– Да ты поосторожней, мил-человек, – приговаривал он. – Не урони бутылочки-то!
В голосе его слышались самая искренняя забота и волнение.
– Не беспокойся. Не уроню, – морщился Лисица из-за вони, исходившей от их проводника. – Показывай, куда идти!
– Так уже почти пришли. Вон она, аптека-то! А бутылочку-то покрепче держи.
– Не учи меня, а то вообще выброшу на хрен!
Угроза до того напугала пьянчужку, что он едва не свалился бездыханным. Но вовремя взял себя в руки и поспешил дальше, недоуменно и с осуждением покачивая головой. Это же надо такое удумать – разбить ноль семь портвейна! И что у людей в мозгах, это ведь даже себе представить невозможно!
Возле аптеки Василия тоже не оказалось. И провожатый погрустнел:
– Значит, он либо у высотки, либо в скупке. Ну, или на базе.
– На базе?
– Пойдемте через базу, – решил провожатый. – Как раз через нее к высотке и выйдем.
«Базой» оказались мусорные бачки, установленные за специальным бетонным ограждением. В отличие от помойки возле дома Василия тут, помимо бачков для обычных отходов, также стоял огромный контейнер для бытовой техники и другого крупногабаритного мусора. И еще рядом стояли баки для раздельного сбора стеклотары, картона и другого мусора.
– Вон он! – радостно воскликнул провожатый, увидев невысокого щупленького человечка в засаленной одежде, сортировавшего что-то. – Нашли!
– А это точно Василий из казармы? – с сомнением поинтересовалась Леся, разглядывая странную фигуру, замотанную во что-то вроде древнеримской тоги.
– Он самый и есть. Васька! Василий, скажи людям, что это ты и есть!
Но Василий не ответил. И, как показалось подругам, он тихо ругнулся себе под нос.
– Злой, – уважительно пробормотал провожатый и тут же счел нужным пояснить: – Злой, потому что трезвый! Так вы одну бутылочку мне отдайте, а вторую – ему. Тогда он с вами поговорит, а так может и прогнать за милую душу.
Получив свою бутылку, провожатый тут же удрал. Ему явно не хотелось попасть к злому с похмелья Ваське из казармы под горячую руку. А друзья не без робости, но все же пододвинулись поближе к предмету их поисков.
– Ну? – поднял на них мутный взгляд Василий и встал на какой-то ящик. – Чего столпились? Солнце мне только загораживаете!
Вид у него при этом был невероятно важный. Мужчинка приосанился и вроде бы даже стал выше ростом и шире в плечах. Прямо король помойки, да и только! Впрочем, королевскую мантию ему с успехом заменял поношенный плащ, волочившийся за этим оригиналом по земле при каждом шаге своего хозяина.
– Ну? – повторил Василий, которому явно надоели изучающие взгляды друзей.
Он бы давно уже выругался на них, но его останавливала бутылка портвейна в руках у Лисицы. Василий чутьем опытного алкоголика предвидел скорое перемещение содержимого этой бутылки в недра своего иссушенного жаждой организма. Но первым лезть с предложениями к хозяину бутылки он не спешил: у Василия, несмотря на его бедственное положение, еще сохранились остатки гордости.
– Мы хотели бы с вами поговорить. Можно?
Уважительный тон пришелся алкоголику по душе. Он еще больше раздулся и важно кивнул:
– Ну, попробуйте. Вот только кто же на сухую разговаривать станет?
– А это легко поправить! – обрадовался Лисица. – У нас и выпивка, и закуска имеются.
– Закусывают либо аристократы, либо дегенераты! – тут же парировал Василий, бессовестно переделав известную фразу. – А мы – ни то, ни другое. Мы люди простые! Нам закусывать – только градус красть!
И с этими словами он выхватил бутылку из рук Лисицы, тут же достал из кармана зажигалку, оплавил пластиковую пробку и, дождавшись, когда материал от огня размякнет, ловким натренированным движением руки сдернул ее прочь. После чего извлек из складок своего невероятного одеяния черный от грязи граненый стакан, плеснул в него вина и пригубил с поистине царственным видом.
Дегустировал Василий напиток тоже так, словно пил драгоценное бургундское из запасов какого-нибудь герцога, а не дешевый портвейн, который и вином-то нельзя было назвать. Так, коричневая бурда с запахом чего угодно, но только не винограда.
Тем не менее Василий явно остался доволен напитком. С видимым удовольствием допив стакан, он заметно подобрел. И даже предложил своим гостям:
– А не переместиться ли нам в более подходящее место?
Подруги страшно обрадовались такому предложению. Василий наводил на них легкое смущение. Они не знали, как отреагирует строптивый алкаш на их просьбу – отойти подальше от вонючих баков. Но раз уж он сам предложил, тогда дело другое.
