Макиавелли вытащил из упаковки третью свечу. Повертел в руках, но не зажёг.
– Синьорина, любой человек счёл бы ваше предложение заманчивым, – прошелестел он. – Однако я вынужден напомнить – ЧЕЛОВЕК, а не бесплотная тень. Вы не имеете в загробном мире даже пылинки власти. Да, я могу примкнуть к вам. И что потом? Распознав заговор, мрачнейший синьор Морте прикажет мне сойти в Бездну, и я в ту же секунду буду вынужден последовать туда: в обществе теней мы беспрекословно подчиняемся любому приказу Смерти. Мадонна миа, я завишу от него, как прилипала от акулы. Рискнуть – означает потерять всё. А я не играю с такими высокими ставками.
Полемос ощутила своё полное бессилие. Она могла за месяц уничтожить миллионы людей, обратить в пепел города и выжечь самые красивые земные сады. А толку? Могущество в мире живых бесполезно среди мёртвых. Мертвецы, рассуждая откровенно, довольно несговорчивый народ. Соблазнить их нечем. Зацепившиеся за призрачный мир уверены: они и так сорвали джекпот, приобретя самое лучшее. Их не увлечь прелестями красавиц, золотом богатств и захватывающими дух путешествиями. Они будут держаться за Танатоса с бессмысленным фанатизмом: с таким же, с каким отряды фольксштурма за неделю до капитуляции защищали Берлин. О, Мастер, да здесь и живые ведут себя точно так же, как мёртвые.
Но ей нужно убедить Макиавелли примкнуть к ним. Очень нужно.
– Он… мутирует, – заметила Полемос, глядя в глаза Никколо. – Это депрессия: нервные расстройства порой поражают существ и без нервов. Танатос излишне часто общается с людьми, и ему это нравится. А наши два мира не предназначены для соприкосновений. Нет, химической реакции и взрыва не будет, но понимаешь – такого просто НЕ ДОЛЖНО БЫТЬ. Мы просуществовали многие тысячи лет в тени, и всё было отлично. Поверь, Никколо, стоит нам поменять устоявшийся порядок, как оба мира рухнут в кровище и ужасе. Ты знаешь историю государства, где находится наш главный офис? Думаю, да. Однажды тут запретили свободно продавать в магазинах водку, и через шесть лет не стало самой страны. Вот что бывает, если сменить главные устои.
Полемос ощутила, что выдохлась. Неужели и это не поможет?
– Благородная синьорина Герра, вы пламенеете речью так, словно на прошлой неделе вступили в «Единую Россию», – произнёс Макиавелли, отвлёкшись наконец от созерцания свечи. – В целом я понимаю ваше беспокойство. Очевидно, синьор Морте осквернил святейшие из принципов, если уж его семья перешла к крайним мерам. Вспоминая суть нашей беседы… Вы хотели узнать, почему синьор не появился на месте эпидемии нового вируса в Конго и не выходит на связь? Что ж, значит, в данное время он увлечён значительно более важным делом. Но если он исчез и его нет – ни в Конго, ни в доме лекарей на «Выборгской», – стало быть, синьор Морте вернётся не скоро. У вас хватит времени для планов, что вы намерены осуществить. Хотя я бы поторопился…
Полемос впилась во флорентийца взглядом.
– Да, я надеялась на твою помощь. Но позволь узнать, зачем ты это сделал?
– Вы уже дали ответ, синьорина. Со скуки. В офисе всё предсказуемо, вроде оргий при дворе Папы Римского Борджиа. А спустя пять сотен лет службы любому захочется разнообразия: и в этом аспекте я по ощущениям близок к синьору Морте. Политика похожа на театр, мне приятнее в качестве суфлёра сидеть в будке, подсказывая реплики и следя за актёрами из укрытия, нежели принять шквал гнилых помидоров за плохую игру. Помимо сего, вы можете оказаться правы: тем, кому суждено умереть, на всякий случай лучше завершить земной путь. Да, рак убил мать Гитлера, но кто знает – вдруг она превзошла бы суровостью нрава своего печально знаменитого сына? Я не пожелаю вам удачи, синьорина Герра. Я лишь погляжу, что выйдет из вашей затеи.
…Покинув офис, Полемос не могла отделаться от мысли: вероятно, некоторые люди появляются на свет уже мёртвыми. Никколо Макиавелли – один из них. Полное отсутствие эмоций, холодный расчёт и пристрастие к идеальной работе. Флорентиец был зачат для загробного мира. Сняв перчатку, она набрала номер и поднесла телефон к уху, ожидая вызова. Полемос больше не принадлежала миру теней, она стояла на улице в образе блондинки в розовом пальто и сапожках до колен. О деле они договорились заранее, осталось лишь подтвердить. Трубку сняли. Девушка сказала несколько слов.
…Убедившись – человек на другом конце провода понял её, она выключила связь.
Глава 7
Дефлорация
(квартира на улице Савушкина, в то же время)
…Я опускаюсь на колени. Так будет удобнее.
Я видел это много раз в фильмах соответствующей направленности. Нужно, чтобы женщина возбудилась. Подобные действия сейчас производить модно. Правда, во времена упадка Римской империи они также были популярны, но впоследствии сошли на нет. Тут призадумаешься: есть на Земле хоть что-то вечное, или одни сплошные повторы?
Она лежит передо мной. Прерывисто дышит.
Перед этим мы долго целовались. Да уж, выпили мы крепко, а алкоголь прибавляет страсти. Людям прибавляет, по крайней мере, – мне-то он на вкус как проточная вода.
Она уже раздета. Полностью. То есть совсем.
Самое первое впечатление – мужчинам я не завидую. Это же ужас – снимать с женщины столько одежд, особенно зимой. Юбка, свитер, футболка, тёплые колготки, трусики, лифчик – да тут упаришься, как гладиатор, ещё до начала искомого процесса. Конечно, можно было попросить Хельгу раздеться самой. Но я типа изображаю страсть, а под её действием у мужчин принято срывать с девиц покровы. Сомнительное правило – я запутался в лифчике и чуть не упал. Пока что мне не очень нравится. Прелюдия должна вызывать возбуждение, а не порыв хлопнуть дверью и сбежать вниз по лестнице. Но… назвался груздем – полезай в кузов.
Я облизываю губы. Берусь за её бёдра. И приступаю к пиршеству.
Я уже имел счастье наблюдать, как это делается: в невидимости есть свой плюс. Нет, не подумайте, я не извращенец, мне не свойственно гулять тайком по женским баням и раздевалкам. Просто придёшь иногда за душой старенькой бабульки, приходится пробираться к ней через комнату, где ахает парочка, – поневоле обратишь внимание.
Я начинаю нежно. Постепенно. Куда мне торопиться?
К моменту, когда я начинаю убыстрять темп, Хельга тихо стонет. Я ощущаю не удовольствие – ученическую радость ботаника: от того, что делаю всё правильно. Её пальцы зарываются в мои волосы с двух сторон. О, Мастер сейчас гордился бы мной.
Минут через десять она вскрикивает, сжав мне голову ногами.
Я так понимаю, всё закончилось. Что дальше? К счастью, Хельга даёт ответ.
– Возьми меня…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
