Что-то он мне не понравился; тоже и Хват – выбежал, понюхал, хвост поджал и скулит. А тот, черный, сидит не шелохнется. «Я издалека, – говорит, глухо, будто без голоса, и кажет на запад, через мою, стало быть, землю. – Торбинс здесь?» А сам шипит, сопит и клонится на меня. Клонится, а лица-то нет – дырка под башлыком, и все; меня аж дрожь пробрала. Ну, дрожь дрожью, а чего он лезет, куда не просят?
«Давай-давай отсюда! – говорю. – Какие тебе здесь Торбинсы! Не туда заехал. Торбинсы, они в Норгорде живут, заворачивай обратно, только не по моей земле, – говорю, – а дорогой».
«Торбинса там нет, – шепчет, а шепот у него с присвистом. – Торбинс сюда поехал. Он здесь, близко. Скажешь, когда он появится, – золота привезу».
«Вези, вези, – говорю, – только не мне. Убирайся-ка подобру-поздорову, а то, смотри, собак спущу».
Он зашипел, вроде как в насмешку, и на меня конем. Я еле успел отскочить, а он дал шпоры, выбрался на дорогу, и поминай как звали… Ну а вам-то куда надо?
Фродо глядел в огонь и думал: как же теперь до парома-то?
– Не знаю, что вам и сказать, – замялся он.
– Не знаешь – послушай, чего тебе скажут, – посоветовал Бирюк. – Эх, господин Фродо, господин Фродо, и чего вас понесло в Норгорд? Дурной там народ! – (Сэм заерзал на стуле и сурово поглядел на Бирюка.) – Вот и всегда-то вы так – нет бы сначала рассудить да посоветоваться. Услышал я, помню, что вы отбились от прямой родни, от Брендизайков, и пристали к троюродному деду, – ну, говорю, добра не жди. Старый Бильбо кашу заварил, а расхлебывать вам. Он богатства-то, поди, не трудами праведными в дальних краях раздобыл. А теперь и нашлись такие тамошние, которым очень стало интересно: чьи это драгоценности зарыты у него в Норгорде?
Фродо смолчал: сварливый Бирюк угодил в самую точку.
– Так-то вот, господин Фродо, – продолжал тот. – Хорошо хоть, у вас ума хватило вернуться в родные края. Послушайте-ка доброго совета: вернулись – и живите себе тихо-мирно, с чужаками не якшайтесь. У вас и здесь друзей хватит, верно говорю. А коли тот черный снова заявится, я уж с ним разберусь – хотите, скажу, что вы навсегда уехали из Хоббитании, а то и вовсе померли. Да они и не за вами небось охотятся, а за господином Бильбо – незачем вам было фамилию-то менять!
– Пожалуй, что и так, – согласился Фродо, не отрывая глаз от огня.
Бирюк задумчиво глянул на него.
– Вы, я вижу, своей головой жить хотите, – заметил он. – И то сказать: пора уж. Да и про этого черного вы, поди, больше моего знаете, вряд ли я вас очень-то удивил. Знаете – и ладно, держите про себя, я не любопытный. А на душе у вас, видать, неспокойно. Думаете, как бы по-тихому добраться до парома, так?
– Думаю, – признался Фродо. – Только думать тут нечего, надо идти, и будь что будет. Спасибо вам за доброту вашу! Я ведь вас и ваших собак, не поверите, тридцать лет побаивался. Сдуру, конечно: был бы у меня надежный друг. Эх, жалко мне от вас уходить. Ну, может, еще наведаюсь, тогда и посидим.
– Милости просим, – сказал Бирюк. – А пока вот чего. Время к закату, нам пора ужинать, мы ведь ложимся и встаем вместе с солнцем. Может, поужинаете у нас?
– Большое спасибо, – отозвался Фродо. – Только боюсь, медлить нам нельзя. Уж и так еле-еле к ночи доберемся до переправы.
– Та-та-та, ух, спешка, слова сказать не дадут. А я о чем: поужинаем, у меня есть крытая повозка, вот я вас и довезу. Оно и быстрее будет, и надежнее, а то мало ли что.
Это меняло дело, и Фродо согласился – к великому облегчению своих спутников. Солнце почти скрылось за холмами, сумерки густели. Явились двое сыновей и три дочери Бирюка; громадный стол накрыли мгновенно, еды хватило бы на добрую дюжину гостей. Принесли свечи, разожгли камин. Пива было сколько угодно; главное блюдо, тушеные грибы с ветчиной, подобрали дочиста. Собаки лежали у огня и обгладывали кости.
После ужина Бирюк и его сыновья ушли с фонарями готовить повозку. Когда гости вышли, на дворе было совсем темно. Они уложили мешки и пристроились сами. Бирюк хлопнул вожжами по бокам двух откормленных пони. Жена его стояла в освещенных дверях.
