— Знаешь, ты меня немного успокоил, я теперь чувствую себя лучше, — сказала наконец Лина, решительно напоминая себе, что говорит об Эвридике, а не о теплой улыбке Гадеса. Она ведь интересуется умершими... а не их богом. — А они спят?
В уголках глаз Гадеса собрались веселые морщинки — его забавляли наивные вопросы Персефоны. Ему никогда прежде не доводилось вот так разговаривать о своих владениях, и он вдруг понял, что беседа с юной богиней доставляет ему огромное удовольствие.
— Они не спят в том смысле, в каком спим мы или смертные, но им требуется отдых.
— А твои слуги все такие же, как Эвридика? Я имею в виду, они сами решили остаться здесь, с тобой, и не идти дальше, к полям Элизиума?
— Кое-кто решил сам, но не из любви ко мне, как твоя Эвридика. Они просто продолжили заниматься тем, что делали при жизни. Другие же считают эти обязанности наказанием за прошлые дела.
Гадес взял себе какой-то фрукт Подземного мира, ожидая следующего вопроса Персефоны. Он просто видел, как бурлят мысли в этой прекрасной голове. Она даже перестала жевать и намотала на палец прядь длинных волос — и этот жест показался Гадесу странно трогательным.
— Но Япис все-таки из тех, кто остался здесь из любви к тебе.
На этот раз Гадес не удержался от смеха.
— Япис не умерший, Персефона, он даймон! Но — да, он сам решил остаться рядом со мной навечно.
Лина даже не знала, что ошеломило ее больше: то, что Япис оказался демоном, или то, что Гадес расхохотался.
Но начать Лина решила с менее опасного пункта.
— Япис — демон? — пискнула она.
При новом взрыве хохота Гадеса дверь кухни открылась, несколько голов сунулись в зал — и тут же скрылись, но Лина успела заметить ошеломленное выражение лиц.
— Я сказал, что он даймон, а не демон! — Гадес покачал головой, глядя на юную богиню.
— А... ну да, конечно... — пробормотала Лина, хотя мысленно она просто кричала:
«КАКОГО ЧЕРТА, КТО ТАКОЙ ДАЙМОН?!!»
К счастью, ответ ей подсказал внутренний голос, эхо настоящей Персефоны:
«Даймон — дух более низкого уровня, нежели божества Олимпа. Это стражи, полубоги. И они бессмертны».
— Юная Персефона, как же тебя должны были защищать от всего, если ты даже не узнала в Яписе даймона! — сказал Гадес, все еще посмеиваясь.
Чертов мужик смеялся над ней и смотрел на нее таким же благосклонным отеческим взглядом, как на Эвридику! И он назвал ее «юной Персефоной»! Как глупенькую маленькую девочку! Он даже не догадывается, что имеет дело со взрослой женщиной. Из тех, кому не нравится быть предметом мужских насмешек. От раздражения Лина вообще забыла, что перед ней бог Подземного мира и что она — гостья в его владениях. В этот момент он был для нее просто одним из тех мужчин, что не считали ее достойной внимания. И, ни на секунду не задумавшись о последствиях, Лина, прищурившись, уставилась на Гадеса и придала нежному голосу Персефоны твердость кремня.
— Полагаю, меня действительно охраняли в определенном смысле. Но еще меня учили, что нельзя насмехаться над гостями.
Гадес сразу посерьезнел, увидев в глазах богини холодную ярость. Какой же он дурак! Он позволил себе уж слишком расслабиться, он запутался в собственных фантазиях. Персефона была жительницей Олимпа, нельзя забывать об этом. Гадес склонил голову, принимая выговор.
— Прости меня, богиня. Моей грубости нет извинения.
И, не добавив больше ни слова, он встал, поклонился и вышел из комнаты, оставив в одиночестве Лину, глядящую ему вслед и от всей души ругающуюся по-итальянски.
Глава 11
— Япис! — Эхо голоса Гадеса разнеслось по просторному помещению.
— Мой господин... — Даймон материализовался почти в ту же секунду.
— Иди к ней. Когда она закончит трапезу, проводи ее в покои. И проследи, чтобы у нее было все, чего только она пожелает. — Гадес взволнованно ходил взад-вперед. — Я оскорбил ее.
Япис промолчал, лишь вопросительно вскинул брови.
— А потом я ушел. Она даже не поела как следует. — Гадес запустил пальцы в волосы, растрепав прическу. И посмотрел на своего преданного друга. — Ты же знаешь, я никогда прежде такого не делал.
— Такого? — переспросил Япис.
— Такого! Такого! Я никогда не сближался с ними! Я никогда не участвовал в этих унизительных ритуалах притворства, интриг и ударов исподтишка, которые им требуются, чтобы соблюдать собственные интересы!
— Возможно, ты имеешь в виду общение с богинями?
— Разумеется, я именно это имею в виду! — взорвался Гадес.
Япис, хотя и пришел в замешательство от столь необычного проявления чувств своего господина, все же заговорил ровным, осторожным тоном:
— И Персефона потребовала слишком много, как ты говоришь, притворства и интриг, прежде чем ты ее оскорбил?
Гадес резко остановился и потер лоб, обдумывая вопрос Яписа.
— Нет, — честно ответил он.
— Но ты с ней все же общался, беседовал?
— Да, да, да! — признал Гадес, и только тут суть произошедшего дошла до него.
Ему ведь было очень приятно. Персефона проявила такой интерес к его владениям, и с ней было так легко говорить... совсем не так, как с Афродитой, или Афиной, или... губы Гадеса презрительно искривились, когда он вспомнил о молодых богинях, с которыми ему приходилось встречаться. Все они были избалованными красавицами, редко думавшими о чем-либо таком, что выходило за пределы их собственных потребностей и желаний. И когда голос Персефоны зазвучал холодно в ответ на то, что она восприняла как оскорбление, Гадес мгновенно припомнил тех бессмертных прелестниц и просто сбежал.
— А ты оскорбил ее намеренно? — спросил Япис.
— Разумеется, нет! — Гадес снова принялся нервно шагать взад-вперед. — Мне показалось забавным то, что она сказала. — Он бросил на Яписа мрачный взгляд. — Она решила, что ты принадлежишь к числу душ умерших.
Губы Яписа дернулись, как будто он с трудом сдерживал улыбку.
— Я рассмеялся, а потом заговорил с ней как с ребенком. Это ее весьма обидело. И она повела себя как любая другая богиня. — Гадес пожал плечами.
— Ты говоришь, она повела себя как любая другая богиня. Но тогда, я полагаю, обеденная зала уже разрушена до основания, а Персефона покинула Подземный мир? — спросил Япис.
— Нет, она... Нет. Она осталась сидеть на месте и ничего не разгромила. — Он замер, уставившись в вопрошающие глаза Яписа.
— Тогда, судя по всему, она повела себя совсем не как оскорбленная богиня, — вполне логично заметил Япис. — А что она сделала?
— Она сказала, что не привыкла выступать в роли предмета насмешек, — ответил Гадес.
