Лесли поочередно всматривался в лица допрашивавших его людей. Они были строги и неподвижны, жили только их руки. Алберти барабанил по столу: он действительно не мог представить, что происходит с человеком, оказавшимся в арктическом плену, и потому ненавидел капитана еще сильнее. Широкоплечий майор Горрэлл, сидя на вращающемся стуле, то сжимал, то разжимал кулаки, будто готовился схватить за горло невидимого врага, и хотя ему самому не раз приходилось сидеть во льдах, Лесли не мог рассчитывать на понимание с его стороны.
Руки полковника, казалось, оставались неподвижными, но когда капитан присмотрелся повнимательнее, то увидел, что они едва заметно дрожали. Одной рукой он прикрывал другую так, чтобы дрожь эта не бросалась в глаза.
Лесли думал, что полковник наверняка все знает о нем и Бренде, ведь об этом на базе говорили немало. Вряд ли Рид собирался ему мстить, он всего–навсего отказался его защищать. Именно поэтому и промолчал. Возможно, он опасался, как бы его не обвинили в пристрастном ведении допроса, ведь в штабе у него имелись враги, которые были бы рады его отставке. Интересно, что бы сказал полковник Рид, если бы Лесли попросил у него руки Бренды?
Лесли почувствовал, что ему трудно дышать. Стоило внимательно вглядеться в выражения лиц допрашивавших его офицеров, как мужество покинуло его. Это были не лица, а какие–то ужасные маски. И у него не было шансов добиться хоть какого–то понимания: все они были настроены против него. В эту секунду Лесли наконец понял, что на сей раз они не ограничатся дисциплинарным взысканием, как то случилось во Франции, а постараются испортить ему карьеру, да и всю жизнь. Поняв это, он почувствовал, как что–то давит его. Это конец. Теперь не видать ему Бренды, как своих ушей. Более того, он уже никогда не сможет летать. Они не позволят ему подняться в воздух, потому что не доверяют ему, считают его предателем.
Капитан чувствовал, как стынет в жилах кровь, как холодеют руки. Он, Джим Лесли, изменник? Какая глупость! Он честно служил родине, отдавая этому все свои силы. А если они требуют большего, тогда пусть создадут начиненных электронными мозгами роботов, которые будут безропотно выполнять их бесчеловечные приказы. С каким удовольствием он бы посмеялся над ними, но они все равно останутся глухи, охваченные ненавистью, к которой приучила их пропаганда, созданная в основном ими же самими.
В эту минуту Лесли показалось, что он превозмог себя и словно прозрел. На лице у него появилась холодная улыбка. Она предназначалась тем, кто его допрашивал. И поскольку они ошиблись в нем, то они совершат и другие ошибки. Они вынесли ему приговор, он же отмел все их обвинения как бездоказательные. И пусть они представляют сейчас вооруженные силы и даже само государство. Их руководящим принципом, несомненно, была верность государству. Но что это за государство, которое воспитывает их и им подобных? Какие цели оно преследует? Какие злоупотребления допустит впредь? Ради кого, спрашивается, погиб во льдах Боб Харрис? Неужели ради Америки? Или ради тех миллионов американцев, которые больше всего на свете боятся атомной войны? Или, быть может, ради горстки военных боссов, ради фанатиков–политиканов, у которых нет ни сердца, ни здравого смысла?
Лесли крепко стиснул зубы, не находя ответа на эти вопросы. Он не имел ни малейшего представления о целях этой горстки, действовавшей в интересах правительства, однако чувствовал, что разрыв неизбежен. В течение долгих лет он беспрекословно выполнял приказы, поступавшие от генералов и политиков, был послушным орудием в их руках… Они установили за ним наблюдение, поручив Хестеру запоминать каждое неосторожно оброненное им слово. Этого он им никогда не простит. Он не будет больше повиноваться им. Как только его освободят и демобилизуют, он раз и навсегда распрощается с ними. А что будет потом, этого он не знает.
Полковник Рид заметил, что Лесли сильно побледнел и даже немного пошатывается.
— Ему нужен глоток воды, — прошептал полковник, обращаясь к Горреллу, — иначе он упадет.
Майор встал и, обойдя вокруг стола, вложил в руку капитана стакан содовой. Лесли некоторое время молча смотрел на стакан, а затем бросил его на пол. Ударившись о бетон, стакан разлетелся на сотни осколков.
