"Они заточены в Шайол Гул! " – все повторял он шепотом, желая по– детски верить в каждое слово легенды. И ещё он вспомнил, о чем сообщал в своей записке Ранд: "Сны!.. И про сны он вчера толковал… "
Подойдя к нему, Морейн впилась взглядом в лицо Перрина.
– Сны? – спросила она. В домик вошли Лан и Уно, но Морейн жестом приказала им молчать. В маленькой комнатушке стало совсем тесно: пять человек, да ещё и огир вдобавок. – А тебе. Перрин, что виделось в снах вчера и позавчера? – Она как будто и не заметила, что отвечать ему не хотелось. – Рассказывай, мы слушаем, – настаивала Морейн. – Не приснились ли тебе чего необычного? – Взглядом она обхватила Перрина, точно кузнечными клещами, вытягивая из его уст исповедь.
Воин-кузнец обвел взором лица окруживших его соратников. Каждый из них вперился в него взглядом врага, даже Мин смотрела как волчица. Поразмыслив, Перрин поведал собравшимся, какой странный сон являлся ему несколько ночей подряд. Сновидение с мечом, овладеть коим рыцарь не в силах. Но ни слова не проронил Перрин о том, какой сон, какого волка видел он минувшей ночью.
– КалландорI – прошептал Лан, услышав рассказ Перрина. По лицу Стража, обыкновенно твердому, будто угол скалы, растекалась ошеломленность.
– Так, – произнесла Морейн. – Но нужно убедиться досконально. Лан, поговори с остальными! – Лан поспешил к выходу, и властительница обратилась также к Уно: – А твои сны о чем? Тоже, я думаю, грезишь о блеске Калландора?
Шайнарец переминался с ноги на ногу. Красный глаз, украшающий его повязку, воззрился на Морейн с преданностью щенка, живой же глаз Уно помаргивал и вращался.
– Да, и мне тоже каждую ночь снятся сны о растрек… гм, клинках, Морейн Седай, – отвечал он напряженным голосом. – И в последние ночи мне, наверно, тоже снился меч. Помнить сны столь подробно, как лорд Перрин запоминает собственные сновидения, мне не дано.
– А что нам желает порассказать Лойал? – спросила Морейн.
– Сны у меня все одни и те же, Морейн Седай. Рощи, Великое Древо и стеддинг. Когда мы, огир, бродим в чужих краях, во сне мы возвращаемся в стеддинг.
И вновь повернулась к Перрину властная Айз Седай.
– Сны – они сны и есть, – молвил воин. – И ничего больше.
– Не верится что-то, – усмехнулась она. – Ты живо описал нам зал, именуемый Сердцем Твердыни. А зал сей – в крепости, называемой Цитаделью Тира. Описание таково, будто ты стоял в том зале. А сияющий меч – Калландор, Меч Который Не Меч, Меч Которого Нельзя Коснуться!
Лойал выпрямился и ударился головой в потолок. Этого он и не заметил.
– Пророчества о явлении Дракона твердят одно: Тирская Твердыня не падет, ежели рука Дракона не вооружится мечом, названным Калландор. Одно из вернейших предзнаменований Возрождения Дракона – падение Тирской Твердыни. Весь мир людской признает его Драконом, если Ранд возьмет под свою власть Калландор!
– Может быть, может быть, – слова холодноликой Айз Седай покачивались, точно льдинки на весенней воде.
– Может быть? – спросил ее Перрин. – Всего лишь "может быть"! Я верил, будто меч в руке Дракона – это последний символ победного исполнения ваших Пророчеств!
– Да, это знак, но знак не первый и не последний, – проговорила Морейн. – Калландор знаменует собой лишь исполнение всего одного из Пророчеств "Кариатонского Цикла", точно так же, как и рождение Дракона на склоне Драконовой горы явилось только первым знаком. Дракону ещё предстоит расколоть государства или сокрушить мир, разбить вдребезги. Расшифровать все предзнаменования, собранные в Пророчества, не успели даже и те ученые мужи, что посвятили сему труду всю свою жизнь. Каково значение следующего: "Мечом мира поразит он своих людей, уничтожит их листом"? Как понять, что "девять лун обяжет он служить себе"? Однако в известном Цикле всему, о чем я сейчас рассказала вам, придается точно такое же великое значение, как мечу, именуемому Калландор. Я не напомнила вам о многом ещё, столь же важном. Например, что за "раны сумасшествия и надрезы надежды" ему нужно исцелить? Какие цепи суждено ему разорвать? И кого заковали в цепи? Некоторые из Пророчеств столь неясны и туманны, что он мог бы давно уже исполнить их, но сие неведомо. Нет, конечно, Калландор – совсем ещё не конец череде Пророчеств.
Лишь краткие отрывки и отдельные строки из Пророчеств знал Перрин, и ещё меньше ему хотелось слышать о них с тех пор, как Ранд позволил Морейн всучить себе в руки то знамя. Да нет, не по душе эти строки стали Перрину ещё раньше. С того мига, как путешествие посредством Портального Камня убедило Перрина, что судьба неразрывно связала его жизнь с жизнью Ранда.
– Если же ты, Лойал, сын Арента, сына Халана, считаешь, будто Ранду достаточно просто руку протянуть, то ты глупец, впрочем, не больший, чем он сам, ежели и Ранд так считает, – продолжала Морейн. – Даже если он живым доберется до Тира, в Твердыню ему путь заказан. К Единой Силе тайренцы не испытывают ни малейшей любви, и того менее им понравится любой мужчина, объявивший себя Драконом. Направлять Силу строжайше запрещено, Айз Седай там, самое лучшее, лишь терпят, пока те не направляют Силу. Если же в Тире кто-то имеет копию Пророчеств о Драконе, а тем паче вздумает оглашать их, то нарушителя почти неминуемо возьмут под стражу и упекут в тюрьму. В Тирскую же Цитадель не войдет ни единый человек, не имея на то дозволения Благородных Лордов. Ни единый, кроме самих Благородных Лордов, не вступает в Сердце Твердыни. Ранд ещё не готов для этого дела. Просто не готов.
Перрин негромко что-то пробормотал. Мысли его заработали как бунтари. Твердыня никогда не падет, пока Калландором не завладеет рука Возрожденного Дракона. Да как, Света ради, ему добраться-то до меча – который висит внутри этой самой крепости – раньше, чем крепость падет? Да они с ума все посходили!
– Но мы-то почему здесь отсиживаемся?! – взорвалась Мин. – Ранд помчался в Тир. Нам надо спешить вслед за ним! Иначе его подстерегут враги, они убьют Дракона или… или… Почему мы сидим как вкопанные?..
– Потому, – отвечала Морейн, положив ладонь на голову Мин, – что я должна быть уверена. Поверь мне: не слишком-то приятно, когда тебя избирает Колесо. Нужно быть великим или хотя бы коснуться подлинного величия. Избранники Колеса могут лишь принимать то, что грядет.
– Надоело мне принимать то, что грядет. Устала, – Мин прикрыла глаза ладонью, Перрину показалось, что в глазах ее сверкнули слезы. – Мы здесь дожидаемся неизвестно чего, а Ранд уже, может быть, погибает один…
Морейн погладила Мин по голове, и взгляд Леди Айз Седай на сей раз был как будто исполнен жалости к молодой женщине.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
