– Конечно. И с другими психическими расстройствами тоже.
– Одну минуточку, – извинился Бентон, набирая номер координатора проекта. – Вы можете сказать мне номер телефона, с которого звонил Кенни Джампер?
– Номер неопознан.
– Хм. Не знал, что автомат нельзя опознать.
– Только что звонили из Батлеровской больницы, – сообщила доктор Лейн. – С Бэзилом что-то творится. Они просят вас прийти и посмотреть.
К половине шестого вечера стоянка Центра судебно-медицинской экспертизы округа Бровард почти опустела. Его служащие, особенно те, кто не имел отношения к медицине, редко задерживались в морге.
Центр находился на Тридцать первой авеню в малонаселенном районе, где росли пальмы, дубы и сосны, среди которых были разбросаны домики на колесах. Архитектура, характерная для южной Флориды – одноэтажное оштукатуренное здание, построенное из кораллового известняка. Оно стояло на берегу узкого полукруглого канала, где было полно москитов и не в меру активных аллигаторов. По соседству с моргом располагалась Служба спасения округа. Ее сотрудники, работающие на «скорой помощи», постоянно имели перед глазами напоминание о том, куда попадают те, кому им не удалось помочь.
Дождь почти прекратился. Шагая по лужам, Скарпетта и Джо направлялись к серебристому «хаммеру». Скарпетта его недолюбливала, но он был незаменим для поездок по бездорожью и перевозки громоздкого оборудования. Люси обожала «хаммеры». Но Скарпетту всегда угнетала парковка.
– Просто не понимаю, как кто-то мог разгуливать средь бела дня с дробовиком, – в который раз повторил Джо. – Разве что у него был обрезан ствол.
– Если обрезанное дуло не отшлифовали, на пыже могли остаться отметины, – ответила Скарпетта.
– Но отсутствие отметин еще не означает, что ствол не обрезан.
– Согласна.
– Он мог отпилить ствол, а потом зачистить дуло. Тогда мы ничего не сможем сказать, пока не найдем оружие. Двенадцатый калибр. Это все, что мы знаем.
Они это знали, потому что Скарпетта извлекла из размозженной головы Дагги Симистер пластиковый четырехлепестковый пыж от «ремингтона». Помимо этого обстоятельства, ей удалось выяснить не так уж много. Вскрытие показало, что характер нападения на миссис Симистер отличался от того, который они предположили вначале. Скорее всего она умерла бы и без всяких выстрелов. Скарпетта была уверена, что женщина находилась без сознания, когда убийца воткнул ей в рот дуло и спустил курок. Чтобы прийти к такому выводу, ей пришлось немало потрудиться.
Обширные раны головы часто скрывают повреждения, нанесенные ранее. Иногда патологоанатому приходится заниматься пластической хирургией. В морге Скарпетта восстановила голову миссис Симистер, собирая ее по кусочкам, а потом сбрила с черепа волосы. После чего обнаружила рваную рану на затылке и перелом основания черепа. Место удара совпадало с гематомой в нижней части мозга, которая была почти не повреждена выстрелом.
Если окажется, что пятна на ковре у окна – это ее кровь, значит, на нее напали именно здесь. Это также объясняет наличие пыли и синих волокон на ее ладонях. Ее ударили сзади по голове каким-то тупым предметом, и она упала. После этого нападавший поднял ее и положил на кровать.
– Я говорю это к тому, что обрез легко можно спрятать в рюкзаке, – продолжал бубнить Джо.
Направив пульт на «хаммер», Скарпетта открыла двери.
– Вовсе нет, – устало сказала она.
Джо ее утомлял. С каждым днем он раздражал ее все больше.
– Если ты отпилишь от ствола дюймов двенадцать-восемнадцать и укоротишь приклад на шесть, длина ружья будет никак не меньше восемнадцати дюймов. Если, конечно, речь идет об автоматическом ружье.
Скарпетта подумала о большой черной сумке, с которой ходил инспектор цитрусовых.
– Помповое ружье еще длиннее, – добавила она. – Так что рюкзак здесь не подойдет, разве что совсем огромный.
– Тогда большая сумка.
Скарпетта вспомнила плодосборник на длинной ручке, который инспектор разобрал и положил в большую черную сумку. Те инспектора, которых ей доводилось видеть раньше, никогда не пользовались плодосборниками. Обычно они срывали те фрукты, до которых могли дотянуться.
– Держу пари, что у него была сумка.
– Понятия не имею, – резко бросила Скарпетта.
