неба ближе!»
Лида не утерпела и расхохоталась, вспомнив этот спор. Невольно улыбнулся и отец.
Все-таки как дорога ему эта девочка!
Соболев смотрел на дочь. Энергичная, деловая. Загорелое лицо, серые строгие глаза.
Как рад он своей дружбе с Лидой, доверию, с которым она относится к нему.
— А ты знаешь, — вернулся Константин Федорович к теме разговора, — скорее всего полетят на Луну совсем не те, кто хотел бы «записаться первым». Полетят те, кто специально к этому готовится, тщательно тренируется и, конечно, обладает завидным здоровьем. Не говоря уже о том, что для космических путешественников необходимо великолепно знать физику, математику.
Он посмотрел на дочь, тая веселые искорки в глазах.
Лида задумалась, потом вздохнула.
— Вот то же самое говорил нам комсомолец из депо. Но тут ничего не получается. Володя Хмелев лучше всех знает физику и математику, но он — тощий, длинный и близорукий. А кто сильнее всех и здоровее — Миша Добрушин, — терпеть не может эти науки.
— Вот какая незадача! — притворно сожалея, сказал отец. — Ну, дело это не спешное. Пока вы окончите школу, еще многое переменится. А эти, ваши космонавты и строители межпланетных кораблей… Что, на земле они никакого дела себе не нашли?
— Нн-не знаю… — неопределенно протянула Лида.
— Ты бы их получше воспитывала, товарищ председатель совета отряда! Знаешь, сколько рабочих рук понадобится нам в ближайшие годы? Вот здесь, на земле, в нашей стране, в нашем крае? И каменщиков, и трактористов, и учителей, и машинистов. А вот ты? Кем собираешься стать ты?
— Не знаю, папа. Я не могу еще решить.
Некоторое время они сидели молча. Каждый думал о своем.
— А знаешь, — сказала вдруг Лида. — Вот пришел к нам слесарь из депо. Он очень интересно рассказал, как он сначала считал, что слесарь — это самая обыкновенная специальность. А потом, когда в первый раз влез в топку паровоза, увидел, что это здорово интересно.
— Значит, он вам понравился?
— Очень! И потом он хорошо про дружбу говорил. Что хороший друг никогда не останется равнодушным к судьбе товарища. И о том, что каждый учится не для отметок, а для себя.
Лида сидела, задумчиво глядя вперед. Видно было, что она заново перебирала в мыслях события того дня. Вдруг она оживилась.
— А Ксюша Чердынцева! Знаешь, что она сделала? Встала и рассказала все-все. Что Шишляев списал задачу у Хмелева, а Кудрявцев не проверил его тетрадь. Некоторые из ребят сначала рассердились. Человек к нам в гости пришел, а Ксюша заговорила о таких плохих делах. «А ведь мы решили, что все ребята весной перейдут в седьмой класс. Мы за них отвечаем!» — сказала Ксюша.
— А как ты считаешь, правильно она поступила?
Лида на миг задумалась.
— По-моему, правильно! Пусть Лобанов не думает, что мы такие отличные-преотличные. Это получилось… по-честному!
Соболев удовлетворенно кивнул.
— Правильно. Я тоже считаю, всегда надо поступать по-честному.
— Перед Октябрем Зоя Павловна беседовала с нами о Ленине. О том, что Владимир Ильич еще в детстве всегда держал слово. И никогда не лгал.
Они замолчали.
— Как странно! — сказала вдруг Лида и посмотрела на отца. Он увидел, как в глазах дочери отражается раздумье. — Те, кто видел Ленина, запомнили его смелым, решительным, очень добрым и заботливым к простым людям. И Ленин с тех пор как будто не стареет, он все такой же, как был… Ведь неправильно, папа, что в детском саду про него говорят «дедушка Ленин»? Ведь неправильно? — неожиданно спросила Лида.
— Пожалуй, неправильно, — согласился Соболев. — Великие люди для нас никогда не стареют. Вот, скажем, Пушкин. Мы сохраняем о нем память, как о свободолюбивом, неуемном, пылком поэте, который воспел в своих стихах силу и духовную красоту русского народа, светлые человеческие чувства, чудесную русскую природу. А Ленин… Для нас он всегда живой! Вождь пролетариата и в то же время простой человек, замечательный товарищ; пламенный оратор, руководитель революционного восстания и заботливый, внимательный друг детей…
42
В начале зимы, по первому снежку, Григорий Ваганов собрался навестить Чердынцевых. Подумав, он решил взять с собой Марусю и сына.
Дома застали одну Клавдию. Ксюша была в городе, в интернате, младшие ребята еще не вернулись из школы.
Клавдия смутилась при виде нежданных гостей.
— Уж извините, не прибрано, — говорила она, убирая со стола на шесток посуду. Загремела крышкой самовара.
— Не хлопочи, Клава! — ответила ей Маруся. — Уж это наша вина, приехали — как снег на голову. Да у тебя и так все хорошо.
Вышитые шторки, накидушки, накомодник придавали спальне уютный вид. И в кухне, едва Клавдия накрыла стол голубой скатертью, поправила пеструю ситцевую занавеску, закрывавшую верх русской печи, все пришло в полный порядок.
Григорий и Маруся присели к столу. Петюшка попросил разрешения побегать около дома.
Зашумел самовар. Клавдия сходила в чулан, принесла в мисках соленой капусты, груздочков, брусники в рассоле. Стала резать хлеб.
— Ты, Клава, много хлеба не режь, — сказала Маруся. Она взяла со скамейки корзину и начала вынимать свою стряпню: пирог с рыбой, шаньги со сметаной, печенье.
— Что ты, Маруся, каждый раз беспокоишься. Сколько опять привезла! — смущенно говорила Клавдия.
Григорий, рассеянно перебиравший книги на полочке, прислушался к разговору. Что скажет Маруся? Неужели что-то жалостное про «сироток», или еще какую-нибудь чепуху? Григорий знал, как оскорбляет достоинство людей слезливая жалость, подчеркнутое стремление помочь им. Но Маруся оказалась молодцом.
— Что ты, Клава! Ведь мы люди свои, какие могут быть между нами счеты?
В эту минуту черноглазая веселая жена показалась Григорию еще роднее и дороже.
Закипел самовар. Клавдия подала его на стол, заварила чай и пригласила гостей. Начался неторопливый разговор.
Но вдруг Клавдия вспомнила, что обеспокоило ее накануне, из-за чего она не спала.
— Знаешь, Гриша, что мне сказали на станции? Стройка у нас идет большая, по ту сторону. Завод железобетонных изделий. Туда на работу завербовался, кто бы ты думал? Сын кулака, который в Парфеныча стрелял. Евграфка. Работает плотником на стройке…
— Времени с тех пор много прошло, — подумав, сказал Григорий. — Кто его знает, может, сын не в отца пошел?
На крыльце застучали бойкие, быстрые ноги. Распахнулась дверь, и появились Вася, Тая и Петюнька.
Маруся давно не видала ребят. Она заохала, что они «страсть как выросли!» Тая тянется вверх за Ксюшей. И коса-то какая — русая, толстая, у Клавдии такая была. Про себя Маруся отметила, что Клава — умница, за ребятами следит, одеты чистенько и аккуратно.
Вася и Тая обрадовались: очень редко бывал у них кто-нибудь. А тут
