А Эшворт тем временем говорил:
– …избегала говорить правду шесть лет назад. Сейчас вам от этого не уйти.
Я облизала губы.
– Могу я сказать? – получив сухой кивок от Эшворта, я продолжила: – Я была освобождена от всех обвинений Хранителями.
– Хранителями, да. – Его отвращение ко мне было очевидно. – Мы не признаем – как бы это сказать – предвзятость Хранителей. Продажная власть не должна судить действительно виновных людей.
– Вы забыли о том, что меня признали невиновной!
– Прошу прощения, моя дорогая, но мы не всегда соглашаемся с решением Хранителей, – вставил Майрон. – Вы виновны в смерти одного из нас, и теперь вы должны ответить за это.
– Ответить его отцу! Назовите меня сумасшедшей, но разве это не есть предвзятость?
Майрон элегантно развел руки в беспомощном жесте.
– Вы наблюдали за игрой. Он выиграл. Между прочим, вы даже участвовали в игре. У вас имелась возможность выиграть свою свободу. Но вы проиграли.
Эти ребята были явно не в своем уме.
– Я не знала, что играю на это!
– А если бы и знали, вы бы стали играть лучше? – Он изучал меня некоторое время, потом потянулся к карману и вытащил портсигар белого золота. Вынул сигару, закурил и обратился к Эшворту:
– Продолжай, Чарльз.
– Вы расскажете мне, – твердо произнес Эшворт. – Вы расскажете мне, как погиб мой сын. Сейчас же.
Мне так не хотелось говорить об этом, особенно в этот момент.
– Послушайте, это произошло шесть лет назад. Перед нами стоит реальная проблема, как вы не понимаете? У этого парня в гостинице «Беладжио» хватит силы, чтобы…
Внезапно меня прошило электрическим током.
Заряд выскочил из ковра по металлической ножке стула и вонзился прямо в плоть и кости. Я потеряла контроль. Мое тело забилось в конвульсии, онемевшее от сильнейшего электрического напряжения. Казнь электрическим током не причиняет боли, ее невозможно чувствовать, когда каждый нерв в теле жарится как на сковородке.
Но как только заканчивается подача напряжения, мозг дает сигнал телу и приходит боль.
В ту секунду, когда напряжение исчезло, я повалилась вперед, судорожно глотая воздух, дрожа и чувствуя, как мое тело превратилось в море обжигающего огня. Чьи-то руки не дали моему телу соскользнуть по стулу. Это был не Куин, который стоял напротив, у стены, изображая статую. Я ощутила, как меня охватывает паника при мысли о том, что они могут проделать это снова. Я кое-как держала себя в руках. Тяжело дышала и, дрожа, пыталась не позволить моим мышцам конвульсивно дергаться.
Майрон выпустил дым, еще раз блаженно затянулся сигаретой и промолвил:
– Я действительно считаю, что сейчас вам не нужно забивать себе голову мыслями о Кевине Прентиссе, моя дорогая. Обратитесь к более насущным проблемам. Чарльз не обладает вечным терпением.
– Расскажите, как вы убили моего сына. – Голос Эшворта стал звучать еще ниже и мрачнее.
Я глянула на него из-под полуприкрытых век.
– Поверьте мне, вам эта история не понравится.
Они собирались проделать это снова. Нет проблем.
Все, что мне нужно, так это контролировать ситуацию… разрушать отдельные цепочки, сформированные ими, убить электрический заряд и рассеять его, предпочтительно через ковер, чтобы он вышиб дух из всех этих самодовольных маленьких…
Я считала, что буду готова ко второй части пытки, но оказалась неправа. С моих плеч убрали руки, и прежде чем я смогла схватить маленькие цепочки электрических разрядов, мой стул снова превратился в место для казни. Сказать, что я ослепла, значит, ничего не сказать. Когда все было кончено, я ощущала каждый поджаренный нерв и клеточку моего тела. Я не могла остановить текущие слезы и всхлипывания, пока продолжались эти бессознательные конвульсии в руках, ногах и спине. Я чувствовала запах чего-то жареного, возможно, это горела моя плоть. Они продолжали держать меня вертикально в кресле.
В моих звенящих ушах, словно голос судьбы, звучал приказ Чарльза Эшворта:
– Расскажите, как вы убили моего сына.
– Я не чертов джинн. Правило Трех здесь не сработает. Я ничего тебе не скажу, сукин сын, – сумела я выдохнуть.
Раздался голос Куина:
– Джоанн, расскажи ему все. Они же тебя убьют.
– Это было бы довольно неприятно, – протянул Лэзло.
Он уже загасил свою сигарету и сидел, уставившись на свои сжатые в замок руки.
Остальные господа, сидевшие за столом, испытывали некоторое чувство дискомфорта, но никто из них не стукнул кулаком и не потребовал прекратить пытку. Даже бармен неслышной тенью стоял за своей стойкой в углу. Видимо, в его функции также входило избавление от мертвого тела, если того требовали обстоятельства.
Я попыталась усилить самоконтроль, потянулась в эфирный план за ветром… и натолкнулась на непроницаемый барьер. Кто-то запечатал это место очень крепко. Видимо, не обошлось без джиннов.
– Пожалуйста, – начал было Лэзло, – сейчас не время для ссор. Все, что вы должны сделать, так это рассказать нам, что произошло. Я думаю, у вас не будет возражений относительно этого. Я уверен, что вы уже известили об этом Хранителей. Почему бы не поведать эту историю нам?
Потому что я не хотела вспоминать о том случае.
Стул прошил предупреждающий разряд тока, но его было достаточно, чтобы у меня снова брызнули слезы. Дыхание опять стало неровным. «Черт, возможно, они и так все знают», – сказала я себе. Они полностью владеют информацией. Очевидно, дальнейшее сопротивление привело бы меня к неизбежной смерти. Я не была готова умереть еще раз. Пока еще нет. Я глубоко вздохнула, выпрямилась и прочистила горло. Мой голос звучал слабо, но твердо.
– Хорошо, я расскажу вам, – медленно произнесла я. – Но не вините меня, если вам что-то придется не по душе.
Я возненавидела Чеза с того момента, как увидела его. Не могу сказать почему. С вами когда-нибудь такое случалось? Это звучит немного неуклюже и предвзято, но вы ничего не можете с этим поделать. Это своего рода антипатия на подклеточном уровне, которую вы не можете контролировать.
Вот это как раз про нас с Чезом. Отвращение друг к другу с первого взгляда. Быть с ним вежливой более одной минуты казалось для меня абсолютно невыносимым. Потратив целый день, копаясь в мусоре, который я изъяла у него, читая всякий хлам вроде документов о нарушениях человеческих прав, я не выдержала. Позвонила к себе в офис и пожаловалась на трудности моего задания. Я не собиралась сдаваться вот так просто, но я немного поскулила и попросила о помощи. Мой босс, Джон Фостер, заверил меня, что все будет хорошо, и только умолял не приканчивать ублюдка.
Одну вещь я точно поняла, роясь в куче хлама на моей кровати. У Чеза было слишком много денег. Слишком много. Я не имела в виду личные сбережения или наследство. Возможно, оно у него и было. Я имела в виду его доход. Я знала, сколько должен получать Хранитель его ранга – со мной было штатное расписание Ассоциации Хранителей. Пять раз на его счет приходили суммы, которые потом были переправлены на счет, открытый на Каймановых островах.
