говорит? 
— Пока ничего не говорит, задержан на пару дней до выяснения обстоятельств о крови на голове дракона, но в понедельник мне придется его выпустить, если, конечно, ничего не накопаем, — покачал головой Иван.
 — Это точно не кровь Ани?
 — Точно, группа крови ее, но дальше все совпадения заканчиваются, так что предъявить Сергею нечего. У него в кладовке может лежать что угодно, даже голова мамонта, а не только дракона. Тем более, что у него весь музей монстру посвящен. Меня начальство уже отругало за такую самодеятельность. У человека кража произошла, кольцо ценное украли, а мы его еще и посадили! В понедельник выпущу его!
 — А не мог он сам это кольцо умыкнуть?
 — Нет, не мог, у него алиби стопроцентное, он в Москву катался, журналистам сенсацию продавал. Весь день не было, на вечернем скоростном поезде прикатил, я проверял билеты. В редакции его десять человек видели, да и зачем ему воровать свое собственное кольцо?
 — А оно застраховано? — задумавшись, спросила Таня.
 — Проверил я и эту версию, он собирался всю коллекцию свою застраховать, но не успел. Так что ему самого себя грабить — глупо и совершенно неправдоподобно.
 — Ты прав! — снова задумалась Таня, смешно сморщив носик. — А кому это надо?
 — Сейчас проверяем его связи, его друзей-знакомых. Жены нет, детей нет, постоянной девушки нет. Что тоже странно, взрослый мужик — ни подруг, ни баб не водил.
 — Что тоже странно, — заметила Таня.
 — Ну, мало ли, — пожал плечами Иван. — Ты знаешь, кто мой любимый писатель?
 — Опа, быстро ты переводишь тему! Давай я угадаю, это, наверное, классик?
 — Да, правильно, — с улыбкой кивнул Иван.
 — Классик зарубежный, не похож ты на тургеневскую барышню или психологического эксперта, кто Достоевским и Тургеневым зачитывается, — размышляла далее Таня.
 — Да, зарубежный. Подсказка — английский классик.
 — Это точно не Байрон, я думаю, Конан Дойл! Правильно? «Записки о Шерлоке Холмсе»? — захлопала в ладоши парикмахер. — Наверное, под влиянием Конан Дойла ты и пошел в следователи?
 — С тобой неинтересно играть, — притворно надул губы Иван. — Все-то ты знаешь!
 Таня весело хохотала.
 — Ну, не обижайся!
 — Знаешь, мне у Шерлока нравится одна коронная фраза.
 — Про «Элементарно, Ватсон»?
 — А вот и нет, — теперь захлопал Иван. — Неужели ты ошиблась? Я не столь предсказуем. Шерлок Холмс говорил: «Отбросьте все невозможное, то, что останется, и будет ответом, каким бы невероятным он ни казался».
 — И что ты имеешь в виду? Нужно отбросить невозможное — монстра Бросно, тогда остается самое невероятное.
 — Самое невероятное — что Аня сама утонула?
 — Или Аню украли, раз она смогла написать записку после своего исчезновения.
 — А кто ее мог украсть и зачем?
 — Больше дети в городе не пропадают?
 — Нет, больше таких случаев нет, — покачал головой Иван, — и надеюсь, больше не будет. Так что у нас единственная зацепка — эта записка от Анечки, она просит о помощи, и мы должны ее спасти!
    Начало августа 1868 г. Тверская губерния
   В Вишневке у ворот их встречал улыбающийся и кланяющийся управляющий Семен.
 Поздоровавшись с мужчинами и благосклонно кивнув Глаше, он проводил всех в светлый зал, обитый деревянными дубовыми панелями.
 Посреди гостиной было расстелено красочное стеганое одеяло, на котором восседал хозяин Вишневки барин Яков Борисович Голощекин, увлеченно расставляющий деревянных лошадок по размеру и сбивающий их металлическим шариком. Прислушавшись, Глаша уловила слова песенки-считалки, которую под нос напевал впавший в детство старичок:
    Сиди-сиди, Яша, под ореховым кустом,
 Грызи-грызи, Яша, орешки каленые,
 милою дареные.