– Ты сам-то поосторожней! – крикнула она. – С чужими не задирайся, довезешь – и прямо домой.
– Ладно, – сказал он, и повозка выехала за ворота.
Ночь была тихая, совсем безветренная, но прохладная.
Ехали медленно, без фонаря; до плотины – по дороге, а там – насыпью. У перепутья Бирюк слез, поглядел туда-сюда – темнота непроглядная, и ни звука. Речной туман клубился над запрудой и расползался по полям.
– Ишь, темень, – сказал Бирюк. – Ну, обратно-то я фонарь зажгу, а сейчас так.
До парома было больше пяти миль. Хоббиты сидели, плотно укутавшись в плащи; слышен был только скрип колес да перестук копыт. Фродо казалось, что повозка не едет, а едва ползет. Пин клевал носом; Сэм настороженно глядел в туман.
Наконец справа смутно забелелись два высоких столба – поворот к парому. Бирюк натянул вожжи; повозка приостановилась на повороте и съехала под гору. Снова миг тишины… а потом все услышали тот самый звук, который боялись услышать, – клацанье копыт. Оно приближалось от реки.
Бирюк соскочил с передка, обхватил лошадиные шеи, чтобы пони не фыркали, и уставился в туманный мрак. Крепь-крап, крепь-крап – хрупали копыта, и этот звук гулко отдавался в тихом вечернем воздухе.
– Вы лучше спрячьтесь, сударь, – торопливо посоветовал хозяину Сэм. – Лягте на дно повозки и накройтесь там ветошью, а мы уж этого Всадника как-нибудь спровадим. – Он выпрыгнул из повозки и встал рядом с Бирюком. Всадники так всадники – только пусть сначала его затопчут.
Крап-кроп, крап-кроп. Сейчас наедет.
– Эй, там! – хрипло крикнул Бирюк.
Клацанье копыт стихло. За несколько шагов проступили очертания всадника в плаще.
– Ну-ка, стоп! – приказал Бирюк. Он швырнул вожжи Сэму и шагнул вперед. – Стой где стоишь! Чего тебе надо, куда едешь?
– Я за господином Торбинсом. Вам такой не попадался? – глухо спросил чей-то голос, очень знакомый… Ну конечно же – Мерри Брендизайк. Из-под плаща показался фонарь и осветил изумленное лицо Бирюка.
– Господин Мерри! – воскликнул он.
– Он самый. А вы думали кто? – спросил Мерри, появляясь из тумана и встряхивая поводьями.
Страх сразу пропал: перед ними был всего-навсего хоббит верхом на пони, по уши укутанный в шарф.
Фродо выпрыгнул к нему из повозки.
– Нашлись, пропащие! – весело сказал Мерри. – А я уж думал, вы где-нибудь застряли, к ужину не поспеете. Да тут еще туман поднялся. Ну, я и поехал осматривать овраги, а то ведь свалитесь – кто вас вызволит? И вот бывает же – разминулись. А вы-то где их нашли, господин Бирюк? На плаву в утином пруду?
– Да они просто шли не путем, – объяснил тот. – Я чуть было на них собак не спустил; погодите, сами вам расскажут. А теперь, значит, извините, господин Мерри, господин Фродо и прочие, мне домой надо. Жена ведь, сами понимаете, а ночь-то вон какая темная.
Он подал повозку назад и развернул ее.
– Всем, стало быть, доброй ночи, – сказал он. – Надо же, денек выдался, рассказать – не поверят. Ладно, все хорошо, что хорошо кончается, – вам-то еще, конечно, добираться… да и мне тоже; ну, поглядим.
Он зажег фонари и выпрямился во весь рост. А потом вдруг достал огромную корзину из-под сиденья.
– Чуть не забыл, – добавил он. – Тут вот от жены кое-что, может, пригодится – с особым приветом господину Торбинсу!
Они проводили глазами тусклые фонари, быстро канувшие в глухую ночь. Неожиданно Фродо рассмеялся: он учуял из плотно закрытой корзины сытный запах жареных грибов.
Глава V
Раскрытый заговор
– Что ж, поторопимся и мы, – сказал Мерри. – Я уж вижу, вам шутить некогда, на месте поговорим.
И хоббиты припустились вниз прямой дорогой – ровной, накатанной, обложенной большими белеными камнями. Сотня-другая шагов, и они вышли к реке, на широкую пристань, возле которой покачивался грузный бревенчатый паром. Причальные сваи светлели под двумя высокими фонарями. На берег наползала белесая мгла; но вода впереди была черная, только в камышах – молочные завитки тумана. За рекой туман редел.