— По машинам! — скомандовал Холидей.
Мы ретировались без потерь. Потом нам сообщили, что во время нашего посещения Нью-Йоркской фондовой биржи индекс Доу-Джонса упал на 8,51 пункта, а два пожилых брокера умерли от сердечного приступа, вызванного волнением. В тот же вечер, при отъезде из Нью-Йорка, Ворнан обратился к Хейману: «Как-нибудь вы должны рассказать мне о капитализме. Что-то в нем есть».
Глава 10
Визит компьютеризованного публичного дома в Чикаго доставил нам куда меньше хлопот. Разумеется, ни у кого из чиновников и в мыслях не было включать бордель в список достопримечательностей, но Ворнан сам настоял на этом. Впрочем, никто особо и не упирался, поскольку существование подобных заведений не противоречило закону, да и пользовались они немалой популярностью. Короче, власти решили не строить из себя пуритан.
Не был пуританином и Ворнан, что, собственно, мы и поняли с первого дня нашего знакомства. Ибо не замедлил пригласить в свою постель Элен Макилуэйн, о чем она похвасталась нам. Судя по всему, побывала там и Эстер, хотя ничего не говорила об этом, а мы, разумеется, не спрашивали. Показав всем, что секс для него — любимое занятие, Ворнан пожелал ознакомиться с прелестями компьютеризованного публичного дома. Как он пояснил Крейлику, «этот визит послужит большему пониманию таинств капиталистической системы». Крейлик, однако, не сопровождал нас на Нью-Йоркскую биржу, а потому не оценил шутки.
Меня определили в провожатые Ворнану. Крейлик сам, смущаясь, попросил меня об этом. О том, чтобы отпустить Ворнана куда-либо одного, не могло быть и речи, а Крейлик уже достаточно разобрался в моем характере, чтобы знать, что возражений с моей стороны не последует. Согласился бы, кстати, и Колфф, правда, от него было бы много шума, а вот Филдз и Хейман для подобных поручений никак не подходили, считая проституцию аморальным явлением. Так что во второй половине дня мы с Ворнаном отправились на поиски эротических приключений.
Нас привезли к черному, строгих форм зданию, высотой в тридцать этажей, без единого окна. Табличка, свидетельствующая о предназначении заведения, в которое мы направлялись, на двери отсутствовала. Я с тяжелым чувством переступал порог, гадая, что учинит здесь Ворнан.
Ранее я никогда не бывал в подобных местах. Не подумайте, что хвастаюсь, но у меня не было необходимости покупать сексуальные удовольствия за деньги. Желающих переспать со мной всегда хватало, и дополнительной оплаты, помимо оказанных мною услуг, никто не требовал. Однако я всецело одобрил закон, разрешающий открытие домов терпимости. Разве секс не товар, который должен покупаться так же свободно, как еда и питье? Тем более что он жизненно необходим человеку. Да и государство получало немалый доход с этих заведений. Как я понимаю, именно последний довод оказался решающим даже для твердых сторонников пуританизма. И едва ли эти бордели открылись бы хоть в одном городе Америки, если б не постоянная нехватка средств в государственной казне.
Я не пытался объяснить все эти тонкости Ворнану Девятнадцатому. Его ставила в тупик сама идея денег, так что не имело смысла углубляться дальше, говорить о том, как деньги меняются на секс, а налоги с этих сделок направляются на повышение благосостояния всего общества. В холле он повернулся ко мне.
— Зачем нужны такие заведения вашим согражданам?
— Чтобы удовлетворять их сексуальные потребности.
— И они дают деньги за это удовлетворение, Лео? Деньги, которые они получили, выполняя какую-то другую работу?
— Да.
— А почему бы не выполнить эту работу непосредственно в обмен на удовлетворение сексуальных потребностей?
Я объяснил ему роль денег как меры стоимости и их преимущество над простым бартером. Ворнан улыбнулся.
— Интересная у вас система. Будет о чем поспорить по возвращении домой. Но почему нужно платить деньги за сексуальное удовольствие? Это же несправедливо. Женщина, которую нанимают, приходя сюда, получает деньги плюс сексуальное удовольствие, то есть ей платят дважды.
— Удовольствия они не получают, — возразил я. — Только деньги.
— Но они же участвуют в половом акте. Так что получают удовольствие от мужчин, приходящих сюда.
— Нет, Ворнан. Они лишь позволяют себя использовать. Взаимного удовольствия нет. Они доступны каждому, а потому не находят физиологического удовлетворения в том, что делают.
— Но удовольствие неизбежно, когда одно тело сливается с другим, невзирая на мотив!
— Такого нет. Во всяком случае, у нас. Вы должны понимать…
Я замолчал. На его лице отразилось неверие. Более того, ужас. В то мгновение я увидел в Ворнане пришельца из иного времени. Принципы сексуальной этики нашего общества оскорбили его до глубины души, маска скучающего туриста исчезла, и передо мной предстал истинный Ворнан Девятнадцатый, потрясенный нашим варварством. Мне же не оставалось ничего другого, как задуматься о неисповедимости путей господних, об уготованном нам будущем. А потому, дабы не предаваться грустным мыслям, я предложил Ворнану следовать дальше.
Он согласился. Мы пересекли холл, устланный пружинящим пурпурным линолеумом. Остановились перед выложенной полированными мраморными плитами стеной с чередой кабинок. Перед экскурсией я получил подробные инструкции, а потому знал, что нас ждет. Ворнан вошел в одну кабинку, я — в соседнюю, слева от него.
Едва я сел, зажглась надпись на дисплее компьютера: «Пожалуйста, отвечайте на вопросы четко и громко. Если вы прочитали и поняли написанное, скажите «да».
— Да, — громко произнес я, подумав, а способен ли Ворнан прочитать текст. По-английски он говорил бегло, но это не означало, что он умеет читать. Я было приподнялся, чтобы зайти к нему и узнать, не требуется ли моя помощь, но компьютер борделя уже вступил со мной в диалог, так что я уже не мог оторваться от дисплея.
Его интересовали мои сексуальные вкусы.
— ЖЕНЩИНА?
— Да.
— МОЛОЖЕ ТРИДЦАТИ?
— Да, — после короткого раздумья.
— ПРЕДПОЧТИТЕЛЬНЫЙ ЦВЕТ ВОЛОС?
Я помялся.
— Рыжеватые, — исключительно для разнообразия.
— ПРЕДПОЧТИТЕЛЬНЫЙ ТИП ТЕЛОСЛОЖЕНИЯ: ОПРЕДЕЛИТЕСЬ НАЖАТИЕМ КНОПКИ ПОД ЭКРАНОМ.
На экране возникли три женских контура: мальчиковая фигура, с грудью и бедрами средних размеров и с гипертрофированными благодаря стероидам и силикону формами. Моя рука застыла над кнопками. Возникло искушение выбрать самую толстую, но я напомнил себе, что пришел сюда за разнообразием, а потому остановился на мальчиковой фигуре, такой же, как у Эстер Миккелсен.