— Это место, довольно противное днем, — пробормотал судья, — ночью напоминает Долину Теней Смерти…
— Осторожнее, — тихо сказал Джайлс. — Мы приближаемся. Держитесь ближе друг к другу.
Вдруг он остановился.
— Дальше без лампы идти опасно. Маленький фонарик не поможет. Здесь начинаются топи. Ты можешь провалиться по пояс, по шею или вообще с головой и тогда вытащить тебя сможет только пара лошадей…
Зажгли фонарь, осветивший тусклым желтым светом окружающий их туман.
— Ну, мои морские волки, все на борт! И вперед — на Париж, Дижон, Лион, Марсель! Счастливого пути! — шутка Кэмпиона прозвучала дико в атмосфере страха и неизвестности.
— Нам везет, — сказал Джайлс. — Прилив поднялся выше, чем на две-трети.
Они вышли к маленькому домику, где всего несколько дней назад судья Лобетт переодевался, прежде чем сесть в лодку.
Теперь под ногами была не трава, а грязь, которая булькала и пузырилась по мере того, как надвигался прилив.
— Ради Бога, будьте осторожнее, — нервно сказал Джайлс — Отсюда начинаются топи. Здесь очень трудно пройти, особенно в темноте. Это большой риск!
Кэмпион шагнул вперед в круг света от фонаря. В нескольких футах впереди виднелась тонкая белая линия — приближающийся прилив.
— Как близко он подойдет? — спросил Кэмпион.
— Обычно прилив останавливается недалеко от домика, — ответил Джайлс, — кроме сентября, когда вода низкая. Ты видишь лодку?
— Вон она, — сказал судья, готовясь сделать шаг вперед.
Джайлс удержал его.
— Надо попробовать почву, прежде чем наступить! Подними фонарь выше, Кэмпион!
Лодка медленно покачивалась всего в нескольких ярдах от них.
Джайлс снял туфли и носки.
— Так я лучше почувствую топь, — объяснил он и осторожно двинулся вперед.
Кэмпион посмотрел через плечо. Далеко позади среди деревьев ему почудились движущиеся огни.
— Быстрее, — зашептал он, — быстрее.
Наконец Джайлс добрался до лодки и залез в нее.
— Все будет в порядке, если вы пойдете прямо на меня, — сказал он. — Я не могу подгрести ближе, а то сядем на мель.
Кэмпион схватил руку судьи.
— Ну, давайте, — шепнул он. — Сосредоточьтесь на лодке и идите. Скажите Джайлсу, чтобы греб на Херон Бич, а если не сможет в темноте, пусть доберется до середины реки и ждет там.
Закончив свое опасное путешествие к лодке, судья вдруг осознал, что Кэмпион все еще стоит на берегу с фонарем в руках.
— Давай, иди, — позвал Джайлс.
— Заткнись, ты, глупец! Отгребай, или я выстрелю из своего водяного револьвера. — И, хотя они были достаточно далеко, все равно услышали шепот Кэмпиона: — Ради Бога! Никакого героизма! Нельзя терять ни минуты, иначе вы можете все испортить. Поверьте своему дядюшке Алберту!
— Парень, ты не должен делать этого! — тон судьи Лобетта был очень серьезен.
— Джайлс, — скомандовал Кэмпион, — греби прямо, если ты не хочешь, чтобы нас всех убили, и оставайся там, что бы ты ни услышал. И если этот старый упрямец будет шуметь, ради любви к его дочери дай ему по голове веслом.
Джайлс знал Кэмпиона многие годы и понял, что наступил момент, когда надо было действовать. Опустив весло в воду, он направил лодку к центру устья.
Кэмпион замахал ему фонарем. Последнее, что увидел Джайлс, был силуэт его друга, стоящего на берегу с фонарем над головой.
— Я любил Офелию! — пробормотал Кэмпион с драматическим эффектом и медленно пошел обратно вдоль края берега, нырнул в туманный туннель и направился к домику. Он взошел по деревянной лестнице и повесил фонарь на угол двери так, чтобы его свет был хорошо виден издали. Затем, вынув из кармана фонарик, вошел в дом.
Построенный на сваях высотой в четыре фута, домик представлял собой комнату, в которой стоял грубо сколоченный стол, поддерживаемый одной ножкой и двумя крюками, вбитыми в стену. На другой стене висела полка, но такая низкая, что ее можно было использовать как сиденье.
Молодой человек осторожно огляделся. Комната была почти пуста, если не считать кое-какого лодочного снаряжения и порожнего деревянного ящика. Часть досок пола была убрана, видимо, для того, чтобы их не унесло во время прилива. Таким образом образовался люк, ведущий прямо на болото.
Кэмпион сел на скамью, положил зажженный фонарик на стол и вынул книжку детских сказок, которую он принес с собой.
