Форма входа
Читем онлайн Под черной звездой - Петр Францев
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
ЗАКОЛДОВАННАЯ ДОРОГА
Мутный дым облаков и холодная даль начинает яснеть, белый призрак луны смотри в душу мою - и былую печаль Наряжает в забытые сны. Яков Полонский
Каким же хитрецом я был тогда. Проснувшись на другой же день ни свет ни заря, когда за окном едва забрезжил утренний свет, а хате все спали мертвецки, я встал и начал потихоньку, что называется, в поход собираться. Ах, какой я был плутишка! Ведь знал же, стервец, прознай мои домашние про то, что я собираюсь улизнуть из дома, ни за чтоб на свете меня не пустили. Да и не только потому, что я мал еще был для таких путешествий, но и от того, что слишком абсурдной была та идея, что позвала меня в дорогу. Пурпурным сиянием утренней зари был окрашен весь восток несвобода будто от того, что в тяжких потугах весны нарождался новый, по-летнему знойный, первый день мая. Для меня этот день всегда был самым радостным праздником из всех других праздников года. Обычно к этому дню такая теплынь бывало привалит: кругом зеленеет трава, кругом цветут цветы - и в поле, и в садах. И все тебе нипочем тогда: бегай себе раздетый, босиком - валяйся, кувыркайся на бархатной травке. С Средней Азии в эту пору стоит полное вселенское благоуханье. Аромат цветущих садов и горных трав опьянеет так, аж голова кружится. Одно пенье жаворонка в поднебесье чего только стоит, взывает в душе каждого и восторг умиленья и слезы радости... Тропою радости сначала для меня был весь тот путь, ради которого я тайком удрал из-под родительского крова. А проходил он по самым экзотическим местам азиатских предгорий, то поднимаясь круто вверх, рассекая пополам опаленные южным солнцем холмы; то уходя вниз, петляя меж колючих кустов барбариса и облепихи, опускаясь в глубокие ущелья, сплошь поросшие кудрявым боярышником, да могуче разросшиеся густо зеленым шатром: дикие яблони, груши, ивы плакучие... Плач ли, крик ли, толи звери, толи птицы - все сливается в страшном гуле, что стоит день и ночь над Пропастью Стонов, так называлось то место в ущелье, где горная речка срываясь с высокой кручи разгоняется по гладкому скальному днищу, и как лыжник с трамплина, делает свой затяжной прыжок бесконечно долгой струей воды, вечно парящей в воздухе... К Пропасти Стонов я подошел почти что в полдень, когда солнце уже стояло высоко в зените. От реки исходила приятная летняя прохлада. А зрелище мне предстало там необыкновенное. Когда бушуют горные реки - это всегда захватывающее зрелище! Зачарует любого! Очарованный, не видавший до этого ничего подобного, я жадно смотрел на огромные коряги, вывороченные с корнями деревья; будто живые диковинные драконы устало ворочались и бултыхались в бурлящей воде, тратя последние свои усилия для того, чтобы как-то выкарабкаться на заветный берег из сумасшедшего плена волн... Гривастые желтые волны катились одна за другой, вынося свои щедрые дары прямо на каменные глыбы, что грозными сторожами стояли в середине и по краям реки, у самого устья ее перед водопадом. Безобразные каменные истуканы, без разбора принимая себе на грудь эту вольную добычу волн, выстраивали из них причудливые корявые нагромождения. Таким образом, созданный на моих глазах из деревьев затор превратился в мощную естественную "плотину", по которой можно было смело переходить с берега на берег... А скажите-ка мне, какой нынче мальчишка не грезит тайком о подвигах и геройстве. Кого из них сегодня, также как и меня тогда, не тянет на всякие там безрассудства, тем более, если такая возможность им неожиданно вдруг подвернется... Представившейся мне возможностью перейти на ту сторону реки без особого риска, конечно же я не мог не воспользоваться, да и просто очень хотелось поглазеть с близкого расстояния на такое редкое буйство реки... Река встретила меня не дружелюбно, предостерегающе... Едва я ступил на первый подвернувшийся мне слизистый хлыст, что лежал в общем ворохе нерукотворной плотины, как ода подо мной в реке запучилась, забурлила! Я взглянул с опаской наверх и увидел, что с верховья реки прямо на меня несется желтой стеной целая лавина воды. Я не успел отбежать и десятка шагов назад, в направлении берега, как меня настигла бог знает откуда взявшаяся эта шальная волна. Она отдала меня всего ужасным холодом и, подхватив под мышки, понесла словно легкое перышко вниз к водопаду. Первой мыслью моей был, и придет же такое на ум, находясь на волоске от смерти, не мысль о спасении, а восторженное открытие для себя того, что я научился наконец плавать! И такой восторг был во мне, и никакого тебе страха! Ведь сколько до того было попыток научиться плавать и все неудачно. Сколько мне пришлось