Во время вскрытия Джо болтал, строил догадки и важно надувал щеки, пока у нее голова не пошла кругом. Он считал необходимым объявлять о каждом своем действии и зачитывать все, что записывал в протокол. Он сообщал ей вес каждого органа и вычислял, когда миссис Симистер последний раз ела, рассматривая полупереваренные овощи и мясо у нее в желудке. Вскрывая частично закупоренные коронарные сосуды, он обращал внимание Скарпетты на хруст кальция, отложившегося на их стенках, и объявлял, что, возможно, ее убил атеросклероз. Ха-ха!
Вообше-то миссис Симистер и так долго бы не протянула, у нее было больное сердце, в легких они обнаружили спайки, результат когда-то перенесенной пневмонии. Мозг частично атрофировался, так что она, вероятно, страдала болезнью Альцгеймера.
– С таким здоровьем уже все равно, от чего умирать, – заметил во время вскрытия Джо. – Мне кажется, убийца ударил се по затылку прикладом ружья, – предположил он. – Вот так. – Он ударил по воображаемой голове несуществующим прикладом. – В старушке было от силы футов пять роста, – продолжал он сочинять очередной сценарий. – Значит, чтобы разбить ей голову прикладом, который в неукороченном виде весит шесть-семь фунтов, преступник должен был обладать изрядной силой и быть выше ее.
– Вовсе не обязательно, – возразила Скарпетта, выезжая со стоянки. – Многое зависит от положения нападавшего относительно жертвы. И другие факторы тоже имеют значение. Мы же точно не знаем, чем ее ударили. И к тому же нам неизвестен пол убийцы. Так что будьте осторожнее, Джо.
– В чем?
– Пытаясь воссоздать обстоятельства ее смерти, вы выдаете желаемое за действительное и искажаете факты. Это ведь не инсценировка. Вы имеете дело с реальным человеком, которого действительно убили.
– Это просто творческий подход к делу. Что же в этом плохого? – спросил Джо, глядя прямо перед собой.
Его тонкие губы и длинный острый подбородок задрожали от обиды.
– Творчество, конечно, вещь хорошая. Но оно должно давать направление нашим поискам, а не воспроизводить то, что видим в кино и по телевизору.
Глава 52
Небольшой особняк был окружен цветущими кустами и плодовыми деревьями. Рядом голубел бассейн под черепичной крышей. Не совсем обычное место для приема пациентов, но очень поэтическое и полное символов. Когда шел дождь, доктор Мерилин Селф ощущала прилив творческой энергии, которую она, казалось, черпала из сырой теплой земли.
Она считала, что погода как бы отражает то, что происходит с пациентами, когда они переступают порог ее дома. Подавленные эмоции, подчас очень мучительные, освобождаются в этой целительной обстановке. Перемена погоды несет в себе скрытый смысл, понятный только ей одной.
«Добро пожаловать в мое ненастье. А теперь давайте поговорим о вашем».
Она придерживалась такого подхода и в своей врачебной практике, и в своих выступлениях по радио и телевидению. Она объясняла своим пациентам и слушателям, что человеческие эмоции сродни погодным катаклизмам. Любая гроза не происходит просто так. Все имеет свои причины. Разговоры о погоде не казались ей пустыми и банальными.
– Я замечаю у вас особое выражение лица, – сообщила она Пациенту, сидя в кожаном кресле в своей уютной гостиной. – Оно появилось, когда кончился дождь.
– Да нет у меня никакого особого выражения.
– Интересно, что оно появляется, когда кончается дождь. Не тогда, когда он начинается или расходится, а только после его прекращения, как это произошло сейчас.
– Ничего особенного мое лицо не выражает.
– Теперь, когда дождь кончился, оно снова появилось на вашем лице, – повторила доктор Селф. – Такое же, как тогда, когда наши беседы подходят к концу.
– Ничего подобного.
– Уверяю вас, это так.
– Я плачу триста долларов за час не для того, чтобы разговаривать о дожде. С лицом у меня все в порядке.
– Пит, я просто говорю, что вижу.
– Никакого особого выражения у меня не появляется, – продолжал настаивать Пит Марино, сидя напротив нее в откидывающемся кресле. – Все это чушь собачья. Какое мне дело до грозы? Я их столько перевидал за жизнь. Все-таки не в пустыне вырос.
Она изучающе посмотрела на него. Довольно привлекательное, хотя и несколько грубоватое лицо настоящего мужчины. Темно-серые глаза, спрятанные за стеклами очков в тонкой оправе. Его лысина, белеющая в мягком свете лампы, чем-то напомнила ей темечко новорожденного. А массивная круглая голова представлялась мягким задом, который так и тянет отшлепать.