…
91 — Будущий БИОМЕХАНИЧЕСКИЙ ГУМАНИЗМ.
Дата/Время: 1 марта 23 года Хартии. Ночь и утро. Место: Канада, Новая Шотландия, Галифакса. Таунхаус в субурбе, кватира мисс Ронеро.
Элеа хихикнула, потянулась по–кошачьи, и лекторским тоном произнесла:
— Ну, вот. В соответствие с прогнозом, герр прокурор послан на этот самый палец.
— А мне показалось, что в какой–то момент у суда были сомнения, — заметила Жанна.
— Это у прокурора были сомнения. Он рассчитывал, что Верховный суд обидится на Штаубе за речи, заимствованные у европейских нацистов, и выдаст его. Ага, щас…
Меганезийка сжала кулачок и повторила жест розового воздушного шара.
Фрэдди закурил очередную сигарету и саркастически хмыкнул.
— А что должен был сделать этот Штаубе, чтобы его выдали? Публично съесть миллион негров? Сбросить на кого–нибудь атомную бомбу?
— Ты не врубился, бро, — ответила Элеа, — Наш Верховный суд вообще никогда не выдает политических преступников. Их могут посадить или грохнуть здесь, но не выдать.
— Это действительно так, — подтвердила Жанна, — я общалась на островах Элаусестере с comrade Гаэтано из «Brigada Rossa Nova». Она сбила над Римом самолет с делегацией христианских консерваторов, и бежала в Меганезию. Суд ее оправдал.
— Она тоже была министром каких–нибудь ВВС? – спросил Фрэдди.
— Нет. Она работала в пиццерии. А самолет сбила чем–то вроде «Стингера».
— Кстати, классная тетка, — встряла Элеа, — В нашей с Жанной статье по океанийскому коммунизму, про нее написано.
— Точно, я же читал! – Фрэдди хлопнул себя ладонью по лбу, — Кстати, я не понимаю, почему Жанну после этой статьи здесь не объявили коммунисткой.
Жанна сделала большие глаза и возмущенно фыркнула.
— Ты что?! Как про меня можно объявлять, что я коммунистка, если все знают, что я — королева полинезийских каннибалов–акулопоклонников?
— Ой, простите, Ваше Величество, я совсем забыл…
— К Жанне надо обращаться Imaatea–tavinihine–te–ariki, — поправила Элеа.
— О, черт! Надо записать, а то забуду.
— Не парься, Фрэдди, — посоветовала меганезийка, — Скачай из интернет «Paruu–i–hoe», Закон весла Мауна–Оро. Он есть на любом нашем сайте по фольклору… Да, кстати о фольклоре, где придумана игра в снежки, в Канаде, в Скандинавии или в Сайберии?
— Мне кажется, ее вообще не придумывали, — заметила Жанна, — Просто, когда берешь сколько–то снега, то рефлекторно лепишь снежок, а когда ты его слепила, то тебе сразу хочется куда–нибудь его запустить.
— Это ты прикалываешься? – подозрительно спросила Элеа.
— Нет, честное слово, так и есть… Черт! Фрэдди, пошли научим ее играть в снежки!
…
После снегопада, продолжавшегося всю прошлую ночь, сугробы лежали вокруг дома везде, кроме дорожки, которую Жанна успела расчистить утром. Более благоприятных условий для знакомства с народной игрой в снежки, даже и представить невозможно. Правда, было прохладно (около минус 5) и темно (поскольку стоял поздний вечер). Впрочем, света уличного фонаря и лампы над входной дверью, было достаточно для практических занятий по исследованию снежных комьев. Начав со снежков, участники постепенно добрались до более внушительных конструкций, и часа через два, рядом с дорожкой уже возвышался снеговик почти 2–метрового роста – с носом–морковкой, глазками–угольками и пластиковым ведром на голове. После этого, Жанна и Фрэдди не без усилий загнали совершенно замерзшую, но еще полную энтузиазма Элеа в дом и отправили под горячий душ. На компьютере за эти 2 часа накопилось полдюжины пропущенных вызовов. Ну, разумеется: «Арораэ, абонент Хелги Сонстром».
— О, черт! – воскликнула Жанна, щелкнув значок «обратный вызов», — Ей же, наверное, надо срочно делать итоговый репортаж.
— Сделай человеку доброе дело, — проворчал Фрэдди, — И когда ему снова понадобится доброе дело, он снова привяжется к тебе.
На экране возникла радостная Хелги – похоже, она сидела на балконе номера в отеле.
— Ой, Жанна, как здорово, что ты откликнулась! Я уже думала: вот, все меня бросили с этой непонятной темой. Это какой–то театр абсурда. Прости, что я тебя дергаю, но для меня это очень важно. Это мой первый серьезный политический репортаж…
— От этого зависит твоя дальнейшая работа, — перебила Жанна, — тебе надо сделать его быстро но качественно, увлекательно но политкорректно, честно но в соответствие с редакционной политикой, ни о чем не умолчав но никого не обидев. Так?
— Это ужасно, но боюсь, что это именно так, — ответила приунывшая нидерландка.
