Сие Послание к Бэббитам оказало на доктора Плениша воздействие, которого не понять буйным детям нашего века, больше интересующимся Гитлером и экспрессионизмом. Им не знаком тот благоговейный трепет, с которым доктор Плениш сказал:
— От мистера Бартона я узнал об этом самом писательском ремесле куда больше, чем от Уолтера Патера.[65]
Он доказал это, заведя в «Сельских школах» уголок юмора под названием «Корнфлекс и Рефлекс», который стал самой любимой страницей журнала. Здесь появился его очерк «Тяготы умственного труда» — маленький шедевр, который впоследствии цитировали чаще, чем какой-либо другой плод его вдохновения. Начинался он так:
«Стамески и молотки сами не прыгают в руку, — сказал столяр. — Так же и ваши книги не сползут сами с полок, чтобы забраться к вам в мозг. Не количеством прочитанных книг определяется ваше умственное развитие, но тем, как вы их читаете и перечитываете. Книги не выдают своих тайн человеку, который пренебрегает ими, не ведет с ними дружбу, не пытается склонить их на откровенность. Вошедшая в поговорку библиотека деревенского врача — Шекспир, да библия, да «Анатомия» Грея — достаточно богата для того, кто выкапывает из книги каждое слово, как самородок золота».
Этот изящный пустячок перепечатали многие журнальчики и журналы по всей стране, а отсюда его позаимствовало для заполнения свободного места несколько сот газет. Некоторые из них даже упомянули авторство доктора Плениша, и он стал получать письма, адресованные ему через самые разнообразные промежуточные инстанции — от мормонской «Манны», выходившей в Солт-Лейк-Сити, до департамента просвещения штата Алабама.
Одно из самых задушевных писем прислал ему преподобный Джеймс Северенс Китто, доктор богословских наук, пастор христианской церкви Абнера Джонса в Эвенстоне, штат Иллинойс, и президент знаменитого Хескетовского Института Сельского Образования в Чикаго.
Доктор Плениш знал его по переписке, но до сих пор не имел случая заглянуть в его румяную и приветливую шотландскую физиономию. Доктор Китто однажды сочинил для «Сельских школ» коротенький панегирик по поводу выхода нового иллюстрированного издания «Бен-Гура», классического произведения, которое, по его словам, не может устареть, так же как библия и алгебра Уэнтворта. В редакцию «Сельских школ» он написал, что ему даже неловко принять их щедрый гонорар в сумме 7 долларов 44 центов. Однако чека не возвратил.
А. Дж. Джослин как-то завтракал с доктором Китто в Чикаго и отзывался о нем как о человеке ученом, но простом в обращении, убежденном в том, что Кремль строит козни против деятельности сельских церквей в Небраске, Миссури и некоторых районах южного Иллинойса. Но доктора Плениша гораздо больше заинтересовало упоминание Джослина о том, что платные сотрудники Хескетовского Института Сельского Образования, известного всем профессиональным благотворителям как ХИСО, недостаточно используют обширные фонды института. Доктор Китто пригласил мистера Джослина осмотреть контору института, где они обнаружили только ответственного секретаря — старую деву по имени Бернардина Нимрок — и двух стенографисток, рассылавших красно-зеленые циркуляры для пополнения мусорных корзин нашей необъятной страны сведениями о преимуществах сельского просвещения с предупреждением, что если мусорная корзина не вышлет пожертвования немедленно, то здания всех школ, и мелких и крупных, будут обращены в кабаки.
По словам Джослина, старый Хескет, галантерейный король, владевший самой крупной сетью магазинов по продаже галстуков и других принадлежностей мужского туалета, завещал ХИСО три миллиона долларов, но институт не расходовал и половины процентов с этого капитала. Правда, он время от времени публиковал отчет со скудными цифровыми данными и выдал субсидию нескольким избранным школам, но все это делалось тихо, без надлежащего шума, сотрудники института попросту зарывали свои таланты в землю.
Доктор Кнтто, которому, как президенту, не полагалось жалованья, был занят другими возвышенными делами, и ему некогда было изыскивать новые способы тратить доходы института, а Бернардина Нимрок хотя и получала жалованье, но была слишком робка. И оба они, как с удивлением отметил доктор Джослин, были слишком ленивы, а может быть, слишком честны, чтобы устроить своих племянников, невесток, бывших любовниц и одноклассников на какую-нибудь малообременительную работу при институте, — вязать, переписывать стихи, разговаривать по телефону и пить чай.
