- По-моему, нежность, - сказал Том с каким-то странным выражением лица. - Нежность и вся эта порнография.
Впервые за долгое-долгое время Том упомянул о своей порнографической коллекции.
- Пока мне ничего непонятно, - Авери положил руку Тому на плечо. Если можешь, объясни подробнее...
- Вся беда в том, - со вздохом сказал Том, - что, по-моему, я люблю Мэри.
- Поздравляю! Тогда нет проблем.
- Как можно быть таким идиотом! - вспылил Том. - В этом-то все и дело! Черт знает, сколько лет в моей голове любовь и секс обитали в совсем разных местах. Понимаешь, что я имею в виду? Секс грязен и греховен. Любовь... о ней можно прочитать в книжке. Секс - это грудастые суки желательно двумерные: тогда ни во что не вляпаешься... А любовь, в общем, в любовь я, по большому счету, никогда не верил. Наверно... - Он сглотнул. Пот градом катился по его лбу. Это признание давалось ему очень и очень нелегко. - Беда в том, что я испытываю к Мэри бесконечную нежность. Я уважаю ее... так как же, черт возьми, я могу сделать с ней такое... Это, видимо, уже условный рефлекс, - жалобно закончил он. - Павловские собачки и все такое.
Авери от всего сердца стало жалко Тома. Ведь тот отчаянно боролся с привычками и взглядами, выработанными всей его предыдущей жизнью.
- Всего один маленький вопрос, - мягко сказал Авери. - Как, по-твоему, к тебе относится Мэри?
- Она ко мне неравнодушна, - начал объяснять Том. - Очень даже неравнодушна. Мне кажется, я действительно нравлюсь этой бедной девочке. Черт, может, она даже любит меня... Она дает мне так много...
В этот миг Авери чувствовал себя даже не стариной, а настоящим, умудренным опытом, стариком.
- У нас с тобой, похоже, случай, когда слепой пытается вести немощного, - наконец сказал он. - Но во всяком случае... Знаешь, Том, женщина может играть множество разных ролей - ребенок, девственница, шлюха, сестра, жена, мать. Я полагаю, что женщина (большинство женщин) несут в себе всего понемногу. И Мэри тоже. Твоя беда в том, что ты думаешь, будто должен только лелеять ее и все. Черт возьми, она наверняка давным-давно поняла, что ты ее любишь. Теперь ей хотелось бы, чтобы ты ею воспользовался.
- Но как? - беспомощно спросил Том.
- Возьми ее тело, парень. Забудь о душе. Обращайся с ней, как с проституткой.
- Я... я не могу!
- Этому легко помочь, - улыбнулся Авери. - Есть лекарство - четыре порции Барбариного виски. Исключительно в медицинских целях. Три тебе и одна Мэри.
- Но...
- И никаких «но»... Этой же ночью. Сегодня вечером мы с Барбарой пойдем погулять по берегу. Когда вернемся, будем дежурить. Немного удачи и природа позаботится обо всем остальном.
- Я не могу сделать это, - возразил Том. - Не могу... с Мэри.
- Черт тебя возьми, ты это сделаешь! - рявкнул Авери. - А не то я поговорю по душам с Мэри и выложу ей все, что знаю о твоих дурацких комплексах.
- Спокойно, старина, - начал горячиться Том. - Мы, похоже, переходим на личности.
- Можно мне на тебя сослаться? - засмеялся Авери. - Это станет девизом нашего лагеря!
Не говоря ни слова, Том встал и пошел прочь. Всю дорогу до лагеря они молчали. Обед прошел в очень напряженной обстановке. Глядя на них, женщины решили, что Том и Авери крупно поссорились.
Вечером, как и обещал, Авери повел Барбару погулять вдоль берега моря. Было так тепло, что они решили искупаться - все еще экзотика, ведь вода серебрилась в свете сразу двух лун.
Когда они вернулись в лагерь, Том и Мэри уже ушли спать. Барбара, ничего не знавшая о замысле Авери, была несколько удивлена. По правде говоря, Авери молчал почти всю прогулку. Как Барбара ни пыталась выведать у него, что же произошло у них с Томом, Авери уклонялся от ответа.
У костра Авери заметил два пластмассовых стаканчика.
- Если хочешь, можешь лечь, - сказал он Барбаре, с удовлетворением понюхав стаканы. - Я подежурю.
- Что-то здесь происходит, - подозрительно заявила Барбара. - Ты, случайно, не знаешь, что именно?
- Ровным счетом ничего особенного. Я подежурю, а ты поспи.
- Мы все будем делать вместе, - решила Барбара. - Что-то произошло. Я хочу знать, что.
- Настанет время, и ты, несомненно, все узнаешь... Ладно, давай действительно пойдем спать. К чертям собачьим это дежурство. Одну ночь перебьемся. Дьявол присмотрит за своими слугами.
Барбара не возражала. Они уже очень давно не видели и следа золотых людей. Зевая, она направилась в палатку вслед за Авери.
Утром Авери и Барбаре хватило одного взгляда на Мэри, чтобы понять: что-то и в самом деле произошло. Она не выглядела сияющей, как это обычно бывает с женщинами в подобных случаях. Она казалась несколько удивленной, немного усталой и странно довольной.
Том тоже выглядел удивленным и каким-то гордым, что ли.
Барбара, с ее женской интуицией, очень скоро догадалась, что к чему. Авери знал это с самого начала.
Исподтишка наблюдая за Томом и Мэри, Авери внезапно ощутил острую зависть. Зависть и чувство вины.
Как это все смешно! Он покосился на Барбару и увидел, что она тоже испытывает зависть. Вдруг ему захотелось крепко сжать ее в объятиях. Но он не двинулся с места. Он сделал вид, будто ничего не замечает.
- Врачу, - пробормотал он, - исцелися сам.
17
Примерно через неделю после того, что Авери называл для себя Брачной Ночью Тома и Мэри, они снова встретились с золотыми людьми - на этот раз с женщиной. Задним числом эта встреча казалась ничего не решающей. Однако это было начало. Во всяком случае, она наглядно, как думал Авери, показала золотым людям, что обитатели Лагеря Два не хотят ни с кем воевать.
Однажды Том и Авери бродили по лесу в поисках некоего довольно редкого фрукта, который все они успели очень полюбить. Он представлял собой странную смесь кокоса и грейпфрута, отлично утолял жажду. «Молоко» имело отчетливый привкус грейпфрута, как, впрочем, и мягкая оболочка «ореха» - своего рода вкусная и сочная жевательная резинка. Даже скорлупки, и те шли в дело - они были твердые и вовсе не хрупкие. После сушки на солнце из них получались прекрасные миски, практически не пропускающие воду. Несколько таких мисок уже использовались в хозяйстве Лагеря Два.
Если фрукт был необычен, то что же сказать о дереве, на котором он произрастал? Это дерево стояло на опорах - дюжинах длинных крепких, белых корней, поднимавшихся довольно высоко над землей. На высоте примерно восьми футов они соединялись в короткий древесный ствол. Издали все это сооружение выглядело как огромная старомодная птичья клетка.
Ну и, разумеется, растущий на этом дереве фрукт стали называть птичьим. Пока что Том и Авери обнаружили всего полдюжины таких деревьев-клеток. И вот еще одна загадка: плоды с них исчезали куда быстрее, чем можно было бы ожидать. Том и Авери полагали, что некоторые звери тоже любят лакомиться птичьими плодами. Они даже обдумывали разные способы защиты «своего» урожая.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