– Обязательно переместиться! – воскликнула Леся, едва сдерживаясь, чтобы не захлопать в ладоши от восторга. – И прикупить еще чего-нибудь горячительного. Как вы на это смотрите, Василий?
– А что? Можно, – степенно отвечал пьянчуга, окончательно расположившись в пользу своих новых знакомых.
Так, почти подружившись, вся компания и переместилась на скамеечку на детской площадке. Видимо, площадка была исключительно в ведомстве местных алкашей, потому что детишек и их родителей на ней не просматривалось. Да и сама площадка, как бы это помягче выразиться, была порядком загажена.
– Знаете, а мы ведь к вам по делу, – сказал Лисица, смотавшись еще за двумя бутылками портвейна, который ему даже пришлось пригубить за компанию. – Мы хотели расспросить вас о вашем сыне.
Но Василий не пожелал поддерживать разговор на эту тему и горестно воскликнул:
– Нету у меня сына!
– Как нет? А Валентин? Валя?
– Умер! – горестно воскликнул Василий. – Умер мой Валька!
– Как умер?! А почему же соседка нам ничего о вашей утрате не сказала?
– А никто не знает, – сообщил подругам Василий. – Не в курсе народ о моем горе. Потерял я сына, как есть потерял!
– И… И давно это случилось?
– Да уж лет пять назад или того больше.
– Погодите! Но мы точно знаем, что ваш сын жив и…
– Для меня он умер! – возвестил Василий, которого уже изрядно развезло на старые дрожжи, и он ударился в слезливость.
– Ах, только для вас! – с облегчением воскликнула Леся. – Но… Но почему?
– Потому что подлец он и подонок! И не потому я так говорю, что он отца своего не помнит и не уважает – за что меня, если разобраться, и уважать-то, а потому, что как есть подонок из моего Вальки вырос! А для того ли я его в секцию бокса отдавал, чтобы он потом кулачищами своими людей обижал? Для того ли за двойку по математике его порол, чтобы он выучился и людей обманывать принялся? Вы хоть знаете, какими делами этот негодяй занимается?
– А какими же? Какими?
– Тсс… – Василий приложил к губам заскорузлый от грязи палец. – Это не моя тайна! И я не могу вам о ней рассказать. Наливай!
Последняя реплика относилась к Лисице. Тот встрепенулся и налил Василию еще портвейна.
– А сам чего не пьешь? – подозрительно уставился на него пьянчуга. – Пей! А то вообще с вами разговаривать перестану. Не люблю людей, которые меня не уважают и со мной выпить не хотят!
Подругам пришлось приложить немало сил, чтобы заверить Василия в своем огромном к нему уважении. Они даже сделали вид, что пьют это мерзкое пойло, которое по недоразумению носило гордое название – портвейн.
– Ну, то-то же, – пробурчал Василий. – А дела у моего Вальки хорошо идут, чтобы черти его всего по кусочкам разодрали! К родному отцу в дом уже не приходит. Грязно ему там, дескать, стыдно. На улице встречаемся. Да и что это за встречи такие? Я к тротуару подойду, он на машине своей подъедет, сунет мне деньги – и до свиданья! Вот и все свидание! Ни поговорить, ни пожаловаться.
– Но, значит, сын вам все-таки помогает? Заботится о вас? Не такой уж он гад!
– Да какая тут забота! Не хочет, чтобы я сдох раньше времени!
– А почему не хочет?
– Так любит он меня! – нелогично пояснил Василий, у которого, как и у всех пьяниц, было явно совсем плохо и с логикой, и с анализом, и со всеми другими мыслительными процессами, происходящими в нормальной голове.
Все-таки не зря говорят, что алкоголь – даже в малых дозах – разрушает клетки головного мозга. А что говорить про таких, как Василий, у которого этих клеток изначально было совсем немного? И пусть даже самые наиученейшие умы человечества используют свой мозг едва ли на десять процентов, у Василия и в лучшие его годы вряд ли было активизировано больше одного процента серого вещества. И, учитывая неумеренное потребление дешевого сивушного спиртного, которое поглотил за свою жизнь Василий, неудивительно, что в зрелом возрасте он пришел к такому печальному знаменателю.
– А почему любит?! – вдруг вскричал Василий, грохнув сухоньким кулачком по доскам скамейки. – Потому что отец я ему! Папка! Батяня! Шлепал его в детстве, ремня для гаденыша не жалел. Вот и вырос у меня Валька человеком. Пусть и плюет на батю, а все же большим человеком стал. Только все равно гад он! И знать я его не хочу!
