Меня мужики и взяли на карбас зуйком. Палубу драить, дела мелкие сполнять... А куда деваться было, инако прямо с голоду умирай... Шел мне тогда осьмой годок.
По осени хозяин карбаса Никита Желанный подрядился в Норвегу триста пудов жита доставить. Море беспокойным было, у нас примета такая, что моря пуще бояться по осени надо. Сам знаешь, чаще всего в море без воротиши по осени уходят. Нам всем боязно было в море выходить, да подряд сполнять надо. Желанный человеком хорошим был, да малость жадноватым, потому и гарчил на людей и в дело, и не в дело.
И поплыли. Только море подшутить лихорадно решило. За Танагубой пала непогода лютая. Положило карбас вдоль волны, трое рыбаков, что за киль ухватиться успели, да я сам и уцелели тогда. Только недолго нам жизни радоваться было, сутки океан-батюшка нами ровно детскими забавами игрался. Лежим на побочине, слабеть уже начали. Еще одного в море снесло... А как погибель совсем близко стала, тут и избавитель наш объявился, капитан Иоганн, он тогда в Мурман за пенькою шел... Ну, рыбаки в Мурмане объявились... Кому радость, кому горе великое. А мне, робятенку, и радоваться некому. Сел на причале, плачу. Тут капитан Иоганн ко мне и подошел. Выслушал, слезы мои осушил. Идем, говорит, киндер, я из тебя моряка делать буду. Третий год с ним плаваю, с ним и на флот государев пришел...
Он человек хороший, он меня по-немецки изъясняться учит, картографии да штурманским наукам обучает, к корабельному делу пристроил.
- Горька твоя судьба, Степаша, - прочувствованно сказал казак. - Только вишь, мир не без добрых людей. Учись с охотою, как года подойдут, государь тебя в Голландию морскому делу обучаться пошлет. Капитан ом. станешь, кораблем великим будешь командовать. Да что капитаны, ты еще, глядишь, и в капитан-командоры выйдешь, а то и до шаутбенахта дойдешь, такие, как наш Иван Николаевич, у тебя в подчинении будут!
Они посидели на холстах под боком у подводки, потом Суровикин с неохотою встал, поглазел на кричащих за кормою "Посланника" чаек, потянулся и предложил:
- А айда, Степаша, ко мне, я тебя колотым сахарком угощу.
- Не хочу я сахару, - взросло сказал мальчишка. - Я лучше к загребным схожу. Гаврила Рябиков там с досугом невод плетет, меня учить обещался.
- Нехитрое это дело - рыбу в невода ловить, - сказал Суровикин. - Вот ты, Степаша, пробовал когда ловить велику рыбу на уду с голым крючком?
- Да разве так можно? - усомнился юнга. - Рыба ж не дура, дядя Гриша, она наживу любит.
- А вот будем в отдыхе на берегу, - пообещал казак, - пойдем мы с тобой на залив, там я тебя и поучу. Мои-то умеют, отца иной раз облавливают!
Мальчишка ушел к загребным. Григорий Суровикин постоял немного, подставляя обветренное лицо свое солнцу да ветру, потом огляделся воровски по сторонам, убедился, что никто за ним не смотрит, откинул холст, с удовольствием окинул взглядом рисованные кресты, колупнул краску на одном из них безымянным пальцем и засмеялся от нахлынувших чувств радости да гордости за удачно выполненные дела.
Глава девятая
I, О РЫЦАРЯХ ПЛАЩА И КИНЖАЛА
Для подыскания шпиона в чужом государстве немалое искусство надобно. Жадному - усыпь путь ефимками, мимо десяти пройдет, к одиннадцатому потянется. Падок до женщин - окружи красавицами, одной из них и достанется из любовника веревки вить да государственные секреты вытягивать. Третий рожден с авантюрною жилкой, такому жаждется с риском жить, так ты ему дай этот риск, он тебе и приплачивать станет за то, что столь выгодно устроился в жизни. Четвертый карьеры жаждет, так ему надо вовремя путь впереди расчистить и помочь преуспеть в государственной пользе, а как исполнишь сие, и этот твоим будет. Любви промеж вас особой не случится, а вот уважение и чувство взаимной необходимости рядом держать будут. А есть и такие, за кем грехи тайные тянутся. Один сладострастным мужелюбцем живет, другой - руки в казну запускает, еще у одного покойник в сундуке таится. Узнай их тайные грехи да пристрастия, станешь владеть ими и подталкивать к выполнению надобного. Но самые главные твои помощники - те, кого зависть гложет. Такие ко всем с презрением относятся,
всех подозревают и пристрастно приглядываются к окружающим, грехи и пороки у них выискивая. Все им кажется, что недооценивают их способности и усердие, вот и поглядывают они по сторонам, чтоб настоящего ценителя найти. Похвали его в нужное время, о способностях великих скажи, заметь несоблюдно, что-де не там живет человек, в иной стране и оценили бы по уму, и для способностей простор достаточный дали бы. А привыкнет человек этот мнительный к лести твоей да пожеланиям славным, бери его, как налима в коряге, голыми руками, он тебе не токмо государя своего отдаст, но и отечества, его не оценившего, не пожалеет.
Шпионы разделяются на три категории - одни из них имеют ум наблюдательный и размышлениями своими способны до истины добраться. Такие обычно занимают посты и доступ имеют изрядный к тем знаниям, что разведчик для пользы своего государства с великим риском добывает, - тайные задумки государя своего, планы военные, сведения о запасах, международные дела да влечения.
Другие к оному не способны и могут использоваться лишь как добытчики слухов, светских сплетен, сбора сведений о тайных пороках и пристрастиях более вероятных кандидатов для тайных приискных дел.
Третьи и к тому не пригодны, а потому могут использоваться лишь для самых грубых дел - посеять панику, диверсию совершить, неугодного человека убрать, а то и просто - нужные слухи своевременно распускать.
Счастлив тот, кто в своей горсти держит шпионов всех видов, такой готов ко всему, и уподобить его можно искусному живописцу, который полной палитрою красок и оттенков пользуется, а потому и картина у него выходит искусная и живая.
Петр, не желая войны сразу с двумя неприятелями, пытался заключить мир, и все равно ему было, с кем этот мир будет заключен - с Портою или шведским королем. Посланник государя в Константинополе граф Толстой обладал циничным изощренным умом, но и ему приходилось туго - в соперниках у него был французский посол в Стамбуле барон Шарль де Ферриоль. Еще в марте одна тысяча семьсот шестого года французский политический интриган в меморандуме на имя султана Ахмеда III писал: "Все толкает московского царя на войну с Турцией настроение у греков и валахов и его чрезвычайная амбициозность. Поэтому надо опередить царя и напасть на него, пока он не может справиться со Швецией". В начале 1707 года Толстой через своих шпионов сумел ознакомиться с многочисленными посланиями французского посла. Незамедлительно он принялся возражать, но чаще эти возражения имели вещественную форму - деньги и подарки, - вот был язык, который без особого переводу понимали приближенные турецкого султана. Петр Андреевич Толстой с удовольствием доносил Головкину, что труды французские и подарки Ферриоля пропали даром, а ему, Толстому, обошлись все хлопоты в несколько шкурок горностая и четыре пары соболей. Понятное дело, кому пошли эти подарки - в Турции запретили носить Соболя всем, кроме султана и его визиря.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
