высоко поднял руки.
Лица второго я не наблюдал. Накинутый, чуть не до подбородка, капюшон, лишал возможности опознания. Он, в отличии от Василича, так и сидел на месте, не делая никаких движений.
— Прикрой если что. — не оборачиваясь, бросил Леонид, и не опуская калаш, двинулся навстречу переговорщику.
Понимая что всё идёт как надо, я всё же снял рукавицу, и положив палец на спусковой крючок, приготовился.
Тем временем Леонид подошёл к Василичу, и коротко о чем-то переговорив с ним, махнул рукой, подавая знак что всё в порядке.
Знак этот был не только для меня, но и для для Олега. Ведь он, зарывшись где-то в снег, пристально наблюдал за происходящим.
Я двинулся к ним.
— Здорово Василий! — улыбался Василич. — Уж думал не дождусь вас!
С того момента как я видел его в последний раз, он почти не изменился. Разве что лицом чуток почернел, но это нормально для нашего солнца. От него даже зимой загораешь.
Ответив на приветствие, я спросил про второго, почему он не подходит, и не открывает лица.
— Потому что это сюрприз Вася. — ухмыльнулся Василич, и выдав — как там в рекламе было? — Вместо тысячи слов. Во! — довольно рассмеялся.
Не понимая значения сказанного, я уточнил что же он имеет ввиду. Но ничего не объясняя, Василич только хитро подмигнул, махнул второму, который наконец слез с сиденья снегохода, поправил одежду, и так же подняв руки, двинулся к нам.
Лица его я так и не видел, но судя по движениям, человек этот был явно не молод. Он тяжело переставлял ноги, и шумно дышал.
Подойдя поближе, остановился, и откинув с лица капюшон, посмотрел на меня.
— Григорий Иваныч? — едва не потеряв дар речи, всё же выдавил я. Передо мной, живой и здоровый, стоял тот человек, тело которого мы привезли из брошенного посёлка, и которое загадочно пропало вместе с золотом скифов.
Не знаю, от шока ли, или ещё от чего, но недоверие пропало, и уже через полчаса, я сажал машину на расчищенную и отмеченную вешками полосу.
А встречали нас чуть не пол села. Ни я, ни кто-то ещё из наших, такого, конечно, не ожидал. Много знакомых лиц, кто-то улыбается, кто-то просто изучающе смотрит, кто-то демонстративно кривится, в общем всё как всегда, — родная деревня.
Откуда-то сзади, в стёганом полушубке и здоровенной овчиной шапке, протискивается дядя Саша. Румяный и веселый — то ли от мороза, то ли уже принял на грудь, он подскакивает ко мне, и шумно лезет обниматься.
— Спасибо Васёк! — трясет он меня за плечи, — Спасибо тебе! Сохранил таки мою ласточку! Век не забуду!
Снова лезет обниматься, и расчувствовавшись, по-стариковски всхлипывает от избытка чувств.
Впрочем, продолжается это не долго, и вскоре мы оказываемся дома.
Здесь прибрано, пустовато как-то, но совершенно нет никаких следов произошедшего. Даже печка уже растоплена, видимо затопили, как только заметили самолёт.
Тогда, в ту ночь, несмотря на то что мы сбежали, устранив тем самым повод к раздору, бойня в станице продолжилась в классическом варианте гражданской войны. Стенка на стенку.
С одной стороны военные во главе с Василичем, с другой сборная солянка из роптавших на власть казаков, и распалённых гибелью родича и нашим бегством армян. Не знаю к чему бы всё это привело в итоге, но к утру, считавшиеся погибшими члены группы вдруг стали появляться прямо из ниоткуда, в «ненормальном», живом состоянии. В общем, сумбур и непонятки. И хотя с каждой из сторон уже были жертвы, но ошарашенные «чудом» люди всё же нашли в себе силы остановиться, и сесть за стол переговоров.
Не могу сказать что они тогда чувствовали, рассказ Василича был весьма лаконичен, одно знаю твёрдо, оказаться на их месте я бы не хотел.
Это как потерять что-то очень-очень важное, отомстить, а потом найти потерянное в другой куртке. Страшно и больно.
Но сделанного не воротишь, поэтому надо перешагнуть через это, и жить дальше. Тем более, если рассматривать наше путешествие не как бегство, а как разведку, то разведка эта получилась очень даже продуктивной.
И пусть мы ничего не приобрели в материальном плане, но зато собрали такое количество информации, — причём информации настолько критично важной, что, как бы цинично это не звучало, она стоила принесённых жертв.
— Уже почти двенадцать! — крикнула из кухни Аня, напоминая что на пол первого договорились встретиться с Василичем. Он должен был собрать тех кому доверял, а таких было не много, ну а мы отчитаться о «проделанной работе». Как я понял из его слов, после всей этой бучи, какой-то определенной власти в селе не было. Народ хоть и примирился, но как только доходило до каких-то решений касательно руководства, волнения начинались с новой силой. Поэтому пока жили так, по инерции. Благо что и решать особенно было нечего. Обычная рутина.
Поблагодарив супругу за напоминание, я решил что времени ещё достаточно, — а за мной должны были заехать минут через двадцать, и осмотревшись в доме, вышел во двор.
Заглянул в сараи, проверил ветряк. На первый взгляд ничего не пропало, всё лежало на своих местах. Ветряк крутился, но тока не давал, видимо ветром сорвало один из ведущих к батареям проводов. Дел на десять минут, но сейчас некогда, займусь попозже.
Забор и ворота тоже на месте, — починили как смогли, летом надо будет переделывать. Где на проволоке держится, где шурупами затянули, а где и просто состыковали, да снегом подпёрли. Молодцы в общем. Не растерялись.
Пройдя до угла, я заглянул в сарайчик где хранятся дрова. Но дров там не было. Вот только подумаешь хорошо про людей, а они хоп, такие, и подгадят. Оно, конечно, и не особо страшно, деревьев ещё много, но всё равно неприятно. Стыдно даже.
Что-то заподозрив, я вернулся к ветряку, и приставив к столбу лестницу, забрался наверх.
Ну точно. С виду всё цело, а в ящике пусто. Ни генератора, ни хрена. Один винт остался.
Спустившись вниз, и зайдя в пристройку, я уже начал злиться. Заглянул в короб с батареями. — ну точно, та же картина.
С дурным предчувствием вернулся в дом, нужно было проверить погреб.
— Набери там картошки немного, и огурцов пакетик. Хорошо? — видя мои намерения,