Жанна одобряюще подмигнула ей.
— Не теряй присутствия духа, это проще, чем тебе кажется.
— Можно, я посмотрю, как вы будете это делать? — спросил Фрэдди.
— Нет, ты так легко не отделаешься, — весело ответила Жанна, — Ты дашь нам главную увлекательную креативную идею, а что получилось, я тебе потом покажу.
— Гм… А ты в курсе, что дело уже к полуночи? Это как раз то время, когда…
— …Честное слово, я не долго. А ты как раз успеешь помыть ушки и почистить зубки.
— Извините, — сказала Хелги, — мне так неудобно, что я вас отрываю от… От…
— От make–love, — в лоб заявила Элеа, — Тебе не стыдно, вообще, а?
Меганезийка стояла, в накинутом на плечи полотенце и пушистых тапочках, уперев кулачки в бока, посреди гостиной с самым возмущенным видом.
— Ты тоже хороша, Жанна! Тебе привозят парня чуть ли не с Северного полюса, а ты, вместо того чтобы заниматься делом… Мне что, укладывать вас, как маленьких?
— Видишь ли, — сказал Фрэдди, — у Хелги решается вопрос будущей карьеры, и…
— Что, правда? — перебила Элеа.
— Ну… Ну… — растерянно произнесла нидерландка.
— Да, — ответила за нее Жанна, — Это ее первый полит–репорт…
— Ага! Тогда понятно. Короче, так. Я вижу тут только одного человека, которому сейчас нечем заняться, и это не ты Жанна, и не ты, Фрэдди… Держи нос по ветру, Хелги, мы с тобой сейчас отправим этих непосед в койку, а потом забабахаем тебе такой репорт!..
Жанна сочла за лучшее добровольно освободить место у компьютера, а не дожидаться, пока ее физически выпихнут (а к этому явно шло дело).
— Свободная пресса, — фыркнул Фрэдди.
— Вы еще здесь?! – обернувшись, прорычала Элеа, — Ну, что за фигня, а?
— Уже уходим, — сказал он, подталкивая Жанну к двери, — Не надо нас кусать и царапать.
— Отлично!… – меганезийка повернулась к экрану, — Короче, слушай, Хелги, мы будем делать все по науке. Во–первых, разберемся кто твой инфо–потребитель? Это — бюргер, который очень гордится тем, что не всегда согласен с точкой зрения правящего клана. Типа, как будто он самостоятельно мыслит той репой, которая у него вместо головы…
— Подожди! – возмутилась нидерландка, — наш канал ориентирован действительно на мыслящих людей, а не на тех, кому достаточно официальных источников…
— Те просто говорящие гайки, — отрезала Элеа, — А наши — те, которые подают признаки биологической жизни и осознают себя самостоятельными кусочками протоплазмы. Им необходимо продать фрукты…. В смысле, факты в виде тщательно протертого пюре, из которого извлечены косточки и кожура, иначе они подавятся нахрен…
— Ты и к своим инфо–потребителям так относишься, — перебила Хелги.
— Уф! Знаешь, гло, я тебе сейчас просто объясню. Ты видела репортаж Жанны о штурме крааля Гамо, в Зулустане, где американский спецназ освобождал рабов?
— Конечно! Я посмотрела все ее центрально–африканские репортажи из архива Euro–TV.
— Ага! А теперь посмотри его в архиве LantON–line. Я как раз успею выкурить сигарету.
— Но я же его уже видела!
— Ты, гло, видела пюре, а я тебе говорю: посмотри на фрукты, ОК?
Хелги смотрела «фрукты» минут 5 – на большее ее не хватило. Когда она вернулась на связь, ее лицо было уже не цвета «кровь с молоком», а цвета «крем–суп со шпинатом».
— Боже! Зачем это показывать! Это неправильно! У кого–то может случиться сердечный приступ, или еще что… Боже, неужели это было?… Лучше бы я этого не видела!
— Значит, так гло. Про сердце, там в первом кадре табличка: не уверен – не смотри. А на счет того зачем — все просто. Чтобы никто не мог сделать из войны конфетку (типа, там герои на белом ките… или коне… красота)! Уж показывать факты – так по настоящему. Кому не нравится – пусть смотрит фэнтези про драконов, рыцарей и принцесс. Но это океанийский подход. Прикинь сама: годится это для твоих инфо–потребителей?
— Нет, конечно! Но ведь в зале суда ни в кого не стреляли. Другой случай.
— Хей, гло, дело вовсе не в стрельбе. Дело в психологическом шоке. Твой потребитель думал, что Европа – центр мира, и этот мир вокруг почти что шоколадный, только на периферии ползают какие–то злые дядьки. А ты вдруг ему скажешь: прикинь, дружок, твоя Европа — это маленький аккуратный чуланчик, где злые дядьки 300 лет прятали золото, награбленное по всему миру. За счет этого золота (а не за счет каких–то своих достижений) ты, дружок и живешь. Когда ты высовываешь свой носик из чуланчика в большой мир, и пытаешься указывать, как этому миру жить — это просто смешно.
