изучить все бумаги, что лежат в сейфе, перед тем как делать такие утверждения?
Ты хочешь найти там оправдания тому, что предашь его второй раз? - спорю сама с собой. - Это низко. И жалко. Просто признайся, что ты хочешь это сделать. Без поиска всяких оправданий. Рухнуть опять в заманчивый мир Чадова.
Хочу!!
Но не стану...
Больше я ни от кого ни к кому не побегу.
Набираю Чадова.
- Я приехала.
Поднимаю взгляд. Он на балконе второго этажа с сигаретой.
Я помню этот дом так хорошо, словно вчера была в нем. Уютно, брутально. В охотничьем стиле, словно дорогая дача. Живой камин, дерево... Я там смотрелась гармонично только голой или в его безразмерных футболках.
- Заходи,- отвечает мне по телефону.
Дёргаю ручку двери. Открыто...
Глава 26 - Разбивать…
Глава 26 - Разбивать…
- Это твой дом? - с любопытством оглядывается Степаха.
- Мой.
- Крутой! - с любопытством смотрит на фонари в форме факелов.
Мы несём с ним пакеты из супермаркета. Я - два больших. Он - два маленьких.
- А мама приедет? - беспокоится он немного.
- Обязательно приедет. И выдаст нам люлей по первое число.
Пытаюсь настроить себя миролюбиво. Но получается хреново.
- Тебе - за то, что ты сначала смылся без спроса, а потом ещё и со мной уехал. Мне - за то, что я тебя увез. Но мы же потерпим, да?
- Мама не выдаст. Мама... - вспоминает слово, задумчиво устремляя взгляд в темное небо. - Милосердная.
- Как? - улыбаюсь я.
- Ну... мило сердится, - поясняет он, пожимая плечами.
- Степаха... - улыбаюсь я, поправляя ладонью его съехавшую шапку.
Мне так больно просто до внутренних воплей и одновременно я просто в какой-то сумасшедшей эйфории и умилении.
Сын!
У меня просто охренительный сын.
Боже, блять, я отец!!
В какой-то момент я уже перестал верить, что в моей жизни случится семья, дети...
По молодости не спешил, а потом не успел оглянуться, а необходимая для этого женщина уже в прошлом...
- Мама не ругается. Только обнимает. И плачет.
- Плачет?
- От радости. Что я нашелся.
- Ясно.
С этим надо что-то делать, конечно. Хоть мне и сейчас до чертей самому хочется мою "хрустальную вазу" об стенку расколотить, но постоянно ее раскалывать таким способом нельзя. Негуманно это с матерью так… Да и небезопасно.
- Мы с тобой завтра на этот счёт побеседуем, ладно?
Мы раздеваемся с ним в прихожей. Он оставляет мокрые следы на полу.
- Ноги промочил, - констатирую я.
И поддаваясь порыву, снова беру его на руки.
- А мы у тебя с мамой будем?
Смотрюсь с ним в зеркало, отыскивая очевидные сходства.
- Да, - уверенно киваю я.
- А папа?
Молча смотрю в зеркало застывшим взглядом.
- Борода... - ведёт Степа пальцами по моей прилично отросшей щетине. - Как Дед Мороз. А папа говорит, борода - плохо. Ее нужно брить. Она у плохих всяких там - лицедевистов...
- Реци... Рецидивистов, - на автомате поправляю я, чувствуя как поднимается волна протеста и сердце сбивается с ритма.
- Лице... - не соглашается Стёпа. - Чтобы спрятать лицо ведь!
Жгучая волна ревности бьется в грудной клетке. Потому что "папа". И потому что этот "папа" ещё прошёлся по моему образу! Баклан оборзевший...
- Разве Дед Мороз плохой?
- Хороший!
- А я?
- Тоже хороший.
- Ну и всё! Считаю, что честь бороды восстановлена.
А Юле нравилось...
Вспоминаю, как она водила по моему лицу пальцами, обрисовывая каждую деталь. И прижималась губами к моим небритым щекам.
Как я проебал это всё?..
Нет... Почему она меня слила?! Из-за глупой, брошенной в обиде фразы? Ты, дура, что ли, Крынская?! Мало ли что люди во время ссор на эмоциях могут ляпнуть вообще?
Моя крыша тихонечко подтекает. В моей голове диалоги. Диалоги с ней, где я в бешенстве говорю разные разрушительные вещи. И силой ее заставляю выслушивать.
Раздев, заворачиваю Степаху в плед и усаживаю на диван в кухне-гостиной перед камином.
Разжигаю...
- Можно я? - сползает он с дивана.
- Давай... - отдаю ему зажженную каминную спичку. - К бумаге подноси ее и там оставляй. Аккуратно...
Глазищи горят не меньше, чем пламя, пожирающее бумагу.
- Это печь?
- Да. Такая печь называется камин.
Прикрываю огонь прозрачной дверцей. Стёпа сидит на шкуре возле него и смотрит на огонь.
Может быть, мы его и сделали здесь, возле камина, на этой шкуре.
Чтобы не увидел, тайком открываю нового паука на столе. Аккуратно откручиваю ему одну лапу, чтобы было правдоподобно. Мы его потом отремонтируем.
- А вот и Паркер твой! - вручаю ему. - Лапу, правда, придется подлечить.
Стёпа неожиданно тянется ко мне, крепко обнимая за шею. Замерев не дышу, агонизируя от нахлынувших зубодробительных чувств.
- Степаха, ты чего? - выдыхаю я, не справляясь с голосом.
- Просто…
Глажу его по спине, слепо глядя перед собой.
Господи… они угробят меня на пару. Какое сердце это всё выдержит?!
- А я папе сказал, что ты мой друг. А папа сказал - нет. А ты - да.
- Ага… - киваю я, задыхаясь от спазма в горле.
Как ему сказать, что папа - это я?..
Как ни в чем не бывало отпускает и начинает возиться с пауком, прикусив озадаченно губу.
Прямо как я в такие моменты...
Одна бровь ниже, другая выше.
Прямо как у меня.
И поперечная морщинка между ними.
Тоже моя...
И затылок озадаченно чешет исключительно моим жестом.
Ксерокопия!
Набрасываю ему на плечи одеяло.
- Что ты любишь есть? - разгружаю пакеты.
Задумчиво замирает, глядя в потолок.
- Всё вредное...
- Например?
- Картошку фри... Сосиски... Мороженое...
- Фри не умею, но просто пожарить с сосисками - легко. Делаем?
- Да!
Открыв банку соленых огурцов, жарю картошку.
Стёпа таскает маленькие огурцы из банки, повторяя за мной и шурудит в пауке отвёртками, которые я подсунул ему, чтобы он не скучал. Паук тихо жужжит, шевеля лапами.
Закрываю крышкой, выключаю газ. Разворачиваюсь... Уснул! Как в коконе, запутавшись в одеяле и зажав в руке паука.
Кручу сигарету в пальцах, опять разглядывая его.
Юлька, как ты могла такое натворить, вообще?!
Ты хоть понимаешь, что за это нереально оправдаться??
А как мне любить тебя после
