В 1934 году Рейнхард Гейдрих послал в Швейцарию агента по имени Георг-Ханнес Тома с целью разузнать как можно больше фамилий немецких вкладчиков. Тома поселился в Цюрихе, завязал интрижки с одинокими кассиршами, подружился с мелкими банковскими служащими. Когда у гестапо возникали подозрения, что то или иное лицо имеет незаконный счет, Тома под видом посредника пробовал положить в банк деньги. Как только деньги принимали, Гейдриху становилось известно, что счет существует. Владельца арестовывали, тот под пытками выдавал подробности, и вскоре банк получал обстоятельную телеграмму, в которой по всей форме требовалось возвращение всех активов.

Война гестапо со швейцарскими банками становилась все изощреннее и шире. Перехваты телефонных разговоров, телеграмм и писем между Германией и Швейцарией стали обычной практикой. Клиентов казнили или отправляли в концлагерь. В Швейцарии раздавались гневные протесты. В конце концов Союзное собрание – парламент страны – в спешном порядке приняло новый Банковский кодекс, запрещающий под страхом тюремного заключения разглашать сведения о вкладах клиентов. Георга Тома разоблачили и выслали.

Швейцарские банки стали рассматривать сделки с германскими гражданами как слишком опасные и хлопотные. Связь с клиентами стала, по существу, невозможной. Сотни счетов были просто заброшены перепуганными владельцами. Во всяком случае, у респектабельных банкиров не было никакого желания ввязываться в эти рискованные операции. Утечка сведений о клиентуре означала огромные убытки. К 1939 году когда-то прибыльный бизнес с немецкими номерными счетами лопнул.

– Потом началась война, – продолжала Шарли. Они дошли до конца Нойерзее и повернули обратно. За деревьями слышался гул движения по осевой магистрали Восток – Запад. Над деревьями высился купол Большого зала. Берлинцы шутили, что для того, чтобы его не видеть, нужно быть внутри него. – После 1939 года по вполне понятным причинам спрос на швейцарские счета резко возрос. Люди отчаянно стремились вывезти свою собственность из Германии. Вот тогда-то банки изобрели новый вид вкладов. За двести франков вы получали ящик с номером, ключ и письмо, удостоверяющее право на пользование ими.

– Точь-в-точь как у Штукарта.

– Верно. Нужно просто предъявить письмо и ключ, и все в ваших руках. Никаких вопросов. На каждый вклад можно получить столько ключей и писем, сколько готов оплатить его держатель. Вся прелесть в том, что банки больше ни в чем не замешаны. В один прекрасный день со своими сбережениями может явиться маленькая старушенция, если, конечно, получит выездную визу. А через десять лет с письмом и ключом явится её сын и унесет с собой наследство.

– Или же объявятся гестаповцы…

– …и если у них будут письмо и ключ, банк все им отдаст. Никаких неприятностей. Никакой огласки. Никакого нарушения Банковского кодекса.

– И что, эти вклады существуют до сих пор?

– В конце войны под нажимом из Берлина швейцарское правительство запретило делать новые вклады. Но что касается старых, то они хранятся до сих пор, потому что условия соглашений должны соблюдаться. Так что эти вклады не только сохранили, но и, пожалуй, ещё более увеличили свою ценность. Их продают и покупают. Генри говорит, что Цаугг как раз специализируется на них. Одному Богу известно, что там в этих ящиках.

– Вы упоминали о Штукарте этому вашему Найтингейлу?

– Конечно, нет. Я сказала ему, что пишу материал для «Форчун» о «наследствах, утерянных в ходе войны».

– Так же как вы говорили мне, что собирались взять интервью у Штукарта для статьи о «первых шагах фюрера»?

Поколебавшись, она спокойно спросила:

– Что это значит?

У него стучало в голове, все ещё болели ребра. Что он имел в виду? Он закурил, чтобы дать себе время подумать.

– Люди, столкнувшиеся с насильственной смертью, стараются о ней забыть, бегут прочь. Но не вы. Вспомните прошлую ночь – как вам хотелось снова побывать в квартире Штукарта, с каким нетерпением вы вскрывали его письма. А сегодня утром – перерыли кучу информации о швейцарских банках…

Он прервал разговор. На них удивленно глядела проходившая по дорожке пожилая пара. До него дошло, что и они были довольно странной парой – штурмбаннфюрер СС, небритый и слегка помятый, и явная иностранка. Ее произношение, возможно, было безукоризненным, но в её облике, выражении лица, одежде, манерах было что-то, выдававшее, что она не немка.

– Пойдемте сюда. – Марш свернул с дорожки и направился к деревьям.

– Дайте закурить.

В тени деревьев Шарлет взяла у него сигарету и прикурила, прикрывая пламя ладонями. В глазах плясали его отблески.