— Эх. мне бы добраться до этих голубчиков! Я бы их там заставил позаботиться о порядочных людях… Да, кстати, док, эти две сотни, что я вам должен, к концу месяца я смогу их вам отдать, совершенно определенно, — сказал мистер Джослин.
Все это вспомнилось доктору Пленишу, когда он получил от преподобного доктора Джеймса Северенса Китто письмо с похвалами его очерку и с предложением войти в Совет директоров ХИСО и присутствовать на его Ежегодной Летней Конференции (Конференции, а не Съезде, ибо Съезд означает ревю с голыми хористками, незаконную выпивку и пение «С днем рожденья, милый Генри, милый Генри Гизенкамп», в то время как Конференция — это оголение лишь в интеллектуальном смысле).
Доктор Плениш принял приглашение и устроил свою, семейную конференцию с Пиони.
Ее отец почти каждый месяц бывал в Чикаго; в ближайшую свою поездку он там кое-что разузнал и написал доктору следующее:
«В Хескетовское заведение заходил, познакомился, даже завтракал в ресторане с добродетельной секретаршей Бенни: Нимрок. Я и не знал, что твой тесть такой сердцеед, она, бедняжка, совсем растаяла.
Мое мнение — не трогай ты ее, она воображает, что делает доброе дело — открывает городским жителям глаза на то, какая серьезная вещь сельские школы, и пытается помаленьку оказывать давление на конгресс штата, но если тебе обязательно нужно ее место — действуй, справиться с ней будет нетрудно, а ты, наверно, сумеешь развернуть здесь прибыльное дельце. Выяснил и, как ты просил, что, кроме преподобного Китто, нужно подъехать еще к одному проповеднику-преподобному Кристиану Стерну из Нью-Йорка, он ловкий политик, участвует во всех благотворительных лавочках и обязательно приедет в Чи на конференцию.
Еще я побывал на Северной стороне, заставил мою двоюродную сестру Люси угостить меня ужином и нарочно случайно познакомился с самим преподобным Китто, и, представь себе, разговор сам собой зашел о тебе, и я рассказал ему, что ты один из директоров этой самой турецкой петрушки и попечитель Общества английского языка или как оно там называется, и если б захотел, мог бы стать ректором Кинникиника. Взвинтил этого Китто до того, что он готов вручить тебе ключи от города, если у тебя есть охота туда ехать, зачем это тебе, не понимаю, я бы предпочел Фарибо, или даже Нортфилд, или Уинону.
Нимрокша получает всего 2 200, но я полагаю, что, ежели взяться с умом, можно выговорить 4 500. Ты не обижай Бенни Нимрок, устрой ей хоть пенсию, она ничего тетя, любит шашки и кошек, как и я грешный. Любящий тебя отец
У. Джексон».
В точности неизвестно, Пиони или доктору Пленишу первому пришло в голову, что раз он так любит сельские школы со всем, что к ним относится, вплоть до жестяных умывальников, значит, его место в Институте Сельского Образования. Но не кто другой, как Пиони, по собственному почину слетала на воскресенье в Кинникиник. Возвратившись, она защебетала:
— Дорогой мой, могу тебе сообщить, что старик Булл решил прервать свой летний отпуск и поехать в Чикаго на Хескетовскую Конференцию, а Текла Шаум тебя по-прежнему любит, и она и ее папа — отныне члены — жертвователи ХИСО.
— Да ты о чем?
— Я сказала Буллу, что хоть ты и очень популярен среди бывших питомцев Кинникиника, но сам ты не одобряешь этой агитации за назначение тебя ректором…
— Какой агитации?
— …на его место, а он, как я и подозревала, член Хескетовского института, и обещал быть там в полном параде и поддержать твою кандидатуру на место ответственного секретаря. А Текле я сказала, что, честное слово, она была бы тебе куда лучшей женой, чем я, и что ты, кажется, сам так считаешь, и что… Ведь это неправда, Гидеон, правда? Я бы тебя убила, если б ты так думал! Скажи, что неправда! Ну хорошо. А теперь ступай к Джослину и пригрози ему, что, если он не приедет в Чикаго и не поддержит тебя вместе с Китто и доком Стерном, ты подашь на него в суд за неуплату жалованья. Я не шучу. Ну, мчись, дорогой.
Он помчался.
До начала ежегодной конференции Хескетовского института доктор Плениш узнал о нем все, кроме одной детали — зачем он вообще существует.
У всякой филантропической организации есть две тайны: кто ее настоящий хозяин и чем она занимается, если вообще занимается чем-нибудь, после того как заказана почтовая бумага с красивым печатным штампом и оборудован теплый кабинет, где главному администратору можно с удобством подремать.
