Герр)
Хотел бы я знать, как тебя бросить.
(«Горбатая гора», Ларри Макмёртри и Дайана Оссана по мотивам рассказа Энни Пру)
Я зол как черт и больше не собираюсь это терпеть.
(«Телесеть», Пэдди Чаефски)
Величайший трюк дьявола состоял в том, чтобы убедить мир, будто его не существует.
(«Подозрительные лица», Кристофер Маккуорри)
Я просто девушка, стоящая перед парнем с просьбой любить ее.
(«Ноттинг-Хилл», Ричард Кёртис)
Я и есть великая! Это фильмы стали мелкими.
(«Бульвар Сансет», Билли Уайлдер, Чарльз Брэкетт, Д. М. Маршмен-младший)
Эти поворачиваются до одиннадцати![205]
(«Это – Spinal Tap!», Роб Райнер, Кристофер Гест, Майкл Маккин, Гарри Ширер)
Тебе понадобится лодка побольше.
(«Челюсти», Карл Готтлиб и Питер Бенчли[206])
Все принципы сторителлинга сходятся в искусстве диалога. Диалог должен быть гибким, прицельным; отражать характер и позицию героев; действовать одновременно на уровнях сознания и подсознания истории. Диалог способен предоставить нам все, что следует знать о персонажах: кто они такие, чего хотят, куда направляются, где уже побывали, откуда родом; каковы их характер и ценности; как они воспринимают статус; насколько их истинная сущность расходится с имиджем; их отношение к другим персонажам; мучающие их тайны, которым предстоит стать движущей силой повествования.
Возьмем начальный монолог из сериала Роба Брайдона и Хьюго Блика «Марион и Джефф». Насколько хорошо мы представляем себе водителя такси Кита Баррета по итогам всего лишь 83 секунд экранного времени?
КИТ [протискивается на водительское место]: Утро доброе, утро доброе! Новый день, новый заработок. [говорит в портативную рацию] Первый заказ на сегодня, будьте добры? [шум помех – пожимает плечами]. Просто покатаюсь по округе. Иногда приходится. Не буду никуда спешить.
[Склейка: Кит ведет машину] КИТ: Эти лежачие полицейские, скажу я вам, отличная штука, но проблем от них хватает. Я не говорю, что я против них. Никогда такого не сказал бы. Спасли бы они хоть одну жизнь… Тогда, может, затраты на них оправдались.
[Склейка] КИТ: Не то, чтобы детвора приняла Джеффа как нового папу, вовсе нет. Они его воспринимают как дядю. Необычный дядя. Новый. Мне он нравится. Если уж нравится человек, значит, нравится, ничего тут не сделаешь. Нет, в самом деле, я ему так и сказал, «Я не переживаю, что потерял жену, я чувствую, что нашел друга». Я бы никогда не познакомился с Джеффом, если бы Марион не ушла от меня. Вообще без вариантов. Мы из разных миров. Он в фармакологии, я в машинах. В прямом смысле – я же как раз в машине. Ничего плохого про него не скажу, нет, сэр. Ничего плохого.
А сколько мы можем узнать из этого коротенького разговора между стареющим коммивояжером Вилли Ломеном и его женой Линдой из «Смерти коммивояжера» Артура Миллера?
ВИЛЛИ: Если бы старик Вагнер был жив, мне бы давно поручили здешнюю клиентуру. Вот это был человек! Титан! А его сынок никого не ценит. Когда я первый раз поехал на Север, фирма Вагнер понятия не имела, где эта самая Новая Англия.
ЛИНДА: Почему ты не скажешь всего этого Говарду?
ВИЛЛИ [приободрившись]: И скажу. Непременно скажу. У нас есть сыр?[207]
3.6. Истоки главного вопроса; социальные эмоции; герои и злодеи; моральное осуждение
По ходу развития нашего жизненного сюжета мы сражаемся не только с необузданными, непредсказуемыми и нерадивыми версиями нашей личности. Мы также пытаемся сопротивляться мощнейшим импульсам, обусловленным ходом эволюции и живущим глубоко внутри нас. Выпустить их на свободу – значит переместиться на десятки тысяч лет назад, в то время, когда наш вид научился рассказывать истории. Наградой за это путешествие станет раскрытие древних, но крайне важных секретов сюжетосложения, не в последнюю очередь касающихся происхождения и предназначения главного вопроса.
Фильмы и романы приносят нам удовольствие, равно как и создают напряжение, повергают в шок, причиняют душевную боль, приводят в трепет, погружают в ожидание и вызывают удовлетворение. Эти переживания уходят корнями в далекое прошлое. Эмоции, которые мы испытываем под влиянием историй, отнюдь не случайны. В ходе эволюции люди выработали определенные реакции на рассказы о героизме и злодействе, поскольку это способствовало успешному выживанию, что было особенно важно, когда мы жили в племенах охотников и собирателей.
Более 95 % всего нашего существования[208] на Земле мы прожили в подобных племенах, и бо́льшая часть находящихся в нашем распоряжении нейронных конструкций была выстроена тогда же. В сегодняшнем XXI веке, веке скорости, информации и высоких технологий, мы всё еще мыслим как люди каменного века[209]. Как бы ни была мощна наша культура, она способна лишь приглушить, но не трансформировать или нейтрализовать глубоко укоренившиеся в нас первобытные импульсы. Откуда бы мы ни были родом – с запада, востока, севера или юга, – в нашем подсознании все еще бушуют ледяные ветра плейстоцена, влияющие едва ли не на все аспекты нашей современной жизни, начиная с нравственных убеждений и заканчивая расстановкой мебели. Одно исследование установило, что мы предпочитаем размещать кровати как можно дальше от входа в спальню[210] и ложимся на них таким образом, чтобы дверь была хорошо видна, словно по-прежнему спим в пещерах и опасаемся появления ночных хищников. Мы рефлекторно подготовлены к отражению любой угрозы[211], как когда-то во времена странствий по саваннам: если кто-нибудь подкрадывается к нам и пытается напугать, наше тело автоматически реагирует так, будто нас атаковало хищное животное. По всему миру людей привлекают открытые пространства[212], лужайки и деревья с кронами как у тех, под которыми прогуливались их предки. Ценности каменного века не покинули и наших историй.
Многие психологи настаивают, что развитие человеческого языка в первую очередь было связано с потребностью обмениваться историями друг о друге, тем самым подтверждая могущество мозга-рассказчика[213]. Как бы неправдоподобно это ни звучало, определенная логика здесь есть. Люди жили крупными племенами до 150 членов[214], проживавших день за днем на большой территории[215], вероятно, в группах от пяти до десяти семей. Для поддержания работоспособности племени было крайне важно, чтобы его члены сотрудничали между собой – делились, помогали, работали вместе – и ставили нужды других выше своих собственных. Само собой, это было непросто. Люди есть люди. Тем не менее, несмотря на катастрофически несовершенное устройство нашего
