Райан молча смотрел на нее. Даже сейчас, доведенная до жуткого состояния, она радовала его эстетическое чувство. Здесь, в этой квадратной каморке, вознесенной на самый верх его Замка, с грудой сена вместо постели, ночами она должна была трястись от холода и врывающихся в оконце студеных ветров с гор, а днем задыхаться от плавящего пустынного жара. Как цепенели от мороза эти породистые изящные босые ножки с тонкими лодыжками, как жадно хватал сухой воздух этот побледневший теперь, но все равно резко выделяющийся на похудевшем лице полногубый рот. В полумраке камеры и синеватом свечении венца ее длинные рыжие локоны, вьющиеся мелкими кольцами, казались каштановыми и вспыхивали искрами лишь тогда, когда их ненароком касался заблудившийся солнечный луч, а кожа отливала голубым. Темные круги легли под глазами, сделав лицо изможденным и более интересным. Грязная тюремная рубаха из холста, стянутая на шее шнурком, приподнималась на груди двумя твердыми холмиками — когда-то они и в самом деле могли взволновать его. Шея и запястья, казалось, переломятся, если их неосторожно задеть. От нее осталась одна гордость.
— Я сниму с тебя заклятье, — сказал он. — Но я верну его назад, как только ты скажешь что-нибудь, что может мне не понравиться. Договорились?
Она кивнула. Сейчас она походила на Королеву куда больше, чем в день их первой встречи.
— Когда я покидал тебя здесь, я полагал, что время и… обстоятельства заставят тебя переменить мнение. Но вышло так, что переменился я сам. У меня нет ни нужды, ни охоты связывать себя с одной женщиной. Я придумал для тебя иное назначение.
Он помолчал, облекая мысль в элегантную словесную форму.
— Я хочу устроить большой праздник и пригласить на него достойнейших представителей всех народов… в том числе и свободных. Я обрел Могущество и хочу заявить об этом громко. Для гостей я устрою большое представление с шествием, военным парадом и пикником на свежем воздухе. Представление будет называться — ты еще не догадалась? — казнью Королевы эльфов. Это не потому, что ты как-то особенно мне досадила, просто я считаю тебя самой подходящей актрисой на эту роль. Твой титул, несомненно, привлечет внимание, и то, что я осмелился казнить тебя открыто, при широкой огласке и при свете дня, безразлично к чужому мнению, скажет многое о моем Могуществе. Миром владеет тот, кто владеет страхом. Кроме того, твоя красота и твое страдание вызовут у зрителей широкую гамму чувств. Прошу рассматривать этот акт не как вульгарную месть, а как жертву, как добровольное лишение себя чего-то действительно стоящего, расставаться с чем тяжело.
— И что, — усмехнулась она, — меня публично растерзают гарпии?
Он одобрительно кивнул, отдавая должное ее самообладанию.
— Нет, — сказал он. — Пытки и казни, их физиологическая и психологическая стороны, анатомия боли — все это вещи интересные, и я ими займусь, но на более дешевом материале. Уродовать такое тело мне кажется дурным тоном. Ты умрешь красиво.
Духи земли и неба! А ведь он не пугает и не шантажирует ее. Он действительно хочет развлечь и ужаснуть ее смертью Волшебную Страну.
— Я пришел обсудить детали, — продолжал Райан. — Все же ты будешь главной героиней представления. У тебя наверняка будут какие-то достойные идеи насчет платья, прически, свиты, цветов, колесниц. Может быть, какая-то местность покажется тебе предпочтительней. Взгляни на это дело с эстетической стороны — ведь это же твой последний день. Тебе надо позаботиться, чтобы все прошло на высоком уровне и надолго осталось в памяти зрителей:
Королева эльфов не каждый день умирает.
Он рехнулся?
— Я предлагаю устроить это где-нибудь в горах, — с увлечением продолжил Райан. — Бесконечная колонна с вымпелами, флагами и сверкающими колесницами, двигающаяся вверх и вверх по извивающейся горной дороге, с высоты драконьего полета выглядеть будет просто великолепно. Ты наденешь зеленое платье, волосы распустишь, и на них мы водрузим венок из белых… нет, лучше чайных роз. Для платья я предложил бы полупрозрачный материал — тогда от тебя точно никто глаз не оторвет. Ты будешь босой. Никаких украшений, кроме цветов. Или, может быть, золотые кандалы? Тоненькие, чисто символические.
— В таком состоянии я — неважное украшение для твоей процессии.
— Я заберу тебя отсюда, — согласился Райан. — Тебя необходимо привести в порядок, отмыть и откормить. Да все равно — чтобы собрать такую уйму народа, нужно время. Светлым ты сама разошлешь приглашения? Или ты не умеешь писать? Нет, за внешность, наряд и прическу ты не беспокойся, я прослежу, чтобы все было прекрасно. Меня заботит только твое достойное поведение. Согласись, будет довольно тягостно наблюдать, если ты примешься с воплями носиться вокруг лобного места, удирая от палачей, или ни с того ни с сего забьешься в истерике. Я позволяю только крупные беззвучные слезы без всяких там рыданий, всхлипов, красных глаз и распухших носов. Иначе мне придется прибегнуть к дурманам, а они лишат тебя возможности наслаждаться представлением и твоей ролью в нем.
— А ведь был такой симпатичный парень! — вполголоса вздохнула Сэсс.
Он не заметил ее реплики, увлеченный своими идеями.
— А накануне этого нашего с тобой представления, если ты не возражаешь, я подарю тебе чудесную ночь, такую, что «Кама-Сутра» побледнеет от зависти и стыда. Никакого насилия, разумеется, оно вульгарно и испортит тебе весь торжественный настрой. Наркотики тоже не подходят, не хочу превращать тебя в деле благородного секса в бесчувственное бревно. Это — только по обоюдному согласию. Не хочу давать тебе беспочвенных надежд, шансов остаться в живых эта ночь тебе не прибавит, жертвоприношение нужно мне больше, чем твое тело, хотя я предпочел бы получить и то, и другое.
— Отвали! — сказала Королева. — Если не хочешь оживить свой праздник собственной в кровь располосованной физиономией.
Райан пожал плечами с видом легкого разочарования.
— О тебе же забочусь: что ты видела в жизни, кроме каких-то глупых единорогов!
Он вернул Королеву в ее прежнее безмолвное состояние и ушел, оставив ее беззвучными слезами оплакивать свою участь и сгинувшего навеки милого барахольщика Райана.
11. О КОРАБЛЯХ, СТОЯЩИХ У ПРИЧАЛА
В конце улицы показались фигуры двух неторопливо бредущих людей. Одна была повыше, другая — пошире. Мелкий дождик сыпал с небес, и в тусклом белесом свете редких фонарей их непромокаемые черные плащи поблескивали серебристыми отсветами. Низко надвинутые капюшоны скрывали их лица, но, не обращая внимания на докучливую сырость, они беседовали.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});