претерпеть из-за этого всяких злых насмешек от сверстников и со стороны своих старших братьев. А теперь и сам вот плыву, да еще как быстро и по какой глубине! Я все уверенней и уверенней загребал и загребал в сторону берега. Вот уже и ветки тальника стали задевать меня снизу; вот уже стволы могучих деревьев приходилось оплывать, чтобы об них не расшибиться... Все ближе и ближе придвигался берег, но совсем близко становилось и до крутящейся воронки водопада, из которой путь один - в пропасть. И я не стал больше искушать судьбу. Повстречавшись с очередной мохнатой макушкой от скрытой под водой плакучей ивы, я вцепился в ее гибкие тонкие ветки, что торчали пучком из-под воды и всей свое жизненной мощью повис на них. Ветки качнулись раз, другой, сгибаясь до самой воды под тяжестью моего тела, но, поборов силу инерции, поднялись и выпрямились, приподняв и меня над водой. Несколько страстных усилий и я успешно примастился там. Уже стоя по колено в ледяной воде, держась за ивовые плети и переступая с ноги на ногу, поочередно прогревая их на солнце, я только тогда по-настоящему по-детски испугался и начал кричать, кто в такой глуши и при таком грохоте тебя услышит, но я почему-то так надеялся и всей душою так верил, не знаю почему, в свою неугасимую звезду, в свою удачу, в исполнение незамедлительного любого своего желания. - "Да вон, вон, глянь-кось, - говорил я сам себе, - что это там промелькнуло между кустами, перед твоим залитым от слез взором. Уж не всадник ли проезжий какой?!" Радостно запрягало во мне возликовавшее сердце! И точно - это был он! Я начал еще оглашенней кричать и отчаянно раскачивать ветки, на которых я висел, дополнительно привлекая к себе его внимание. И вот он осадил строптивого коня своего и стал глядеть на реку, держа руку под козырек. И вот он уже круто повернул в мою сторону своего скакуна, взмахнул плетью, ударил в шпоры. Вот он лихо соскочил с седла, бросил на ходу поводья на сук дерева и начал быстро раздеваться. Вот он уже размашисто мощно плывет по воде. Вот он, наконец, подплывает ко мне, приветливо улыбается. Ухватившись одной рукой за иву, чтобы не сносило течение, а другую дружески протягивая мне, он подбадривающе кричит из воды: - Корочо джигит, не боись джигит. Исмаил сильный и ловкий джигит, он спасаэт тэбэ! - Сильная жилистая рука его подхватила меня и мягко опустила себе на спину! - Корочо дэржись, джигит, - Предупредил меня чеченец. такой там шайтан. - Указал он свободной рукой его шею, другой вцепился в его курчавую шевелюру, а ногами забултыхал по воде, пытаясь удержать себя на плаву. - Шайтан джигит! - Одобрительно крикнул мне Исмаил, высоко оценив мои действия, и мощно оттолкнувшись от ствола ивы, он весь с головой уткнулся в воду, а сильные волосатые его руки заработали над водой изогнутыми мелькающими веслами... Усилия Исмаила, отчаянно сопротивлявшегося бурному течению воды, нам к счастью удалось преодолеть таким образом опасный участок реки и выплыть наискосок к берегу прямо у самого водопада. На высоком берегу, зарывшись в горячий песок, я долго все никак не мог унять малярную свою трясучку: дрожу всем телом, стучу зубами, а спаситель мой, здоровяк Исмаил, как ни в чем не бывало восхищено цокает языком и неустанно повторяет: - "Корочо джигит, шайтан джигит!" А когда я рассказал ему всю эпопею своего побега из дома, принимает ее неодобрительно, с огорчением. Он тычет себя пальцем в грудь и сообщает мне: - Исмаил истал абрек, потому что турьма бежаль. - указывая на меня холодно иронизирует. - А джебраил - абрек, - перекрестил он ме имя на азиатский лад, - ат дому бежаль. - Покачивая головой из стороны в сторону, он вдохновенно наставляет меня. - Такой не хорошо! Такой волшебный цветок ни какой гора нету! Твоя башка болной, бешиний фантазий! Тибэ учиться надо. Ученый будешь, писатель будешь, настоящий джигит будешь! - Последнюю фразу он произносит с особым чувством гордости, хотя и пытается убедить меня навсегда отказаться впердь убегать из дома и больше никогда не помышлять об этой глупой затеи с цветком. Он по-братски назидательно разъясняет мне про незавидное житие отверженного, рассказывает о своей нелегкой доле: "Мой брат Ваха Усть - Каменогорск на машина пшеница базар таскал"... Дэсат лэт турма сажал... хотел его выручатэ - мой тоже дэсат лет давал... за драка... Я слушаю его, соглашаюсь с его доводами, преодолевая с трудом, охватившую меня вдруг зевоту и сонливость. Отогревшись на солнце, я начинаю все же сдаваться и понемногу засыпать под его ровную гортанную речь, отдающейся стозвоном в моем не совсем еще отягощенном сном сознании: "Мой брат Ваха Усть - Каменогорск на машина пшеница базар таскал"... Проснулся я на закате дня. Ежась от холодного ветра, я