Виктор полночи проворочался без сна, старательно представляя распущенную блондинку с короткими кудряшками вокруг ярко намазанной порочной мордашки. А когда он наконец заснул, то сразу увидел сон: Юлия накрывала на стол в какой-то большой, совершенно не знакомой Виктору кухне, двигаясь бесшумно и стремительно, как ящерка, а за столом на высоком табурете очень тихо сидела очень маленькая девочка — черноволосая, черноглазая, с чопорно сжатыми розовыми губками и пристальным, серьезным, немножко мрачноватым взглядом.
Глава 15
Ах, мама Нина, знала бы ты, до какой степени беспочвенны твои надежды на этот дурацкий круиз… Впрочем, лучше бы тебе этого не знать. Страшно представить, что было бы с мамой Ниной, если бы она узнала об этой безобразной, непристойной, грязной, оскорбительной, унизительной… в общем, об этой поганой сцене. Тут уж мокрым полотенцем не обошлось бы.
Юлия часа два валялась в темноте, стараясь уснуть, и все больше злилась, вспоминая новые подробности вечера. Это надо же было так растеряться! Давным-давно ясно было, к чему дело идет. Да этот Виктор, честно говоря, и не скрывал своих намерений. Намерения! И слово-то какое противное. Впрочем, дело не в словах, не в намерениях Виктора и даже не в самом Викторе. Дело в ней самой. Могла бы давно и очень решительно задушить в зародыше даже саму его мысль о всяких там намерениях. И не надо делать вид, что можно было рассчитывать на что-то другое. На что-нибудь нормальное. Человеческое. Красивое…
А кто сказал, что она рассчитывала на всякое такое? И не только не рассчитывала, но даже не думала, не надеялась и не мечтала. Или мечтала?.. Нет. Она прекрасно осознает собственный статус и с самого начала видела, что Виктор из себя представляет… Что все они из себя представляют. Разные миры. Разные породы. Разные орбиты. А разные орбиты никогда не пересекаются. Если не считать тех случаев, которые кончаются катастрофой. А зачем ей катастрофы? Юлия еще немножко повалялась, без всякой надежды ожидая сна, потом все-таки встала, зажгла свет и вцепилась в свое шитье как в единственно разумный в данных обстоятельствах вид деятельности. И привычная, размеренная, неторопливая работа, как всегда, быстро успокоила смятение в душе и разброд в мыслях. А правда, что уж такого случилось-то? Почему ты, классная дама, так бесишься? Может быть, как раз потому, что ничего не случилось? То-то. И давайте не будем возвращаться к прошлому. Давайте немножко попланируем будущее. Хотя бы ближайшее. Например, завтрашний день. Утро. Встретиться-то с ним все равно придется. И как ему в глаза глядеть?
Спокойно. Почему это она должна думать, как глядеть в глаза Виктору? Это он пусть думает, как ей в глаза глядеть. Хотя, судя по всему, для него это вполне рядовой эпизод. Он даже не осознает, до какой степени все это пошло и убого…
Опять она распереживалась. Лучше думать о чем-то хорошем. О том, например, сколько всякого добра она привезет домой. И денег. Целую кучу денег! Катерина неделю назад с азартом рылась в ее чемодане и наткнулась на вышитый костюмчик. Примерила — и тут же выпрашивать начала. Юлия пока якобы раздумывает. Цену набивает. Надо думать, хорошую цену набьет — Катерина прямо землю роет… Ладно, хотя бы с точки зрения доходности этот дурацкий круиз оказался не таким уж и дурацким.
И от этих приятных мыслей Юлия постепенно развеселилась, отложила шитье, погасила свет и наконец-то привычно быстро нырнула в сон, не успев даже пожелать себе, чтобы хоть сегодня ничего не приснилось.
Ей все-таки что-то приснилось. Но не тот взрыв, и крик, и страх, и тоска, а что-то совсем другое. Что-то незнакомое и нестрашное, даже, кажется, веселое, но все равно что-то смутно тревожащее. Тревожащее, может быть, потому, что она совершенно не помнила сна, даже хотя бы кусочками, хотя бы намек на сюжет — просто ощущение новизны, неизвестности и неясной радости. Наяву похожее состояние она испытывала, когда ребенок, которого записали в безнадежные, начинал выплывать из этой безнадежности в нормальную жизнь. Может быть, ей Маша-младшая снилась? Интересно, сколько слов она уже говорит… Ну ничего, до встречи осталось не так уж много времени, скоро она сама все увидит, и услышит, и поцелует сопливый Машкин нос, и обнимет тощие плечики мамы Нины, и нарассказывает всем-всем-всем всяких глупостей.
