Воспринимать было чего по причине великолепия храма, оригинальности росписей галерей, а также необычности икон с установленными прямо на них деревянными скульптурами Христа и Николы Можайского. Командор усиленно приобщались к таинствам христианского богослужения, между тем как Главкульт, скрыв своё иудейское происхождение под постной личиной верующего, нахально прояснял прихожанкам суть росписей, а также учения, как он выражался, "Господа нашего". Попутно бросал он скоромные взгляды на внимавшую ему в толпе прихожанок молодую туристку, сильно рассчитывая, видимо, что в ней взыграет неудержимый атеизм. Поскольку, однако, этого не произошло, был извлечён Командором на предмет насыщения телес, но и стоя в очереди в столовой, ухитрился установить тесный контакт с местными кадрами в лице одобренной Командором подавальщицы. За неимением условий вынужден был, впрочем, ограничиться блинами со сметаной.
Выйдя из, проследовали к автобусу, каковой, наоборот, проследовал к храму. Совершив восхождение в рюкзак, догнали мустанга и стали входить в доверие к пассажирам и в особенности к пассажиркам, в чём многого достигли, но до конца не довели по причине всё тех же неумолимых походных условий. Переезд не представлял, не считая частушек, записанных Поэтом для приобщения к фольклору.
Я РОДНУЮ МИЛУЮ
ИЗ МОГИЛЫ ВЫРОЮ,
ПЕРЕВЕРНУ, ПОХЛОПАЮ,
ПОСТАВЛЮ СВЕРХУ
ЖЁЛТЫЙ КРЕСТ
(
НАРОДНОЕ. ЗАПИСАНО ПОЭТОМ)
Покинув благородных шоферов в Ростове Великом (свою натуроплату они выхлебали ещё на остановке в Ярославле), вступили в следующий этап существования, ещё более жалкий, чем предыдущий.
Время клонилось к вечерне, когда мы в очередной раз перетащили рюкзаки на очередные десять с половиной метров и, кряхтя, опустили их наземь. Город Ростов Великий окружал нас воем автобусов, порывавшихся в светлые дали согласно международному расписанию. Среди орд голодных и грязных аборигенов, вихляя задницами и фотоаппаратами, бродили иностранные девочки из размещённого в Кремле лагеря "Спутник" – соответственно названию при каждой заднице указанный спутник прилагался по меньшей мере в одном экземпляре. Юбки у девиц практически отсутствовали, а на надлежащем месте красовались ягодицы, откормленные на ненаших харчах. Зрелище сие не столько возбуждало, сколько настраивало на мысли о преимуществах социалистической системы. Впрочем, Командор, по-видимому, держались иных мнений, поскольку, наскоро обозрев окрестности и вернувшись из рекогносцировки к фонтану в виде семилетней девочки, где Их ждал Ш.М. с рюкзаками, Они стали в позу Цицерона, Демосфена, а также Катона, и провозгласили очередную историческую речь, кою велели немедля записать, дабы не забыть, а напротив, высечь оную в памяти потомства:
- Грёб твою мать так и так! - изрекли Командор. - Нафуя я таскаю за собой эти Широкие Массы, это огорчение и обузу?! Гнусная орда! Демагог не пакостит только при приступе геморроя, предел способностей Поэта - рифма "хрен-член", Вриосекс только и знает жрать фталазол, Начфин - крохобор, Летописец отстал от событий на восемь дней, приходится за него лично работать... Ах, паразиты!.. В местной гостинице, занятой киносъёмочной группой, одно мужское место - для Командора пожалуйста, а Ш.М. - фуя! С кем в гостинице я мог бы жить? С замечательной кинозвездой древности Музой Крепкогорской, которую ждут завтра в десять ноль-ноль на съёмках. В восемь утра две машины повезут антураж, вполне могли бы прихватить с освещёнием и Командора. Конечно, место в гостинице оставлено специально для меня. И будь я один... Но! Но! Я не иду в гостиницу! Не жалость к Ш.М. движет мною, Ш.М. я хлебал – мне не нравится название фильма "Красное солнышко". Лента, понятно, обо мне. А я желал бы, будучи Скромнейшим среди скромных, названия попроще, вроде "Алеет Восток" или "В открытом море нельзя без кормчего". Поэтому говорю как кормчий: вперёд, ребята, за озером нас ждут бабы в палатках. Помните, наша цель в палаточном городке - не палаточный городок. Пусть наутро все палатки будут целы, а спальники порваны в клочья от страсти! И последнее напутствие войскам: кто схватит триппер - снимаю с пробега! - К Летописцу, подозрительно: - Фули ты там строчишь? Ты чего-то больше пишешь, чем я сказал. - Грозно: - Ух!! Так, так, растак и перетак!!
НЕ ЗАГЛЯДЫВАЙ ВПЕРЁД -
ГЛЯДИ КОМАНДОРУ В РОТ!
(
ДЕМАГОГ)
Речь Вождя завершена была тонко рассчитанным эффектом: Командор создали под Ростовом палаточный городок на озере Неро, где повелели ждать нас толпам нетерпеливых менад. Однако Вождь не учли надломленного состояния ПШ., истерзанного приступами поноса, геморроя и лирического настроения духа от многочисленности поверженных им в пути и всё не до конца особ, девиц и официанток. Словно овца на заклание, плёлся за Командором Ш.М. к остановке, с остановки, к монастырю и далее, всю дорогу старчески шамкая губами и бормоча с помощью Демагога подрывные речи, которые деморализовали всю нашу сексоготовность. Можно ли было ожидать от подобных бойцов тех подвигов, на которые нас звали к озеру Командор? Удивительно ли, что по прибытии на место мы обнаружили палаточный городок абсолютно пустым за исключением одной лишь сторожевой особы противоположного пола, которая, однако, при ближайшем рассмотрении оказалась особой должностного возраста и соответствующего хамства. Испепелив оную посредством своего величия, Командор протрубили "поворот все вдруг" и приказали отбытие в Борисоглеб. Приказ этот был встречен с восторгом всеми, включая Ш.М., которому было всё равно куда, лишь бы побыстрее.
Снова мы оказались в гуще нетерпеливого автобусного ржания вперемешку с многотерпеливым и скудным народом. Снова были свидетелями презрения системы нашей к её же собственным графикам и расписаниям, ибо автобус подан был в момент надлежащего отбытия. Снова ощущали всеми членами неровности родной земли, уговаривая себя, что русский ухаб всё равно милее, чем какой-нибудь тель-авивский асфальт, расплавленный от средиземноморского климата. К сожалению, ухабы вместе с дорогой кончились раньше, чем наши уговоры достигли своей цели. И перед нами предстал Борисоглеб в кольце лесов, среди которых зоркий глаз Командора уже выискивал место для дешёвого ночлега, радуя этим сердце Начфина.
Вместе с Борисоглебом предстало нам, однако, отдельно стоящее двухэтажное строение, и Демагог едва слышно произнёс, ни к кому конкретно не обращаясь, что сие есть местная гостиница, скрытая под именем Дома Колхозника. Но что из гласа народного, хотя бы и тихого, может ускользнуть от слуха Вождя? И Командор, ради блага руководимого Ими народа пренебрегли собственной мечтой о ночлеге в лесу, направив стопы свои (и наши) в сторону закамуфлированного отеля. Где и взяли нам (ну, и себе) места на койках в четырёхместном номере.