Алберти вскинул вверх брови, а затем принялся нервно барабанить по столу. Делая вид, что ничего не случилось, он сказал:
— Мне очень жаль, капитан. Вы могли бы стать отличным летчиком: как–никак вскарабкались на высоту 65 тысяч футов, можно считать, заглянули под пятки нашему доброму богу. Но вы оказались плохим солдатом. — И, кивнув в сторону полковника Рида, он тихо, но так, чтобы его услышал и Лесли, продолжал: — Полковник, я не имею права давать вам советы, но мне кажется, что данное дело подлежит рассмотрению в военном трибунале.
* * *
Двухмоторный самолет ВВС США вылетал, как обычно, в 11 часов 40 минут. До старта оставалось еще шесть минут. Сильный западный ветер гнал поземку. Грей, который уже успел попрощаться со всеми, первым направился к самолету. Ординарец нес его вещи. На некотором расстоянии от него шла Бренда с отцом. Рид еще издали заметил возле трапа самолета военного полицейского.
— Ты его больше не увидишь, — сказал он, обращаясь к дочери. — Он находится в отсеке для арестованных. Думаю, так будет лучше для вас обоих. Выше голову, моя девочка! Через несколько недель ты забудешь об этом. — Полковник говорил громко, плохо соображая, то ли он говорит. Ему было очень тяжело сознавать, что Бренда покидает его и, судя по всему, надолго. А если бы она стала женой капитана Лесли, то находилась бы где–нибудь поблизости. Никто, кроме самого полковника, не знал, как плохо переносит он старость и одиночество.
— Я хочу в последний раз поговорить с ним, — упрямо повторила Бренда, хотя прекрасно понимала, что в просьбе ей наверняка откажут. Не дав ей возможности попрощаться с Лесли, отец в какой–то степени порадует Грея. Гордон во всей этой истории вел себя вполне прилично и это утешение заслужил.
— Это невозможно, — деликатно проговорил полковник, — поскольку противоречит уставу и инструкции.
Мысленно сравнивая Лесли с Греем, полковник Рид в своих симпатиях мучительно раздваивался. Разумеется, капитан Лесли не столь важная фигура, как Грей. Но головокружительная карьера Грея пугала полковника, поскольку, став его женой, Бренда тоже поднимется на вершину успеха и станет недоступной для собственного отца. Она будет вращаться в обществе, где на такого старого солдата, как он, обычно поглядывают свысока. И в ее новом окружении вряд ли для него отыщется место. Но он готов перенести что угодно, лишь бы была счастлива его дочь, только, хорошо зная Бренду, не был уверен, готова ли к этому она.
— Его будут судить в Фербенксе? — спросила она. — Наверняка, — ответил ей отец. — Он сам во всем виноват — испортил себе карьеру.
В это время пилот развернул самолет и полковник увидел Грея, поднимавшегося по трапу в салон. Взглянув на последний иллюминатор в хвосте, Рид заметил капитана Лесли, которого охранял полицейский. «Какой пилот! — с невольным сожалением подумал полковник. — Но теперь ему конец…» И чтобы как–то заглушить в себе сочувствие к Лесли, он стал думать о том, что этот офицер спал с его дочерью, незадолго до того расставшись со своей красной подружкой во Франции. Рид догадывался, когда произошла роковая встреча капитана с Брендой. Четыре дня назад его джип видели на побережье. Место это казалось мало подходящим для подобных встреч, но обстоятельства были таковы, что это можно было простить, тем более что вероятность увидеть свою дочь в объятиях Грея тоже не доставляла Риду удовольствия. Однако Грей сумеет обеспечить ее и оградит от всяких неожиданностей. И даже если она позднее разведется с ним, то останется обеспеченной на всю жизнь.
— Гордон тебя простит, — сказал Рид, останавливаясь возле трапа, и крепко сжал дочери руку. — Он замечательный парень… Будь здорова, Бренда, всего тебе хорошего. Не вешай головы, малышка! Очень скоро вы оба забудете об этом инциденте…
Она тряхнула головой и вынула свою ладошку из руки отца. Губы у нее пошевелились, хотя вслух она ничего не произнесла. На какое–то мгновение ему показалось, что она хочет его обнять, но дочь резко повернулась, быстро взбежала по трапу и скрылась в самолете, даже не помахав рукой. И полковник вдруг осознал, что больше никогда не увидит дочь на своей базе.
* * *
Мощный рев моторов проникал в плохо изолированный пассажирский отсек, вызывая вибрацию кресел, багажных сеток и рам иллюминаторов. Что и говорить, в этом самолете комфорта было маловато. Пассажиры страдали от тесноты и холода. Далеко внизу, под крылом самолета, раскинулась тундра с ее коврами из мхов и лишайников, карликовыми березками и огромными заснеженными пространствами, оттаивавшими под низким полярным солнцем.
