вмешиваться в дела своего поверенного.
– Понятно. А он один выиграет дело?
Адвокат пронзил Салли острым взглядом. Она встретила его с презрением. Рядом, нервничая, чуть не падал в обморок мистер Эдкок.
– Я думаю, мисс Локхарт хотела бы подтвердить, что… – начал он, но адвокат перебил его.
– Ваше дело – дрянь, – сказал он отталкивающим голосом. – Я не очень-то рассчитываю на успех. Если будете вести себя в суде так же, как сейчас, гарантирую вам, что проиграете. Издевка и сарказм не очень меня впечатляют, и, уж поверьте, суд они тоже не впечатлят. Ваш единственный шанс – молчать, отвечать на вопросы, которые вам задают, коротко, просто и вежливо, насколько сможете, и не делать вид, будто знаете, как заниматься таким тонким и сложным делом, как защита, лучше вашего адвоката.
У Салли перехватило дыхание. Она на мгновение закрыла глаза, сжала кулаки и услышала, как он переворачивает очередной лист. Она чувствовала, как позади туда-сюда ходит по комнате Эдкок, полный сочувствия. Салли набрала побольше воздуха и спросила:
– А можно узнать, какой линии вы будете придерживаться, защищая меня?
– Это не ваше дело. Я читал все документы. Вот и все, что вам нужно знать.
– Если вы читали документы, то должны знать, что главный вопрос в этом деле – была ли я замужем за Пэрришем или нет. И если…
Адвокат встал, засунул большие пальцы в карманы жилетки и уставился на нее сверху вниз.
– Здесь все дело в морали, – сказал он. – В порядочности, если хотите. И не думайте, что один росчерк пера в брачном свидетельстве значит больше. Вы пришли ко мне, женщина, которая по своей вине лишилась всякой добродетели, которая ведет себя ничем не лучше обычной проститутки, которая отказывает своему незаконнорожденному ребенку в достоинстве и преимуществе легального имени и дома. Вот как вы выглядите со стороны: распутная, алчная, недалекая и вульгарная. И не пытайтесь протестовать. Ваш единственный шанс сохранить ребенка – показать суду, как вы раскаиваетесь. Показать, что вам стыдно. Что вы сожалеете о том, что безрассудно и необдуманно покинули семью. Будете сидеть тихо, можете всплакнуть, и, возможно, суд проникнется к вам жалостью и благодаря моим аргументам решит, что ребенку действительно лучше остаться с вами, а не с отцом. И я не хочу, чтобы вы испортили мне все дело пустой болтовней насчет собранных вами сведений, – это вам не скандальный роман для развлечения праздных женщин. Вы ничего не смыслите в законах, да и не женское это дело. Не надо забивать себе голову вещами, в которых ничего не понимаете, и тратить мое время на глупости. Повторяю, сидите тихо, постарайтесь выглядеть раскаявшейся, а уж я буду вас защищать.
Салли несколько секунд сидела без движения, затем мило улыбнулась.
– Сколько я плачу за все это? – спросила она. – Хотя можете не отвечать, ведь джентльмены не обсуждают все, что связано с деньгами. Скажите мне: что будет с моим ребенком, если завтра я проиграю?
– Вас обяжут отдать мальчика на попечение отцу. Когда и где – решит суд.
Глаза Салли расширились, и дыхание снова перехватило. Оказалось, она не настолько хладнокровна, как думала.
– Вы сказали, что читали все документы по этому делу. – Голос Салли дрожал.
– Конечно, – презрительно бросил Коулмен.
– Жаль, что вы не заметили, но там неоднократно упоминается, что мой ребенок – девочка, а не мальчик. – Салли встала. – Спасибо, что все для меня прояснили. Теперь я уверена, что в суде вы будете действовать так же профессионально, как и сейчас. Всего хорошего.
Не взглянув на мистера Эдкока, она повернулась и вышла. Салли слышала, как ее поверенный начал рассыпаться в извинениях, как адвокат оборвал его на полуслове, слышала, как Эдкок выбежал на улицу и поспешил за ней на Мидл-Темпл-лейн.
Она остановилась в конце проезда, позволив ему догнать себя.
– Мистер Коулмен, – сказал он, запыхавшись, – один из наиболее выдающихся и уважаемых адвокатов во всем королевстве. Знай я, что вы будете вести себя с ним – даже говорить неприятно – так оскорбительно и высокомерно, я бы никогда…
– По-моему, он назвал это издевкой и сарказмом, – отрезала Салли. – Но это не важно. Если он даже не знает, что мой ребенок – девочка, он не имеет права утверждать, что читал документы.
– Это детали…
– Ах, моя дочь – деталь? Так этот адвокат называет моего ребенка? Знаете, я за сегодняшний день уже наслушалась адвокатов, с меня довольно, мистер Эдкок.
Она повернулась, чтобы уйти, но почувствовала его руку у себя на запястье и остановилась.
– Мисс Локхарт, намерением мистера Коулмена, поверьте мне, было подвергнуть вас тому стрессу, который… тому дискомфорту, который вы испытаете завтра в суде. Это наглядный пример, к тому же очень полезный, каким испытаниям, без сомнения, хочет подвергнуть вас другая сторона. Если вы помните, вы сами настояли на встрече с мистером Коулменом. Его время чрезвычайно ценно…
– Спокойной ночи. – Салли высвободила свою руку и пошла прочь.
Два часа спустя, промокшая и замерзшая, она добралась до дома. Горячая ванна, бутерброд, стакан виски с теплой водой, письма, взгляд на спящую Харриет, поцелуй на ночь, кровать. Первый раз за несколько недель Салли спала как младенец. Она все поняла. Теперь она знала, что делать.
Глава десятая
Опекунство
Сисли Корриган сидела в дальнем углу зала заседаний на скамейке для публики и пыталась осмыслить услышанное. Она была здесь практически одна. На другом конце скамьи сидел темноволосый мужчина в длинном сером пальто и все время что-то записывал в небольшой блокнот. «Возможно, это нищий поэт, – подумала она, – который целыми днями сидит в суде, потому как больше сидеть ему негде».
Слушание не заняло много времени. За отсутствием ответчицы результат был предрешен заранее. Адвокат Салли предпринял формальную попытку спасти дело, заявив, что она сожалеет, раскаивается и решила исправиться, и попросил суд отложить слушание на шесть месяцев, чтобы за это время она попыталась уладить дело миром. Но адвокат мистера Пэрриша возражал: время для примирения давно прошло, к тому же мистер Пэрриш уже неоднократно пытался решить дело миром лично и через своего адвоката, но каждый раз натыкался на непреодолимую стену презрения и нежелания разговаривать. Все детали и письма, безусловно, прилагаются к делу, и суд может с ними ознакомиться. Но суд не захотел. Мистер Пэрриш сидел печальный, держался скромно и выглядел благородно – все было продумано.
Итак, не успев начаться, через двадцать минут суд был окончен и дело закрыто. Процесс по расторжению несуществующего брака начался, суд удовлетворил ходатайство отца, Артура Джеймса Пэрриша, об опеке над ребенком, Харриет Розой Пэрриш, также известной как Харриет Роза Локхарт. Адвокатов Салли уведомили, что мать должна доставить ребенка в дом мистера Пэрриша до пяти часов дня; судебное заседание закончилось в одиннадцать утра. Если же она