 Чок-чок, пятачок, вставай, Яша, дурачок,
 Где твоя невеста, в чем она одета?
 Как ее зовут? И откуда привезут?
 Луизой зовут. Из озера привезут… —
    вполголоса напевал Голощекин.
 Глафира застыла на месте:
 — О чем это он?
 — Ой, да не обращайте внимания, он эту песенку очень любит, — ответил Семен и махнул рукой на играющего старичка.
 — Но он что-то про Луизу говорил? Про озеро! — обратилась Глаша к сыщику Свистунову.
 Тот вместо ответа просто закатил глаза и прошипел ей на ухо:
 — Глашка, угомонись. Еще бредни чокнутого старикана не слушала! Не позорь меня!
 Лука Матвеевич краем уха услышал их перебранку:
 — Уважаемая Глафира, — скорчил он гримасу, как будто проглотил целую дюжину неспелых лимонов, — эта песенка весьма популярна у местных детишек. Видимо, от них Яков Борисович ее и узнал.
 — И что, местные детишки тоже про Луизу из озера напевают? — ехидно переспросила Глафира.
 — Насчет Луизы и озера, я думаю, это все-таки сам Яков Борисович добавил, — вклинился в беседу управляющий Семен. — Барин не сумасшедший, он много знает и понимает, прежняя память тоже часто проявляется. Он вполне может знать о гибели Луизы Генриховны и таким образом оплакивать ее потерю.
 — А Яков-дурачок в песне — это он про себя? — переспросил Аристарх Венедиктович.
 — Да нет, про Якова в песне это поется, вот только я считаю, что изначально вместо Якова было слово Ящер, и выборы невесты — это такой обряд, старинный обряд, когда самую красивую девушку отдавали древнему Ящеру, чтобы задобрить языческое божество, в качестве жертвы, — медленно с зевком ответил Лука Матвеевич.
 Глаша удивленно взглянула на публициста.
 — А случайно не могли и Луизу Генриховну скормить Ящеру-Змею как жертву-невесту?
 Литератор Спасский фыркнул.
 — Это вы такие детективные выводы сделали только лишь из строк старинной детской песенки? — скривился он.
 Сыщик Свистунов неодобрительно покачал головой.
 — Глашенька иногда заговаривается, ее фантазии не ограничены, — за спиной он показал ей кулак и первым отправился к мягкому удобному креслу.
 Семен пригласил и остальных проследовать его примеру.
 — Итак, Семен, я вижу, что от Якова Борисовича мы ничего не добьемся, разумеется, кроме детских песенок, — снисходительно кивнул Глафире господин Спасский, — потому попрошу позволения у вас…
 — Сиди-сиди, Яша, под ореховым кустом… под ореховым кустом… где твоя невеста?! Под ореховым кустом… сиди, Яша-дурачок! — громко нараспев вещал Яков Борисович, пуская слюни на стеганое одеяло.
 Глаша подняла с ковра закатившийся металлический шарик и подкатила его спятившему барину.
 — Под ореховым кустом… под ореховым кустом… — повторял Голощекин.
 — Что под ореховым кустом? — тихонько спросила Глаша.
 Старик поднял на нее совершенно нормальные здоровые глаза и серьезно ответил:
 — Как что? Там моя невеста!
 Глафира опешила.
 — А откуда вы знаете?
 — Мне Луиза сказала, она приходит ко мне по ночам и рассказывает, — прошептал ей барин. — Они мне не верят, но Луиза сама это говорила, смеялась… Под ореховым кустом… сиди, Яша-дурачок! — снова принялся раскачиваться Голощекин.
 Глафира медленно поднялась с ковра, на ходу раздумывая над этими словами.
 — Я прошу позволения у вас… — продолжал