подувшего к вечеру с дальних белоснежных вершин гор, я спешно облачаюсь в высушенные на солнце свои ветхие одежды и бегу вниз на запах костра. Внизу на спуске к реке жарко полыхает с треском костер из сухого краснотала и горючей таволоки. Переходи наша сторона, кунак! - Позвал меня Исмаил, суетившийся около костра. Я подошел к нему и присел на корточки у огня с подветренной стороны, активно греясь, подставляя ладони к желтым языкам пламени. Встретил он меня приветными словами. - Видишь, шашлык жарим из рыба! - И тут же хлебосольно предложил мне, указывая на свою бурку, где стопкой была сложена приготовленная им пища. - Садись, кунак! Хлеб кушай, балык кушай, сарамсак кушай! Пока я спал безмятежно, он где-то раздобыл уже несколько кукурузных лепешек, наловил чем-то целый тюрбан (самотканый спаренный вещьмешок, из грубой овечьей шерсти, который навьючивается сзади седла у крупа лошади) еще живых здоровенных османов (хариусов), да и успел еще нарвать целую охапку горного лука, что растет на южном склоне, находящемся от нас на приличном расстоянии. "В два конца, пожалуй, не менее десяти километров будет", мысленно прикинул я. - И где ты все это успел раздобыть, Исмаил? - удивленно спросил я чеченца. - Аха-ха-ха, - весело захохотал он, но вдруг помрачнев, с горечью ответил мне, обводя рукой все урочищею - Издес моя книзь! Издес моя владений! - От него я узнал, что кукурузные лепешки ему приносят из аула в саклю, построенной им в пещере под водопадом, его невеста красавица Залиха. Скоро плачу калым, и Залиха будет мой жена! - радостно сообщил он мне о своем твердом намерении жениться на ней. - А зачем тебе платить калым? Разве ты не можешь ее похитить? спросил я его, недоумевая, и добавил восхищенно: - Вон ты такой смелый и сильный джигит! Такой не одну девушку сможет завлечь и похитить! На это он ответил мне с усмешкой, что многих девушек иметь запрещает мусульманский закон (шариат). А чтобы жениться на Залихе ему нужно обязательно заплатить калым по той причине, что ее отец вместе с его отцом были расстреляны как враги народа коммунистами Сталина еще во время их насильственного выселения с Кавказа. Одна лишь старая больная мать осталась у нее, и он должен всячески помочь ей, а уж полагающуюся сумму калыма за дочь уплатить сам бог велел. - А где же ты взял столько много рыбы? - назойливо допытывался я, уминая подряд все его угощенья. - На рыба мордочка ставим, на край арык, такой длинный корзина из тала, пояснил он, отвечая на мой вопрос, тем самым открывая причину своего появления здесь в полуденный час. Оказывается, он ежедневно в обеденную пору, когда пригреет солнце, начинает собирать свой рыбный улов вдоль верховья реки, проверяя примитивные свои рыболовные снасти, установленные им во всех родниковых притоках, куда особенно любит забираться эта царская рыба. - А когда ж ты успел привести сарамсак? - не унимаюсь я любопытствовать. - Сарамсак принесет мой аргамак "Кавказ", как птица летит "шайтан"! горделивый взгляд его скользнул по ущелью в долину, где фыркая ноздрями, пасся невдалеке на зеленой полянке, отливаясь на солнце, вороной его конь - его верный товарищ и друг. Когда совсем стемнело, из предосторожности, чтобы не засветиться лишний раз, Исмаил на своем Кавказе отвез меня в поселок лихо, "с ветерком", аж сердце с непривычки замирало. На прощанье, одарив меня теплой бараньей буркой, он, хлопая меня по плечу своей сильной ладонью, свесившись с седла, нежно по-братски сказал мне: - Если тэбэ кто забижайт будет, скажи, что ты мой мой младший брат! Тогда никто тэбэ никогда не тронит! Округ все изнают какой иест абрек Исмаил! Этим он хотел сказать, что в о всем районе нет ни одного животного из людей, которого б в случае чего, он не встряхнул бы за хохолок...
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Под черной звездой - Петр Францев бесплатно.
Похожие на Под черной звездой - Петр Францев книги
- Евангелие от Луки - Майкл Уилкок - Религия
- Легкое путешествие на другие планеты - А.Ч. Бхактиведанта Свами Прабхупада - Религия
- Беседы на Евангелие от Марка, прочитанные на радио «Град Петров» - Ианнуарий Ивлиев - Религия
- Евангельская история - Святитель Феофан Затворник - Религия
- Господи, исцели блудные страсти мои - Игумен Митрофан (Гудков) - Религия
- Мудрость правителя на пути долголетия. Теория и практика достижения бессмертия - Бронислав Виногродский - Религия
- Миф Свободы и путь медитации - Чогъям Трунгпа - Религия
- Ефросиния Московская. Крестный подвиг матери Русской земли - Владимир Афанасьев - Религия
- Власть над самим собой как источник силы и могущества - Шри Сатья Саи Баба Бхагаван - Религия
- Псалтирь (на цсл. гражданским шрифтом, с ударениями) - Давид Царь и Пророк - Религия