Всю дорогу Доссо развлекал Тициана рассказами про своего взбалмошного герцога, удивлявшего в молодости странными выходками. Однажды утром он выскочил из дворца нагишом со шпагой в руке, изрядно напугав оторопевших горожан. Дабы сын остепенился, правящий герцог Эрколе начал приобщать его к делам государства. Он же выбрал ему в жены Анну Сфорца, сестру одного из миланских князей. Но молодой повеса Альфонсо предпочитал хворой жене общение с наложницами, наградившими его французской болезнью. После смерти жены и отца ему пришлось всерьез заняться делами своего небольшого герцогства, игравшего определенную роль в общем раскладе политических сил. Чтобы его владения не прибрала к рукам алчная Венеция с ее ненасытным аппетитом на чужое добро или не в меру воинственный папский сынок Цезарь Борджиа, ему пришлось решиться на второй брак и по совету своей мудрой сестры Изабеллы д'Эсте взять в жены небезызвестную Лукрецию Борджиа, красавицу и умницу, успевшую дважды сменить мужей. По ней поныне вздыхает мечтающий о сане кардинала дамский угодник Бембо, который посвятил ей своих «Азоланских нимф». На все это герцог смотрит сквозь пальцы, ибо выгодным браком он сумел отвести от себя угрозу со стороны не брезгующего ничем братца жены, головореза Цезаря Борджиа.
До цели добрались лишь под утро, когда город начал просыпаться. Хлебосольная и шумная Феррара со своим в ту пору стотысячным разноязыким населением, развитой торговлей и ремеслами жила обслуживанием герцогского двора.
В отличие от других правящих династий, основанных кондотьерами, банкирами или папскими «племянниками», феррарский род д'Эсте был одним из последних в Италии оплотов феодального аристократизма и ревностным хранителем рыцарских традиций. Недаром Феррару называют эпической, ибо здесь были созданы такие выдающиеся произведения рыцарского эпоса, как «Влюбленный Роланд» Боярдо, «Неистовый Роланд» Ариосто, а позднее «Освобожденный Иерусалим» Тассо.
Как свидетельствует один из биографов, Тициану был оказан радушный прием. Вначале герцог решил показать гостю знаменитую коллекцию пушек, которая насчитывала более 150 образцов различного калибра. Давая подробные пояснения, Альфонсо д'Эсте показал себя сведущим в артиллерии и литейном деле. Когда восставшие жители Болоньи сбросили с пьедестала бронзовое изваяние ненавистного папы Юлия II перед собором Святого Петрония, единственную скульптуру Микеланджело в металле, герцог выкупил голову статуи и переплавил ее в новую мортиру, дав ей ласковое имя Юлия.
Вряд ли тактичный Тициан перебивал затянувшийся рассказ о пушках и литейном искусстве — скорее, он вежливо слушал и помалкивал. Но при упоминании имени Микеланджело оживился и умело перевел разговор на заинтересовавшую его тему. Оказывается, однажды покойный папа Юлий срочно призвал к себе герцога и потребовал от него объяснений по поводу неучастия Феррары в создаваемой Камбрейской лиге. Услышав невразумительный ответ, разгневанный понтифик чуть не палкой прогнал Альфонсо д'Эсте, пригрозив ему жестокой расправой. Вот так случайно тот вместе с десятилетним своим племянником Федерико Гонзага оказался в Сикстинской капелле, дверь в которую была не заперта. Оглядевшись, герцог взобрался на леса под потолок и принялся рассматривать фрески, ошеломившие его небывалой мощью и красотой. Тут подошел Микеланджело, и Альфонсо д'Эсте, выразив ему свое восхищение, пригласил мастера в Феррару.
Город значительно расширился и украсился прекрасными дворцами стараниями Борсо и Эрколе д'Эсте — деда и отца нынешнего правителя. На них работал великий зодчий Бьяджо Россетти, автор первого в мире генерального градостроительного плана, по которому росла и развивалась Феррара, зажатая в кольцо крепостными стенами и бастионами. Градостроительным планом Россетти заинтересовались многие европейские архитекторы, особенно французы, использовавшие его при разработке знаменитого Версальского ансамбля.
Доссо вместе с братом поводил Тициана по достопримечательным местам города. Вначале гостю был показан строящийся Диамантовый дворец, названный так из-за отделки фасада ромбовидным рустом, напоминающим огранку алмаза. Примерно так же отделан восточный фасад появившейся чуть раньше Грановитой палаты в Московском Кремле. Затем гостя свозили во дворец Скифанойя, само название которого говорило, что в нем не должно быть места скуке. Действительно, верхние залы изящного «Нескучного дворца» сплошь расписаны фресками на тему времен года со сценами сезонных работ на полях и виноградниках, охоты с борзыми, рыцарскими турнирами и прочими развлечениями местной знати в годы славного правления Лионелло д'Эсте, друга и покровителя многих гуманистов, а также его преемника — младшего брата Борсо д'Эсте. Разглядывая фрески, которые выполнили в предыдущем столетии мастера феррарской школы Франческо Косса, Лоренцо Коста и Косме Тура, Тициан воочию смог убедиться, насколько венецианская живопись превосходит по колориту эти фресковые росписи, в которых чувствуется сильная зависимость художников от первоначального рисунка, придающая их творениям скованность и жесткость.
Навряд ли Тициану приглянулась и сама Феррара, ощетинившаяся сторожевыми башнями. Ее прямые, как стрелы, улицы навевали тоску. Ему явно недоставало милых венецианских улочек, в запутанном лабиринте которых так приятно иногда заплутать и оказаться в стороне от шумной городской толпы, предаваясь созерцанию отражений зданий с их узорчатыми кружевными фасадами в водах канала. Да и здешние люди показались ему неприветливыми и угрюмыми — не чета неунывающим и вечно веселым венецианцам.
В центре города рядом с собором возвышалось мрачное каре герцогского замка, окруженного глубоким рвом с водой и подъемными мостами. В одном из крыльев дворца был размещен Тициан с помощниками. Как позже он признавался в одном из писем, жилье было скверное, с окнами на конюшню, откуда шла нестерпимая вонь. Раз в неделю из герцогских закромов ему поставляли «рыбу, солонину, оливковое масло, апельсины, свечи, сыр и пять мер вина».[43] Он немало побродил по нескончаемому лабиринту залов и коридоров замка, где окна были вечно закрыты ставнями, так как герцогиня не выносила солнечного света, заботясь о благородной бледности лица. Сколько же тайн хранили мрачные подземные казематы! Об одной из них позже поведает известный новеллист Маттео Банделло, у которого немало сюжетов почерпнул Шекспир (в частности, в «Ромео и Джульетте»). В одной из его новелл рассказывается о тайной любви юного Уго, единственного сына феррарского правителя Никколо д'Эсте по прозвищу Хромой, к молодой мачехе Паризине. За это сын был собственноручно казнен отцом. Ничего не скажешь — нравы были жестокие. Через три с лишним столетия эта столь трагически закончившаяся любовная история вдохновила поэтов-романтиков Байрона и Леопарди.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
