В комнате с бледно-коралловыми стенами, куда приводит меня сержант Зэйлер, сильно пахнет анисом.
– Хотите пить, Наоми?
– Выпить. Любой алкоголь.
– Есть чай, кофе, вода, – с прохладцей сообщает сержант Зэйлер.
– Тогда просто воды. – Я не пыталась острить. Курить, насколько мне известно, на допросах разрешается – я по телевизору видела, да и на столе передо мной стоит пепельница.
Если никотин позволен, то почему не алкоголь? Сколько в мире несуразностей, в основном из-за глупости людской.
– С газом или без? – спрашивает сержант Зэйлер, направляясь к двери. Злится или шутит? Не понять.
Я остаюсь одна, и мозг отключается полностью. Мне бы готовиться к разговору, но я просто сижу не шевелясь, а мое сознание с трудом преодолевает пропасть между этим моментом и следующим.
Ты жив.
Сержант Зэйлер возвращается со стаканом воды. Подходит к столу, возится с аппаратом, который выглядит слишком замысловатым для магнитофона, хотя определенно выполняет именно эту функцию. Включив запись, Зэйлер называет себя и меня, дату и время. Просит подтвердить мой отказ от адвоката, после чего откидывается на спинку стула и говорит:
– Я решила сэкономить нам обеим время, опустив обычную процедуру вопросов-ответов. Лучше я опишу вам ситуацию, как ее понимаю, а вы скажете, права я или нет. Идет?
Я киваю.
– Роберт Хейворт вас не насиловал. Вы солгали, но из наилучших побуждений. Вы любите Роберта, и вы не сомневались, что на свидание в «Трэвелтел» ему помешало прийти нечто очень серьезное. Вы сообщили о своих опасениях детективу-констеблю Уотерхаусу и мне, однако поняли, что не убедили нас в опасности, которая угрожает Роберту. Будучи уверенной, что мы не станем тотчас же начинать его поиски, вы сменили тактику и попытались убедить нас, что Роберт сам опасен и его необходимо найти ради безопасности других женщин. Вы с самого начала планировали изменить показания и сказать правду, как только Роберт будет найден. Ложь задумывалась как временная мера, впоследствии вы собирались от нее отказаться. – Сделав паузу, сержант Зэйлер спрашивает: – Пока все верно?
– Все так и было, как вы сказали.
Она меня по-настоящему удивила. Как ей удалось разгадать мой план? Встречалась с Ивон?
– Наоми, своей ложью вы спасли Роберту жизнь. Еще день – и он был бы мертв, вне всяких сомнений.
– Я знала, что поступаю правильно.
– Согласна. Однако имейте в виду, Наоми, с этой минуты я жду от вас только правды. В случае с Робертом вы выиграли, но это не значит, что мы станем и дальше играть по вашим правилам. Все ясно?
– У меня нет причины лгать теперь, когда вы нашли Роберта и он в безопасности. А кто… хотел его убить? Джульетта? Что она с ним сделала?
– Всему свое время. – Сержант Зэйлер достает из сумки пачку «Мальборо», закуривает. Ее длинные ногти покрыты темно-красным лаком, но кожа вокруг обкусана. – Итак, Роберт Хейворт вас не насиловал?
Мне больно так, словно она в меня выстрелила.
– Я… Меня вообще никто не насиловал. Я выдумала эту историю от начала до конца.
– Отлично постарались. Масса конкретики: театр, накрытый стол…
– Все ложь.
– Неужели? – Сержант Зэйлер пристраивает сигарету на кромке пепельницы и, сложив на груди руки, смотрит на меня сквозь струйки дыма. – Чертовски образная ложь, я бы сказала. К чему столько изощренных деталей: вечерние костюмы, столбики кровати в виде резных желудей, плотная маска для глаз? Почему бы не сказать просто, что Хейворт изнасиловал вас однажды вечером в номере «Трэвелтел»? Вы поссорились, он пришел в ярость, набросился… и так далее. И не нужно ничего сочинять.
– Чем больше в рассказе эффектных подробностей, тем легче люди верят. Чтобы сойти за правду, выдумка должна быть не менее яркой, чем правда. – Я делаю глубокий вдох. – Скандал в «Трэвелтел» не годился – слишком личное событие, касающееся только Роберта и меня. А я хотела, чтобы вы посчитали Роберта опасным для любой женщины, своего рода… извращенцем, склонным к ритуальному насилию. Вот и придумала историю пострашнее.
Сержант Зэйлер медленно кивает. Потом говорит:
– Думаю, вы воспользовались именно этой историей изнасилования по той причине, что так все и случилось на самом деле.
Я молчу.
Она достает из сумки свернутые листы бумаги, разворачивает их и кладет передо мной на стол. Одного взгляда мне хватает, чтобы понять. Я отвожу глаза от напечатанных слов, но их смысл душит меня.
– Гениально, – выдавливаю я сквозь комок в горле.
