Музыка снова смолкла, и я открыл глаза. Гном рядом со мной усмехнулся.
— Теперь вы знаете, что такое жуть-музыка. Но это еще что! Приготовьтесь к худшему. Откинувшись на спинку стула, он закрыл глаза и удовлетворенно вздохнул.
Теперь четверо музыкантов завели своими трубамбонами визг и скулеж, от чего мне на ум невольно пришли легавые, которых топят в замковом рве. Еще два трубача выдули блеющий смех, которым злобные горные демоны вызывают лавины. Самый толстый трубамбонист в середине оркестра извлек из своего инструмента безнадежный тон, прозвучавший как последний вздох существа, которое душат гарротой. Мне показалось, я услышал также причитания заживо погребенных и стоны сжигаемых ужасок.
Не без страха я закрыл глаза: какие жуткие картины нарисует мне такая музыка? Какую зловещую историю расскажет?
Но поначалу я видел только книги. Насколько хватало глаз, вдаль уходил бесконечный коридор, по обеим сторонам которого тянулись шкафы с древними томами… Это букинистический магазин? Но что такого страшного может случиться в букинистическом магазине? Я присмотрелся к корешкам книг. Силы небесные! Это не просто старые книги, это антикварные книги, настолько древние, что я не смог разобрать шрифт в названиях. Несколько, странных ламп под потолком лили призрачный, пульсирующий свет, внутри их что-то шевелилось. Неужели те самые медузосветы, которые описывал Дождесвет?
И тут я наконец понял: это катакомбы Книгорода! Ну, разумеется, лабиринт под городом, и я в самой его середине! Невероятно: путешествие под землю, в таинственный опасный мир, но сам я ничем не рискую! Я должен только слушать музыку и внимать картинам.
Я открыл глаза и тут же закрыл их снова, несколько раз повторил эти действия — и в самом деле без каких-либо усилий переносился из городского парка в катакомбы и назад. Глаза открыты — парк. Глаза закрыты — катакомбы.
Парк.
Катакомбы.
Парк.
Катакомбы.
Парк.
Катакомбы. В конце концов я так и остался с закрытыми глазами. Сидя на неудобном садовом стуле в книгородском парке, я одновременно медленно крался по скудно освещенному туннелю, полному книг и находящемуся глубоко под землей. Удивительно, на что способна трубамбоновая музыка. И все выглядит таким настоящим! Сильно пахло старой бумагой… Невероятно, но эту историю можно даже обонять! Не все медузосветы в потолке горели, а заключенные в них существа распространяли лишь неверный свет, у кое-каких ламп стекло треснуло, и звери сбежали. Я даже видел несколько светящихся тварей, которые в бегстве прилепились к потолку, и еще несколько валялись засохшие на полу.
Что за жуткое место! Повсюду шуршало и потрескивало, — вероятно, книжные черви прожирают себе дорогу через страницы. Я слышал попискивание крыс и шебуршание жуков. И за этими шумами я слышал еще кое-что… Как будто бы слабое придыхание. Внезапно меня осенило: трубамбоновая музыка смолкла. Мне захотелось снова отрыть глаза, успокоиться, увидев перед собой мирный парк, но… не удалось. Веки были словно зашиты. Но удручающие катакомбы я видел ясно. Странное, скажу я вам, ощущение: видеть с закрытыми глазами. Но теперь это была не приятная, не уютная жуть, нет, мной овладел неподдельный ужас.
Я попытался успокоиться, уговаривая себя, что это всего лишь очередная вариация на музыкальную тему, лишь произведение концертной программы. Только на сей раз я сам оказался внутри истории. Возможно, я даже главный герой. Но что это за история? Кем я оказался?
Я крался по проходу, нервно озирался. Потом меня захлестнуло вдруг своеобразное ощущение: я на нюх могу различать, что за книги стоят здесь на полках. Мне незачем терять время на их осмотр, я уловил лимонный запах исчезнувшего собрания книжнокнязя Агу Гааца Начитанного, чья библиотека не имела в данный момент для меня значения, потому что… И теперь я понял, в чьей истории и в чьей шкуре очутился: я был Канифолием Дож-десветом, охотником за книгами.
Невероятно! Нет, напротив, слишком уж достоверно, удручающе достоверно. Я больше не мог отличить фантазии от реальности. Я превратился в иное существо, думал, как он, испытывал его страх. Теперь я также знал, почему эти ценные книги кругом решительно меня не интересуют: я, Дождесвет, спасаюсь бегством. Я, Дождесвет, в этом лабиринте не один. Я, Дождесвет, уже больше не охотник, а добыча. На меня охотится Тень-Король.
Я слышал, как он шуршит и шелестит страницами, а иногда у меня возникало ощущение, будто я чувствую его жаркое дыхание у себя на шее, краем глаза вижу тянущиеся ко мне острые когти. В панике я снова попытался открыть глаза, но не сумел. Я был заперт в теле охотника за книгами, попавшего в ловушку книгородских катакомб.
Возможно ли умереть в придуманной истории? Способна ли фантазия убить? Так оборвалась жизнь Дождесвета? Да и вообще, история ли это? Или действительность? Я уже не мог разобрать. Я знал только, что всеми фибрами души чувствовал усталость Дождесвета, его ноющие мышцы, горящие легкие, дико бьющееся сердце. Внезапно туннель закончился, и я оказался перед стеной из бумаги. Путь преградили громоздящиеся до потолка, в беспорядке набросанные рукописи. Тупик.
Лихорадочно я размышлял, что делать. Развернуться? И попасть в лапы Тень-Короля? Или попытаться прорваться сквозь бумажный завал? Выбрав последнее, я только хотел взяться за дело, как бумага задвигалась. Нет, никто ее не подталкивал, сами рукописи зашевелились, поползли змеями, которые с шорохом завязывались в узлы и расходились снова. И наконец обрели облик… И этот облик был столь ужасен, что…
— АААААААААААААААА!
Кто-то кричал во всю мочь.
Дождесвет вопил от ужаса?
— АААААААААААААААА!
Нет, по земле катался и молил о пощаде я, Хильдегунст Мифорез, ящер-неженка.
— Пожалуйста! — рыдая, скулил я. — Прошу вас, не надо! Я не хочу умирать.
— Можете открыть глаза, — произнес чей-то голос. — Опус закончился.
Я послушался и обнаружил, что лежу ничком на траве, прямо перед садовым стулом, а надо мной склонились гном и еще несколько слушателей.
— Он что, турист? — спросил кто-то.
— Вид у него такой, будто он из Драконгора, — ответил кто-то другой.
Какой стыд! Постанывая, я поднялся, отряхнул с плаща соринки и снова сел. Вся публика пялилась на меня, я чувствовал пронизывающие взгляды Кибитцера и ужаски, даже оркестранты на меня посмотрели.
— Вам, наверное, очень неловко, — понимающе прошептал гном. — Не расстраивайтесь, такое со многими случается. Это ведь очень сильные ощущения: на себе самом испытать последние минуты Канифолия Дождесвета.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
