Полковник протягивает визитную карточку с именем и адресом и иронически усмехается.
— Good luck! Желаю успеха!
Теперь только мы поняли связь некоторых явлений, с которыми столкнулись за короткое время пребывания в Триполи и которые приняли было за случайность.
Перед нашими глазами прошел ряд людей: молодой воспитанник фашистской «балиллы» с его фанатичной, непоколебимой верой в наследие дуче; несколько англичан в военной и полицейской форме и в гражданской одежде; молодой шотландец, который «по секрету» сообщил нам о своей работе в «Интеллидженс сервис», рассказал о том, что ему поручено следить за нами и о своем желании как можно скорее оставить государственную службу, чтобы закончить образование в Англии.
Все эти люди задавали нам подозрительно одинаковые вопросы. Тема машины и дорог исчерпывалась обычно в пять минут, а затем наши триполитанские «друзья» все без исключения с удивительной настойчивостью приступали к обсуждению международных и колониальных проблем, формы и содержания нашего сотрудничества с чехословацкими государственными органами…
Закончился последний трудный разговор с представителем английской военной администрации, и наши визы были признаны действительными. Последний ночлег в небольшой греческой гостинице, перед которой в полутьме улицы отдыхала наша «татра».
Авария в пустыне
Спидометр «татры» отсчитывает пятую сотню километров по раскаленному асфальту, изборожденному солнцем и войной, пятую сотню километров по выжженной пустыне, раскинувшейся на побережье залива Большой Сирт.
— Скоро мы должны быть в Сирте, на границе Киренаики.
— Первая бензозаправочная колонка. Заправимся бензином и переночуем.
Монотонный шум мотора, долгие часы работавшего с одинаковым напряжением, постепенно затихает. Впереди небольшой вираж вдоль глиняной стены. Как раз на повороте стоят два тяжелых грузовика с прицепами.
— Иржи! Тормози!..
— Ручной не берет… Осторожно! Держись!
В 20 метрах от машины на высоте предохранительного стекла «татры» вынырнул тяжелый железный шлагбаум на стойках. Педаль гидравлического тормоза без сопротивления соскользнула до самого пола. Немного забрал ручной тормоз, но тут же отказал. В последний момент поворачиваем машину на бетонную стойку. Толчок, звон стекла — и все затихает.
— С тобой ничего не случилось?
— Ударился немного головой. У тебя кровь на ноге. И на другой тоже.
— У тебя тоже. Пустяки. Царапины от стекла.
С трудом открыли мы покосившуюся дверцу. Инерция перегруженной машины, шедшей со скоростью 50 километров в час, сделала свое разрушительное дело. Передний капот, фары, буфер, рулевое управление, батареи и весь механизм передней части машины были сильно повреждены от удара о бетонную стойку.
Первой нашей мыслью были, конечно, тормоза, которые в критический момент отказали оба сразу.
У левого заднего колеса мы нашли несколько капель тормозной жидкости. Подвели домкрат и сняли колесо.
В эластичной средней части тормозной трубки, которая почти никогда не подвергается повреждениям, зияла трещина в пять сантиметров. Ее края на верхнем резиновом слое и на твердой внутренней ткани были гладкими. Разорванной оказалась лишь внутренняя часть; на внешней оболочке трубки, которая придает ей прочность в случае максимального напряжения, был ровный пятисантиметровый разрез.
У обтрепанного конца порванного троса механического тормоза была оборвана лишь четверть всех жил. Остальные были перерезаны.
С первого же взгляда стало ясным, что повреждение тормозов не могло выявиться при слабом торможении. Тормоза могли выйти из строя только при резком торможении в критический момент.
Это не могло быть простым стечением обстоятельств. Опасное положение на границе также не могло оказаться простой случайностью.
Дорожный знак перед поворотом, предупреждающий о пограничном шлагбауме, был повернут на 90 градусов, надписью к пустыне. На повороте, откуда шлагбаум можно было заметить вовремя, почти посреди дороги стояли два грузовика с прицепами. Они закрывали его до самого последнего момента.
Мы осмотрели место аварии. Тяжелый железный шлагбаум, вделанный одним концом в массивную бетонную стойку, лежал на стальной сошке другой стойки и был привязан прочной цепью и закрыт на замок. Ржавая поверхность шлагбаума сливалась с песчаным фоном пустыни и дороги позади него. От первоначальной белой или, может быть, красно-белой предостерегающей окраски шлагбаума остались лишь ржавые следы.
— Наше счастье, что ты повернул машину на стойку. Трудно представить, что было бы с нами, если бы мы налетели прямо на шлагбаум.
— Измерь, пожалуйста, высоту шлагбаума от поверхности дороги.
— Как раз на уровне наших голов, если сидеть в машине…
Мы сделали несколько документальных фотоснимков, пограничная стража составила протокол. Перевязываем порезы, а затем ведем невеселый разговор за чашкой кофе.
Перед нами не стоял вопрос, продолжать ли путешествие, или нет.
Странствование по свету — небезопасное дело. Может возникнуть ситуация и похуже, чем авария в пустыне.
Речь шла о том, как продолжать путь.
Машина была застрахована от всех несчастных случаев в британском страховом обществе «Ллойд», так что экономическая сторона вопроса не имела значения.
Прежде всего нужно было отремонтировать машину. Для этого требовались мастерская и запасные части, которые можно было доставить из Чехословакии только по морю. Посмотрели на карту. Ближайший порт, Триполи, находился в 500 километрах на северо-западе, Александрия — в двух тысячах километров на востоке. О разрушенных войной Бенгази и Тобруке не могло быть и речи.
В тот же вечер с помощью десятка услужливых рук мы погрузили потерпевшую аварию «татру» в кузов грузовика, направлявшегося в Триполи.
В Египет
Два дня и две ночи трясся старый грузовик по ливийской пустыне, прежде чем мы добрались до улиц столицы Триполитании. В Чехословакию полетела первая телеграмма:
«Авария в Сирте отказали тормоза повреждена передняя часть машины оба здоровы подробности авиапочтой Ганзелка Зикмунд».
Подробное письмо с описанием повреждений, предложением провести ремонт в Триполи и списком необходимых запасных частей было написано уже в постели. В порезы, показавшиеся на первый взгляд пустяковыми, попала инфекция и вызвала у нас обоих тяжелые воспаления.
Прошли две долгие недели, пока письмо добралось до Чехословакии. Две недели ожидания, разнообразившегося лишь визитами врача, войной с тараканами, перевязками и работой совершенно в стиле нашего триполитанского «тюремного» заключения — склеиванием из бумаги конвертов для фотоснимков.