– Хотите сказать, это тоже сочинили? Роберт вас не насиловал, Наоми, но мы обе знаем, что это сделал кто-то другой. И этот человек, кто бы он ни был, надругался и над другими женщинами. Их истории перед вами. Почему вы решили, что были единственной его жертвой?
Сцепив зубы, я заставляю себя посмотреть на листки. Похоже на правду. Одно письмо полуграмотное. Детали несколько разнятся. Вряд ли это дело рук сержанта Зэйлер. Зачем ей идти на такое? Слишком изощренно, как она сама сказала про мою историю.
– Некоторые женщины сразу обращались в полицию, – доверительным тоном сообщает сержант Зэйлер. – У них брали мазки. Мы нашли мистера Хейворта и можем взять его ДНК на анализ. Если он насильник, мы это докажем. – Она внимательно следит за мной.
– Роберт? – переспрашиваю я недоуменно. – Он не способен никого обидеть. Проверяйте ДНК, раз так надо, его анализ не подойдет ни к каким… мазкам.
Сержант Зэйлер сочувственно улыбается, но больше я на эту удочку не попадусь.
– Вы могли бы стать блестящим свидетелем, Наоми. При желании. Расскажите правду – и вы поможете нам поймать негодяя, который изнасиловал вас и еще многих женщин. Разве вы этого не хотите?
– Меня никогда не насиловали. Мое заявление было ложью.
Что она себе вообразила, дура? Что я твержу одно и то же из желания помешать ее поискам справедливости? Я из-за себя не могу признаться. Жить дальше я смогу только как человек, с которым ничего подобного не случалось.
Я видела уйму фильмов, где люди выкладывают всю правду после легкого нажима со стороны следователя, психоаналитика, адвоката. И всегда считала, что это либо очень недалекие люди, либо не такие стойкие, как я. Но возможно, дело не в стойкости. Возможно, противостоять сержанту Зэйлер мне помогает знание себя. Я понимаю, как работают мои мозги, и потому знаю, как их защитить.
Кроме того, в этой комнате не я одна – лгунья.
– Вы распечатали эти письма с веб-сайта, – говорю я. – Нет у вас никаких мазков и быть не может.
Сержант Зэйлер улыбается. Вынимает еще один бумажный рулон из сумочки, протягивает мне со словами:
– Взгляните на это.
Меня бросает в пот. Я не хочу прикасаться к листкам, но она держит их так близко, что уголки касаются моего подбородка. Приходится взять.
Строки плывут перед глазами. Я читаю официальные заявления – как то, что во вторник велел мне подписать ДК Уотерхаус. Заявления об изнасиловании, похожие на мое по форме и содержанию – почти во всех гадких подробностях. Заявлений два, оба приняты детективом-сержантом по имени Сэм Комботекра из отдела уголовного розыска Западного Йоркшира. Одно датировано 2003 годом, другое – 2004-м. Если бы я не струсила, если бы сообщила в полицию о том, что со мной произошло, Пруденс Келви и Сандре Фригард, возможно, не пришлось бы пройти через тот же кошмар. Я все смотрю и смотрю на их имена. Теперь они мне не чужие.
Две женщины, фамилии которых известны, одна, которая предпочла себя не называть, и официантка из Кардиффа, которая подписалась только именем Таня. Еще четыре жертвы. Как минимум.
Я не единственная.
Для сержанта Зэйлер это всего лишь рутина.
– Откуда Джульетта Хейворт узнала, что с вами произошло? Ей все известно – все вымышленные, как вы утверждаете, детали. Ей рассказал Роберт? Вы с ним поделились?
Я не в силах говорить. Слезы текут ручьем, как у перепуганного ребенка. Земля уходит из-под меня, я падаю во мрак. Наконец удается произнести:
– Ничего со мной не произошло. Ничего.
– Джульетта хочет с вами поговорить. Заявила, что не скажет, напал ли кто-то на Роберта или она сама хотела его убить. Отказывается говорить с кем-либо из нас, только с вами. Ваше мнение?
Слова мне знакомы, но смысл не доходит.
– Вы согласны с ней встретиться? Если согласны, то сами можете спросить, откуда она знает про изнасилование.
– Это ложь! Она может знать, только если вы ей сказали! – Я уже вся мокрая от пота, даже ноги. Голова кружится, сильно тошнит. – Я хочу увидеть Роберта. Отвезите меня в больницу.
Сержант Зэйлер кладет на стол твою фотографию. Я дергаюсь, как от удара хлыстом. Хочется потрогать снимок. У тебя кожа пепельного цвета. Лицо повернуто в сторону от объектива, я его не вижу. На снимке повсюду кровь, кровь, кровь – яркая по краям пятен, темная в середине.
Я рада, что Зэйлер показала мне фото. Что бы с тобой ни произошло, я не стану бояться. Я должна быть рядом с тобой, как можно ближе.
