Он не знал, да и не хотел знать почему. Она возбуждала его настолько сильно, что он полночи не мог уснуть. Длительной осады ему не выдержать, решил он, направляясь к каюте на корме.
Он застал ее стоящей на коленях и разбирающей кипы привезенных с собой книг. Дафна мельком взглянула на него, когда он постучал по косяку двери.
— Что-то случилось с яхтой? — спросила она. — Мы остановились, не так ли?
— Что-то случилось с погодой. Южный ветер. Если я правильно понял, его называют «хамсин».
Дафна побледнела. Плечи опустились, когда она наклонилась над книгами.
— О нет.
— Ничего не поделаешь, — сказал Руперт. — Ветер решительно против нас.
— Но эти разбойники опережают нас почти на неделю.
— Раис Рашад говорит, что противный ветер всегда дует в это время года. Это значит, что и другие суда на Ниле простаивают. И ваш брат, может быть, не намного опередил нас.
Лицо Дафны оживилось, щеки порозовели.
— Ну как же я не подумала об этом? — Она покачала головой. — Обычно я не даю воли своим чувствам. У меня ясный ум, и я рассуждаю логично, не позволяю себе поддаваться настроениям. И я не плакса. — Дафна потерла уголок глаза. — Это, — она раздраженно указала рукой на свое поразительное лицо, — это не я.
— Я знаю, в чем ваша беда, — сказал Руперт, усаживаясь на диван рядом с ней чуть ближе, чем предписывалось приличиями. — Беда в том, что у вас недостаточно братьев. Чем их больше, тем легче относиться к ним сдержаннее.
— Ваших братьев так часто похищали безумцы? Или к подобным вещам тоже можно привыкнуть?
— Нет, я думаю о разнообразии несчастных случаев. Нас пятеро, и всегда случалось то одно, то другое. Взять, к примеру, Алистера, у него была привычка попадать в дорогостоящие катастрофы, в которых непременно были замешаны женщины. Когда три года назад он уехал в Дербишир, мы не ожидали ничего иного и спокойно занимались своими делами. — Он помрачнел. — В действительности же все обернулось намного хуже.
— Это тот, который был тяжело ранен под Ватерлоо? — спросила она. — Боже мой! Что же произошло с ним в Дербишире?
— Он обручился, — мрачно сказал Руперт.
— О Боже! С неподходящей женщиной, как я догадываюсь?
— Нет, он обручился, — медленно, подчеркивая это слово, повторил Руперт, — чтобы жениться.
Дафна сложила на груди руки и посмотрела на него.
— Понимаю, — сказала она. — Брак — это страшная катастрофа.
— Ну, вы, естественно, смотрите на это по-другому. Думаю, он был святым.
Она с недоумением переспросила:
— Ваш брат?
Руперт махнул рукой, указывая на закрывавший ее с головы до ног траур.
— Все черное. Должно быть, он был замечательным, этот… э-э… усопший.
— О, вы имеете в виду Верджила, — сухо сказала она. — Он был ученым, уважаемым теологом.
Дафна снова занялась делом, засовывая как попало в шкаф книги, которые он так старательно расставил.
— Жаль, что он не дожил до этого путешествия с вами. Кажется, Египет в большой моде у ученых.
— Только не у Верджила, — процедила Дафна. Достаточно о Верджиле Пембруке. Если траур имеет какое-то отношение к умершему, Руперт готов съесть свои сапоги. Устрашающий черный цвет был маскировкой, как он и предполагал.
— Он мечтал отвезти меня в Святую Землю, — сказала Дафна.
— Уверен, это достойно…
— Знаю, мне следовало бы желать совершить паломничество, но мне это неинтересно. Если я должна мучиться от жары и неудобств, есть песок вместе с едой и проверять, нет ли змей и скорпионов, прежде чем надеть башмаки, то только ради подлинного увлечения. — Она с вызовом взглянула на него и захлопнула дверцы шкафа.
—Так вы испытываете непреодолимый интерес к руинам?
— Конечно, — с раздражением ответила она, — египетским руинам. Вот почему я здесь, а не в Святой Земле.
— Раис Рашад говорит, что мы совсем недалеко от Мемфиса. Мы можем нанять ослов и съездить туда. Мне говорили, что там есть часть разрушенного храма и мумия фараона, а неподалеку множество пирамид. Может быть, вы сможете найти кусок камня с письменами, которые невозможно прочитать.
Дафна не задумывалась над тем, что она ожидает найти в Мемфисе. Последние события заглушили все мысли об исследовании. Она лишь представляла себе смутную картину пустынного плато, похожего на Гизу, на котором сохранились монументы.
Она ехала рядом с мистером Карсингтоном по насыпной дороге, почти не обращая внимания на окружающее, чему имелось несколько причин. Одной из них был его внешний вид.
В это утро Руперт оделся подобающим образом, облачившись в одну из разновидностей восточной одежды. Он сменил тесный сюртук на свободную куртку, а облегающие панталоны — на широкие турецкие шаровары, заправив их в сапоги. Но теперь, когда они удалились от реки, он сначала снял красивую зеленую куртку, затем развязал шейный платок, за ним расстегнул бледно-желтый шелковый жилет и представил почти целиком свою рубашку, то есть нижнее белье, всеобщему обозрению.
Естественно, Дафна не могла оторвать от него глаз.
Ей следовало твердо указать, что это крайне неприлично: мусульмане очень стыдливы, и он должен уважать их чувства, даже если не считается с английскими правилами приличия. Она должна настоять, чтобы он снова оделся.
Дафна всегда больше, чем следовало, заботилась о приличиях.
Как непослушная девчонка, какой она когда-то была, она украдкой поглядывала на него. Дафна заметила, как рубашка обтягивает его широкие плечи и как под порывами ветра и солнечными лучами она превращается в развевающееся прозрачное покрывало. Дафна не могла отвести взгляда от его сильных рук и мощного торса. Ниже ей взгляд опускать не следовало.
Она все же исподтишка поглядывала на ту часть его тела, которая касалась седла. Широкие шаровары не могли полностью скрыть его узкие бедра. Ягодицы, без сомнения, были такими же упругими, как и все остальное.
Дафна почувствовала, как ей становится невыносимо жарко и она теряет сознание.
И тут вмешался Верджил, его образ и голос, возникшие в ее сознании, заставили ее похолодеть.
«Святой», так думал о ее супруге Руперт. О, сама святость! В течение всего своего замужества она никогда не видела Верджила без одежды.
Даже когда они занимались любовью, это происходило в темноте, и он был в ночной рубашке, и она была в ночной рубашке, и существовали правила, так много правил — слишком много для нее, для тех моментов, когда ей совсем не хотелось думать.
Дафна не хотела, чтобы Верджил снова занимал ее мысли. Она все еще сердилась, без всякой видимой причины сердилась, и это началось, как только она произнесла его имя еще раньше, на яхте.
