нужно погрузить в сон, а потом шарить в голове! — уже битый час Олмар и Роксот спорили о том, стоит ли сначала ввести меня в искусственную кому, а потом затуманить воспоминания о близких или сначало ментальное вмешательство, а потом телесное.
— Глупый юнец! — кричал Роксот, — во сне всё спутается! Воспоминания будут хаотичные, она сама должна направить на самые яркие воспоминания, которые и провоцируют душевные муки! А для этого спать — нельзя!
— А может не надо шарить в моей голове? А то как не прилично получается… Я ведь не монашкой жила… — краснея и смущаясь, как девица на выданье, пыталась вставить я своё мнение.
— Так, дорогие лекари, — вмешалась Лафиния, — би Роксот, вы начинаете, а вы, би Олмар, подхватываете, как только потребуется!
Меня уложили на кровать, рядом поставили стол, на который разместили большое количество баночек, скляночек. Всё предоставили бесплатно: мази, порошки, настойки и кристал для сбора магии, тоесть накопитель, как только её во мне станет под завязаку, это происходит из-за того, что магия только прокладывает во мне пути и будут частые всплески силы, она начнёт перетекать в него — я ещё и сомневалась, что всё предоставят, только зря деньги отложила, но всё худшее к лучшему.
С самого утра я сделала все дела, которые не могли ждать — со всеми расплатилась, распределила деньги и дала указания, что делать в случае чего, поговорила с Карвой по поводу питания, точнее о том, что я займу весь её подвал, а в замен, она будет есть из него то, что захочет, не обращая внимания на слова храмавщиков, как она говорит — служители Божьи. Поговорила с Жоли, помощницей Олмара, чтобы в случае чего она подменила сиделку, от денег она отказалась, сказав, что с друзей деньги не берёт. Вот и появился у меня первый друг.
Би Роксот пришёл поздним утром, хотя должен был в обед, он решил, что мне будет спокойней, если он расскажет мне, что и зачем он будет делать. Мне это очень помогло — я ничего не забуду, просто прошлая жизнь уйдёт на второй план, лица моих родных не расплывутся, при желании я смогу вспомнить всё в деталях.
Перед тем, как запустить магию по моему телу и дать толчок развития магическим каналам, что приведёт к перестроению тела, мне объяснили, почему не могут сразу всё вылечить. Оказалось, что дело не в том, что они не могут, а в том, что у моего организма нет столько энергии и сил, если так поступить, то от меня останутся кости и кожа. А так, будет плавное перестроение, не приводящие к истощению, при этом, я должна хорошо питаться, что будет сложно в моём состоянии. Олмар будет приходить ко мне раз в два дня, его задача заключается в том, чтобы ускорить процесс восстановления, вмешиваться в то, что со мной будет происходить он не будет.
Что конкретно будет, никто не знает, так как таких случаев практически нет и они возлагают надежды на меня. Что-то мне подсказывает, что я подопытная мышка и на моём исследовании кто-то напишет докторскую, не меньше. Ох, уж эти исследователи — активисты.
— Закрывайте глаза, постарайтесь расслабиться… Всё хорошо… Вы не одни, — бархатным голосом начал говорить Роксот, — успокойтесь… Представьте себя в мягкой и тёплой кровати… Вы расслабленны… Вам легко и ни что не может вас встревожить… Вспомните людей, которых вы любите…
Я плавно уплывала в никуда, находилась, будто, между сном и явью. В моей голове всплывали воспоминания, самые важные и не очень, они менялись по команде лекаря: вот первый поцелуй с Женей, вот предложение руки и сердца, покупка квартиры и ремонт в ней, вот рождение Пети, вот глаза мужа смотрящего на сына и улыбающегося мне, вот мы все заболели на новый год и пьëм горячий чай с мёдом вместо шампанского и салютов, рождение Машеньки, муж выбирает ей самое красивое платье на годик, первая поездка на отдых всей семьёй, сын идёт в первый класс, потом дочка, они такие красивые, как же быстро растут, Женечке идут его морщинки, юбилей свадьбы, пятнадцать лет, Петя поступает в институт, первые успехи дочки в садоводстве и её восторг, муж гладит меня по голове и говорит, что любит больше жизни, а я не могу ответить, ведь он на столько сильно меня сжал, что не вздохнуть, не выдохнуть, вот мой последний день рожденье…
Чем больше я перебирала воспоминания, тем легче мне становилось, всё подëргивалось дымкой, начинало бледнеть, словно прошло много лет. Во рту появился солёный привкус железа, всё тело начало печь, я будто яблоко в духовке, скукоживалась и карамелизировалась, в груди сдавило, забурлило и заклокотало ища выход наружу. Потом пришёл лёгкий холод и стало легче.
На смену воспоминаниям пришли сны: яркие, чёткие, до ужаса реалистичные, порой, даже, чувствовалась боль — я пыталась убежать, но не знала от чего бегу, то тонула, то падала с высоты. Кошмар казался не скончаемым, но в какой-то момент опять пришёл облегчающий холодок. И я погрузилась в тёмный, до густоты черный сон без сновидений. Я плохо понимала кто я и где нахожусь, казалось, будто меня затягивает в трясину, и опять прохлада, тепрерь, это был обычный сон, приносящий лишь покой.
Наверное, я плакала, ведь после того как очнулась, или проснулась, щеки были, будто, стянуты плёнкой, а глаза слиплись и не желали открываться. Было ощущение, что меня проехал танк и не один раз: голова трещала, в животе всё будто перемешалось, словно меня разрезали и зашили как получится, ноги и руки болели, как при артрите, во рту боль, словно мне на все зубы, одновременно, сделали пломбы. Я попыталась руками разлепить глаза, но руки не поднимались, ещё раз попыталась, но нет, стало понятно, что они, как и ноги, привязаны к кровати. Меня накрыло паникой, что происходит? Зачем меня привязали? Где все? Я начала дёргаться, звать на помощ, но из горла вырывался лишь хрип. Послышались шаги, хлопнула дверь. — Люба! — я узнала говорившего, Лафиния, — Как же ты нас напугала! Сейчас я тебя развяжу… Подожди… — Лафиния… — попыталась её спросить, что случилост, но голос отдаленно напоминал мой — этот был более ломкий и высокий, из-за этого я сбилась, да и першение не давало нормально говорить. — Молчи, молчи, — запричитала сиделка, — обо всём поговорим попозже, я вызову Олмара и когда он тебя осмотрит, подлечет и тебе станет легче, покушаешь, вот тогда и будешь говорить. — Глаза… — Да, да, сейчас. Спустя десять
