, были достаточно строгими. Впрочем, как бы то ни было, я подошел, и уже через несколько недель обустраивался в новом жилище. Тут-то и произошла та, внешне обыкновенная и совершенно непримечательная вещь, которая положила начало череде ужасных событий, произошедших на моих глазах, и участником которых я стал.
Квартира, которую я получил в свое пользование, хоть и была большой и полностью отделанной, но при этом в ней не было никакой мебели. Естественно, в небольшом городке нефтяников было очень мало магазинов, и большую часть мебели приходилось заказывать с "большой земли". Хотя с нашими зарплатами это не создавало особых проблем и финансовых затруднений, но доставка занимала определенное время, и нам, преподавателям, в первые дни приходилось подыскивать что-нибудь прямо в городе, скупая рухлядь еще советских времен. Так я приобрел продавленный матрас, колченогий стол и стулья, старый, дребезжащий холодильник. Мой сосед, математик Григорьев, ухитрился приобрести где-то целый (и почти новый!) кухонный гарнитур, чем впоследствии постоянно хвастался. Я вспоминал советский дефицит и посмеивался. Григорьеву завидовали, как завидовали и мне, но по другой причине. Дело в том, что мне удалось практически бесплатно заполучить огромное, почти до потолка, старинное зеркало, которое я нашел у дальних родственников ректора колледжа, бездетной пожилой четы с множеством кошек. Зеркало стояло в углу накрытое белой простыней, и поначалу увидев его, я с внутренней дрожью долго оглядывался, решив, что где-то здесь должен лежать покойник (всем известна русская традиция закрывать зеркала, если в доме кто-то умер). Однако все были живы и здоровы, и, с позволения хозяев, я забрал это гигантское и очень красивое зеркало за мизерную цену. Кроме того, я питал необъяснимое пристрастие к старинному оружию (не тем подделкам, которые можно купить в любом сувенирном магазине, но настоящему оружию, исчислявшему свой возраст столетиями). Неизвестно откуда у пожилой четы оказалась кавалерийская сабля девятнадцатого века в прекрасном состоянии – ни единого ржавого пятнышка. Закрытая гарда защищала кисть, а клинок сверкал в лучах электрического света подобно холодной молнии. Взяв ее в руки, я почувствовал уверенную тяжесть боевого оружия и представил, как ее владелец, скорее всего гусар, несется на коне, со свистом размахивая саблей. Ее купить оказалось намного сложнее, но, в конце концов, сабля заняла свое законное место в моем кабинете, над компьютером, справа от зеркала.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