Юлия шла на завтрак в замечательном расположении духа, в таком распрекрасном настроении, что даже ни разу не вспомнила вчерашнее происшествие, поэтому напряженный, тревожный, какой-то ожидающий взгляд Виктора стал для нее неожиданностью. Неприятной неожиданностью. Он что — теперь до самого конца зверем на нее смотреть будет? Ладно, наплевать. Конец не так уж и далек. И вообще, нечего нервничать из-за каких-то там взглядов чужого человека.
— Доброе утро, — как можно приветливее сказала Юлия, садясь на свое место. — А Катя и Алан почему опаздывают?
Виктор моргнул, открыл рот, чтобы что-то сказать, но опять закрыл, сидел, глядя на нее то ли нерешительно, то ли испытующе, тер ладонью затылок — волосы-то как у него отросли! — и молчал.
— Что-то случилось? — спросила Юлия исключительно ради поддержания вежливой беседы. И тут же чуть язык не прикусила — угораздило же такое ляпнуть! Он может подумать, что это провокация. — Я имею в виду Катю и Алана… То есть их отсутствие…
— Юлия… — Виктор отвел глаза, хмурясь, покусал губы и опять уставился на нее. — Послушай. Нам бы поговорить надо, как ты думаешь?
— Конечно, — вежливо согласилась она. — Пожалуйста. О чем?
— Ну, как… — Он запнулся, кашлянул и опять отвел глаза. — Как-то все неудачно получилось… Наверное, я что-то не так сделал… Ты обиделась, да? Я не понимаю… Я тебе сказать хотел… А, черт, вон Катька прется. Слушай, не убегай от меня после завтрака, а? Давай хоть на палубе побудем. Мне сказать тебе надо…
— Привет! — Катерина подлетела, по обыкновению, с такой скоростью, будто за ней собаки гнались. — Чем нынче кормят? Вить, что это ты надутый какой-то? Живот болит?
— Доброе утро, Катюш. — Юлия с улыбкой обернулась к Катерине и окинула ее одобрительным взглядом. — Ты сегодня такая нарядная… Почему Алан есть не идет?
— Бритву найти не может, — жизнерадостно сказала Катерина. — Найдет — побреется, не найдет — бороду отпускать будет. Представляешь? Кошмар!
— Алану борода пойдет, — предположила Юлия. — Художник должен быть с бородой.
Виктор слушал их болтовню с таким видом, будто они говорили на незнакомом языке, а он пытался понять тайный смысл сказанного. Он не отрывал напряженного взгляда от лица Юлии, и она с трудом подавляла инстинктивное желание пригладить волосы или заглянуть в зеркало — не испачкано ли чем-нибудь лицо. Даже Катерина в конце концов заметила странность его поведения и с раздражением напала на него:
— Вить! Да что хоть с тобой сегодня? С похмелья, что ли?
Виктор мельком глянул на нее, опять уставился на Юлию и виновато сказал:
— Я вчера правда не больше пятидесяти граммов коньяка выпил. Честное слово. Алан может подтвердить… От этого разве пьянеют?
Юлия чуть не подавилась омлетом, осторожно положила вилку и опустила глаза. Катерина замерла с открытым ртом, с внезапным интересом уставилась на брата и зловеще поинтересовалась:
— Так. И что же ты натворил после того, как не опьянел?
— Да ничего я не натворил, — неуверенно ответил Виктор, все так же глядя на Юлию. — И я правда не пьяный был…
— Юль! — Катерина повернулась к Юлии с видом следователя по особо важным делам. — Он что, обидел тебя? Я этому гаду всю морду…
— Алан идет, — обрадованно сказала Юлия. — Без бороды, но с камерой.
Катерина тут же переключилась на Алана и загалдела что-то о тех, кто сам всегда все теряет, а потом сваливает на других, и Виктор успел потихоньку сказать Юлии:
— Ты со мной поговоришь?
Она не успела ничего ответить, потому что подошел Алан и тут же стал излагать план мероприятий на весь день. План предполагал участие Юлии в соревнованиях по настольному теннису и одновременную съемку вышеозначенных соревнований с целью последующего включения пленки в фильм о круизе. Виктор сидел и психовал.
— Конечно, — согласилась Юлия с готовностью. — Я поиграю. И попозирую. Попозже, ладно? А то уже Виктору пообещала полчаса после завтрака.
— Час, — быстро вставил Виктор, тут же преисполнившись радостной надежды. — Не меньше часа. Или даже больше.
Катерина опять подозрительно уставилась на него, и Алан посмотрел что-то уж очень внимательно, но Виктору было уже наплевать на их взгляды — Юлия пообещала ему встречу. Можно сказать, свидание. Принародно. Торжество у него просто на лице было написано, и Юлия опять невольно затревожилась: знать бы заранее, о чем он будет говорить. И как говорить. И вообще, зачем ему это надо — говорить с ней о чем-то. Поговорили уже…
