— Вот и отлично! — спокойно прервал он ее. — А сейчас — в постельку.
Его поцелуй в лоб показался ей таким же холодным и бездушным, как и улыбка. У Дженис сердце сжалось от обиды. Как толковый финансист, мистер Лоусон всегда заботился о сохранности своего имущества, она же на сегодняшний день была главным его капиталом, потому что должна была принести ему наследника.
— А я пока спущусь вниз и послушаю музыку, — пояснил он и вышел, даже не оглянувшись.
Оставшись одна, Дженис бросилась на кровать и зашлась рыданиями. Ее мужу нужен от нее только ребенок, и больше ничего! Он мог заботиться о ней, заваливать ее дорогими подарками, но если он не мог или не хотел дать ей главного — любви, ей от него не нужно ничего!
Даже пресловутая страсть, о которой он так цветисто ей говорил, на деле оказалась всего лишь очередной уловкой. За те несколько ночей, что они спали в одной постели, Адам даже не прикоснулся к ней, появляясь лишь тогда, когда она погружалась в сон, и уходя до того, как она проснется.
Но тут, по крайней мере, в ее силах было изменить ситуацию!..
Когда Адам далеко за полночь на цыпочках зашел в спальню, тихонько разделся и осторожно лег рядом, Дженис открыла глаза и решительно повернулась к нему.
— Долго же ты, однако, слушал музыку!
— Разве ты не спишь? — с удивлением и тревогой в голосе спросил он.
— Не спится. Как мама?
— Собирается завтра же отправляться в магазины — покупать детское белье и коляску. С трудом уговорил ее отправиться спать.
— А я вспомнила твои слова о чувстве долга, ответственности и подумала, что кое в чем ты держишься не на высоте…
Дженис придвинулась к нему и, прильнув, положила голову на плечо Адама, пробежала пальцами по его широкой груди.
— Одной своей обязанностью ты, определенно, пренебрегаешь, — с притворной обидчивостью в голосе прощебетала она.
Адам напрягся и засопел, явно не оставшись безучастным к ее провокациям.
— Джен! — попробовал возразить он, но замолк.
А Дженис сделала вид, что ничего не слышала. Она по-прежнему чертила кончиками пальцев круги в шелковистых волосах на его груди, а затем опустила руку ниже, на живот Адама.
— Джен… — уже менее уверенно сказал он, и голос его дрогнул.
Дженис лукаво улыбнулась и припала губами к шее Адама.
— Если бы твоя мать знала, — проворковала она, — какой одинокой и заброшенной я себя все это время чувствую, она бы еще не так тебя отругала.
— Но я… я беспокоюсь за ребенка, боюсь нанести ему вред…
— И совершенно напрасно, — прошептала Дженис, чувствуя, как ревность кольнула ей в сердце. Снова ребенок, а она — где-то на десятом месте. И все же она почувствовала перемену в Адаме — пробудившееся в нем желание имело более чем ощутимое подтверждение, и она невольно почувствовала, как и ее начинает захлестывать страсть. — Видишь ли, я совершенно здорова, а значит, секс не может мне повредить, — пробормотала она ему на ухо, в это же время гладя ладонью его обнаженное тело. — Зато ребенок, говорят, уже во чреве чувствует, счастлива или несчастлива его мать. А я в последнее время чувствую себя такой одинокой… Ход ее удался — Адам забеспокоился:
— Джен, но я вовсе не думал… Мне не хотелось идти против твоей воли…
— Какое там против воли! — воскликнула она с нетерпением. — Совершенно наоборот… И не нужно никаких предосторожностей! Я желаю тебя, и это главное. Слышишь — я желаю тебя!
…И больше не существовало времени; было лишь мужское тело, было учащающееся дыхание Адама, слившееся в конце концов с ее сладкими стонами и вскриками, было чувство абсолютного единения, финальная конвульсия наслаждения, взрыв чистейшего блаженства и радостный крик, вырывающийся из ее груди!
Когда любовные судороги отступили и их истомленные тела вытянулись, наслаждаясь покоем, Адам пробормотал низким, подрагивающим от утоленного желания голосом:
— И после этого ты еще будешь заявлять, что мы не настоящие муж и жена?
Дженис не возражала, она думала о другом. По крайней мере, у нас есть хотя бы физическая близость и взаимное желание обладать друг другом, говорила она себе. Она могла давать ему то, что соединяло их на какое-то время, возводя мост страсти между двумя телами. Она не знала, достаточно ли этого для того, чтобы построить мост между их душами, но надеялась, что начинает строить их с Адамом будущее не на пустом месте.
9
— Миссис Лоусон… — со странной неуверенностью в голосе обратилась к Дженис экономка. — Там… В общем, вас желают видеть. Я объяснила ему, что вы отдыхаете, но он продолжал настаивать.
— Я никого не жду, — удивилась Дженис и нахмурилась. — Кто он, миссис Франклин? Как он выглядит?
На лице Лайзы Франклин появилась брезгливая гримаса.
— Он не местный, — ответила она уклончиво. — И он сказал, что вы не виделись с ним очень долгое время…
— Вот как? — Дженис была заинтригована. Она начинала скучать от сидячего образа жизни и бездействия, которые обещали затянуться еще на несколько недель, и поэтому обрадовалась возможности отвлечься. — Судя по всему, придется его принять, так? Кстати, как его зовут?
— Хьюго… Хьюго Уиллис, — выпятила нижнюю губу Лайза Франклин и, понизив голос, поинтересовалась: — Мистера Лоусона известить о визите?
— Этот… Уиллис… спрашивал мужа? Если нет, то вряд ли стоит беспокоить Адама. — Дженис расправила клетчатое хлопчатобумажное платье над своим заметно округлившимся после восьми с лишним месяцев беременности животом. — Он так не любит, когда его отвлекают от работы по пустякам!
Довод был непререкаемым. После того как Дженис в преддверии скорых родов уволилась с работы, Адам прекратил свои регулярные отлучки в столицу и предпочел работать дома, в непосредственной близости от жены. С этого времени Дженис и экономка объединились в иронично-снисходительном отношении к тому, как Адам болезненно реагировал на всякую попытку войти в его кабинет в рабочее время. Он сразу становился похожим на медведя, которого растолкали в его берлоге в разгар зимней спячки, и обе женщины, не договариваясь, решили, что мелкие проблемы можно решать и без участия хозяина поместья.
Разумеется, в том, что касалось здоровья и благополучия ребенка, дело обстояло совершенно иначе. В этом случае у Адама срабатывало какое-то шестое чувство, прямо-таки звериный нюх на опасность, угрожающую его еще не родившемуся наследнику, и даже если их с Дженис разделяли стены и несколько дверей, он возникал словно ниоткуда в самый нужный момент.