– Ладно. – Она шагнула назад, обхватив плечи руками, словно ей было холодно. – Это правда, что мои родители знали Штукарта до войны. Правда, что я была у него перед Рождеством. Но я ему не звонила. Он сам позвонил мне.

– Когда?

– В субботу. Поздно вечером.

– Что он сказал?

Американка рассмеялась:

– Так не пойдет, штурмбаннфюрер. В моем деле информация является товаром, имеющим хождение на свободном рынке. Но я готова поменять её на другой товар.

– И что же вы хотите знать?

– Все. Зачем вам прошлой ночью нужно было вламываться в чужую квартиру? Почему у вас секреты от своих же людей? Почему гестапо чуть было не убило вас час назад?

– Ах, это… – улыбнулся Марш. Он страшно устал. Прислонившись к шершавой коре дерева, он глядел в глубь парка. Подумал, что ему нечего терять.

– Два дня назад, – начал следователь, – я выловил из Хафеля труп.

Он рассказал ей все. Рассказал о смерти Булера и исчезновении Лютера. Рассказал о том, что видел Йост и что с ним стало. Рассказал о Небе и Глобусе, о сокровищах искусства в о его личном деле в гестапо. Рассказал даже о заявлении Пили. Когда он кончил, то почувствовал облегчение. Как он заметил, это характерно для исповеди преступников, знавших, что их признания однажды доведут их до виселицы.

Журналистка долго молчала.

– Справедливо, – сказала она наконец. – Не знаю, почему так, но со мною это тоже бывало.

В субботу вечером Шарлет рано легла спать. Погода была отвратительная – начинался заряд дождя, заливавшего город в течение трех дней. Она неделями не хотела никого видеть. Знаете, как это бывает. Это все Берлин. В тени этих огромных серых домов, в окружении бесконечных форменных мундиров, хмурых бюрократов чувствуешь себя ничтожной, беспомощной.

Телефон зазвонил в половине двенадцатого, она как раз засыпала. Мужской голос. Напряженный. Отчетливый. «Против вашего дома телефонная будка. Идите туда. Через пять минут я туда позвоню. Если занята, подождите».

Она не узнала говорившего, но что-то в его тоне подсказывало ей, что он не шутит. Она оделась, схватила пальто, заковыляла по ступенькам на улицу, пытаясь на ходу надеть туфли. Дождь хлестал в лицо. На другой стороне находилась старая деревянная телефонная будка – слава Богу, пустая.

Ожидая звонка, она вспомнила, когда и где впервые услышала этот голос.

– Давайте вернемся немного назад, – попросил Марш, – к вашей первой встрече со Штукартом. Расскажите о ней.

Это было накануне Рождества. Она позвонила и сухо объяснила, кто она такая. Казалось, он колебался, но она проявила настойчивость, и он пригласил её на чай. У него была копна седых вьющихся волос и красновато-коричневый загар, какие бывают, когда проводят много времени под солнцем или ультрафиолетовой лампой. Та женщина, Мария, тоже была дома, но держалась как прислуга. Она подала чай, а потом оставила их одних. Обычный, ничего не значащий разговор: «Как мать? – Спасибо, прекрасно».

Ха, это была злая шутка.

Она стряхнула пепел с кончика сигареты.

– Карьера моей матери закончилась, как только она покинула Берлин. Мое появление на свет окончательно похоронило её. Можете представить, какой спрос был в Голливуде на немецких актрис во время войны.

Потом он, стиснув зубы, спросил об отце. На этот раз она с огромным удовольствием ответила: «Спасибо, прекрасно. В шестьдесят первом, когда пришел Кеннеди, он подал в отставку. Заместитель государственного секретаря Майкл Мэгуайр. Благослови Господь Соединенные Штаты Америки. Штукарт познакомился с ним через маму, и они встречались, когда он работал здесь в посольстве.

– Когда это было? – прервал её Марш.

– С тридцать седьмого по тридцать девятый.

– Продолжайте.

Ну, потом он поинтересовался работой, и она ему рассказала. «Уорлд юропиен фичерз» – никогда не слыхал. Неудивительно, сказала она, никто не слыхал. Дальше в том же духе. Обычный вежливый интерес. Уходя, оставила ему визитную карточку. Он наклонился поцеловать руку и долго её лобызал, аж противно. На прощание похлопал по заднице. Слава Богу, этим все кончилось. Пять месяцев ни звука.

– До субботней ночи?

До субботней ночи. Не прошло и полминуты, как он позвонил. Теперь в его голосе не осталось и следов былого высокомерия.

1 ... 27 28 29 30 31 32 33 34 35 ... 67

На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Фатерланд - Роберт Харрис бесплатно.

Похожие на Фатерланд - Роберт Харрис книги

Настоящее прошлое. И снова здравствуйте! - Злотников Роман - Историческая фантастика
Herr Интендантуррат - Дроздов Анатолий Федорович - Историческая фантастика

Оставить комментарий