позволяя более эффективно изучать новые виды растений. Ботанические сады таким образом получают новые образцы в свои коллекции, а также поддерживают интерес к собственным образцам на мировой арене.
Уникальный микроклимат и рвение сотрудников сада в Челси постепенно превратили его из узкоспециального сада лекарственных трав в полноценный ботанический сад. Так, например, в нем растет самая крупная плодоносящая олива в Британии: в 1976 году она дала свой максимальный урожай — 3,1 кг спелых оливок (здесь слышен звонкий смех итальянских садовников, которые снимают по 15–20 кг с каждого дерева ежегодно).
Одним из благодетелей сада был сэр Ганс Слоан, известный медик, натуралист, коллекционер и основатель Британского музея. В начале 1700-х годов у сада были трудности с управлением, и тогда Слоан купил поместье Челси, а сад сдал в аренду аптекарям по сходной цене пять фунтов в год бессрочно. До сих пор сад платит его наследникам эту сумму. Сам Слоан юношей трудился здесь подмастерьем у Джона Уоттса, того самого, что придумал обмениваться семенами. Уоттс так хорошо научил Слоана разбираться в лекарственных травах, что Слоан был отправлен на Ямайку работать врачом у генерал-губернатора острова. Эта поездка стала для Слоана судьбоносной. Во-первых, он добыл большую партию хинина и передал ее на родину, что сделало его практически национальным героем. Малярия в Британии тех времен была не редкостью — особенно в болотистых местах. Во-вторых, Слоан, приученный внимательно и без осуждения наблюдать за местными жителями и их народными способами борьбы с хворями, приметил, что ямайские женщины смешивают перетертые бобы какао с молоком, чтобы лечить желудочные проблемы. Он аккуратно переписал рецепт, привез его в Британию и поставил производство чудесного напитка на поток на фабрике Cadbury. Нетрудно догадаться, что так появилось промышленное производство какао, и в Британии напиток немедленно стал хитом. Слоан разбогател и решил, что будет правильно поддержать сад, во многом благодаря которому он заработал состояние.
Слоан сам назначил главного садовника — Филипа Миллера, который прослужил ему почти 50 лет. Миллер был сыном крестьянина-овощевода и совершенно выдающимся ботаником. Он увлеченно переписывался с коллегами по всему миру, активно обменивался семенами, саженцами и опытом, готовил других садовников (среди которых, к примеру, главный садовник Королевских ботанических садов Кью Уильям Айтон) и селекционеров (например, Уильяма Форсайта — в честь него была названа форзиция, прекрасный куст с ярко-желтыми цветками, которые распускаются ранней весной). Он написал немало книг, систематизирующих и описывающих растения, а также составлял подробные и понятные пособия по выращиванию съедобных растений. Что уж говорить — герцог Бедфордский только ему доверял руководить обрезкой своих плодовых деревьев на протяжении многих лет. Словом, это был совершенно невероятный человек. Он ушел на пенсию незадолго до смерти признанным во всем мире повелителем не просто сада лекарственных трав, а величайшей коллекции растений.
На смену ему пришел Уильям Форсайт, тоже не менее значимый ботаник, запомнившийся как создатель рокария Форсайта: на альпийскую горку ушло почти сорок тонн камней, чего раньше в Лондоне (да и во всей Британии) не случалось. К сожалению, сам рокарий был куда масштабнее цветения той флоры, что его населяла, но это не смутило общественность, и грандиозное сооружение не только не стали расформировывать, но и взяли под охрану государства. В 1846 году садом стал заведовать известный шотландский охотник за растениями Роберт Форчун. Он был человеком крайне практичным и неутомимым, множество раз ездил в Китай и привозил оттуда не только редкие растения, но и различные сорта чая, которые переправлял в Индию для выращивания. Более того, он занимался форменным промышленным шпионажем: выведывал способы заготовки чая, выращивания и производства (вплоть до того, на сколько часов оставляют те или иные листья сушиться на солнце) — и вполне успешно. А куратор викторианской поры Томас Мур смог (помимо запуска птеридомании) создать удивительную коллекцию лекарственных растений, восстановив таким образом тематическое предназначение сада.
Сад душистых трав
Наравне с аптекарскими огородами, существовавшими исключительно как места научного изыскания, в Европе существовали и сады душистых трав — уже для частного использования.
В Средние века в Европе травы использовали для заготовки и хранения мяса и маскировки неприятных запахов. А еще в качестве протодезодоранта — частое мытье тогда тоже было не очень доступным развлечением. А вот использовать травы в медицинских целях было рискованно: за подобную практику можно было легко попасть под обвинения в колдовстве, а там и до костра один шаг.
Многие из этих садов были основаны бенедиктинскими монахами, которые переводили греко-римские и арабские тексты про травы, и активно использовали в еде чабер, орегано, чеснок, базилик, лаванду, кориандр, эстрагон, шалфей и розмарин.
Расцвет травничества в Европе пришелся на XV–XVII века, а колонисты, обосновавшиеся в Северной Америке, привезли семена и туда. Многие американские колониальные дома выращивали сады душистых трав на солнечном месте недалеко от кухни: их использовали для готовки и саше. В основном выращивались мята, лаванда, петрушка, пастернак, календула, одуванчики, ромашки. Индейцы познакомили первых поселенцев с кайенским перцем и золотарником для лечения лихорадок, и с эхинацеей для заживления ран — поселенцы с радостью переняли эти знания и добавили полезные растения в свой огород.
Огород
Огород — идея исключительно утилитарная — в руках энтузиастов-умельцев тоже превращался в памятник ботанике. Так, к примеру, русский землевладелец Андрей Болотов в Тульской губернии XVIII века внезапно решил, что станет испытывать новые сорта овощей и фруктов. Быстрая перемотка — и вот на Руси появляются пришельцы из Нового Света: картошка и томат. Болотов был обычным служащим, военным, ничто не выдавало в нем ботаника-энтузиаста, но после выхода в отставку в середине 1700-х годов он уединился в своем имении Дворяниново с книгами по сельскому хозяйству. Чтение подстегивало страсть к посадкам и дружбе по переписке с такими же заморскими энтузиастами, и Болотов принялся разбивать огород и всячески с ним экспериментировать. Он разделил его на шесть частей: съедомые травы, духовитые травы, съедомые коренья, стручковатые произрастения, капустные произрастения, прочие произрастения. Не будучи профессиональным биологом, Болотов, конечно, допускал разные забавные ошибки, но в целом его бесстрашие на экспериментаторском поприще окупало все огрехи.
Сейчас Болотов стал бы чудесным амбассадором экоактивизма: он стремился питаться выращенным самостоятельно, придумывал рецепты, а также средства борьбы с болезнями растений на основе полезного их соседства. Он умудрялся выращивать артишоки, арбузы (окей, они не всегда вызревали), описал принципы севооборота и его преимуществ для сельского хозяйства, почти 600 сортов яблонь и груш, бесконечно строчил заметки для научных журналов, пытался сформулировать принципы гибридизации и активно пропагандировал