«Синдбад-мореход и другие рассказы». Он переворачивал страницу за страницей: фронтиспис, посвящение, предисловие и примечания редактора… Лист, на котором было содержание, привлек его внимание — детские сказки, знакомые с детства… Невозможно было представить себе более абсурдное занятие в такой момент. Его глаза скользили по строчкам. «Синдбад-мореход», «Аладдин и его Волшебная Лампа». Вдруг его взгляд остановился. Название как бы глядело на него со страницы. Он закрыл его рукой и посмотрел в темноту.
— Я сошел с ума, — сказал он громко. — Это наконец случилось. Я сумасшедший! «Али Фергюссон Баба и сорок разбойников».
27. Ночной финал
Один в домике на болоте, Кэмпион слушал замирающие звуки собственного голоса. Затем он снял очки, вытер лицо носовым платком и уставился на свет, падающий от фонаря.
Проходили минуты, а он оставался неподвижным, слепо глядя перед собой. Тишина была непереносимой. Затем в темноте за лучом света что-то двинулось. Он мгновенно выпрямился, прислушиваясь.
Сначала он подумал, что услышал движение какой-то птицы на солончаках или чавканье грязи, но звук повторился, теперь уже ближе и более четко — шаги по траве.
Кэмпион засунул книгу в карман пиджака. Он сидел молча, выжидая.
Кто-то поднимался по деревянной лестнице: он слышал скрип старого дерева под весом грузного тела.
В следующий момент кто-то снял фонарь с крючка и в дверях появилось очертание человеческой фигуры, тяжелой и слоноподобной.
Барбера едва можно было узнать. Мягкий, глупый старый джентльмен испарился, а на его месте, глядя на молодого человека, возник монумент из плоти с дьявольскими глазами.
— Вы одни? — спросил он. — Вы очень умны, мой друг!
Кэмпион криво ухмыльнулся.
— Поговорим, как истинные джентльмены, — сказал он.
Человек, который называл себя Али Фергюссон Барбер, подошел к столу, поставил на него фонарь и встал как башня над молодым человеком, который казался карликом рядом с ним.
— Возможно, это хорошо, — сказал он. — Я думаю, настало время нам с вами провести небольшую дискуссию, мистер Рудольф К. — Он назвал имя, которое так удивило Кэмпиона, что он невольно выдал себя неожиданным восклицанием.
Барбер слабо улыбнулся.
— У меня здесь есть, мой юный друг, — сказал он, вытаскивая бумагу из кармана, — очень интересное досье. Я уверяю вас, оно содержит несколько значительных фактов. Мы оба сделали немало ошибок. Мы недооценили друг Друга, мистер…
— Называйте меня Кэмпион, — сказал молодой человек. — Теперь, когда мы так подружились, может быть, вы скажете, кто вы?
Его собеседник улыбнулся, и на мгновение его лицо напомнило лицо эксперта по картинам, но уже в следующий момент улыбка исчезла и он опять стал неузнаваемым.
— Я никогда не использовал вымышленное имя. Это глупо и очень утомительно. Я жил своей собственной жизнью.
Кэмпион пожал плечами.
— Вы себя лучше знаете, чем я, — сказал он. — И все же, я мог бы предложить вам другое имя. Садитесь и устраивайтесь поудобнее. Вон там есть ящик.
Барбер принял предложение и сел.
— Я предполагаю, что вы отправили Лобетта морем, как вы это сделали прежде. Это было очень умно с вашей стороны. Я думаю, нам будет несложно расправиться с этим старым джентльменом. Но меня в данный момент интересуете вы.
Изменения, происшедшие в Барбере, были поразительны. И именно это убедило Кэмпиона, что он — тот человек, который ему нужен.
— Как вы уже, наверное, догадались, — продолжал Барбер, — я представляю одну из самых сильных и умных организаций в мире. Насколько я знаю, вы однажды работали на нас с довольно деликатной миссией в доме под названием Блэк Дадли. Вы тогда провалились. Но теперь я и мои коллеги решили предложить вам войти в нашу организацию. Договор…
— Пожалуйста, разорвите эту бумагу. Ничего не получится с моей подписью.
Помолчав, Барбер продолжал:
— Ваш юмор иногда раздражает, но я думаю, он у вас непроизвольный, и это простительно. Мы делаем вам предложение. Лобетт стал слишком назойлив. Мы думаем, что он располагает, или считает, что располагает, ключом к секрету такой важности, что для меня не представляется возможным обсуждать это с вами. Я не собираюсь больше ничего говорить, но могу уверить вас, что, приняв предложение, вы никогда не пожалеете. Мне бы хотелось еще сообщить, что у вас нет выбора. Итак, что скажете?
