Обе группы без промедления занялись Коллинзом. Довольно быстро они добыли массу новых данных, вывернув наизнанку всю жизнь министра юстиции, его близких, друзей и сослуживцев. Но результаты поисков все же оставались неутешительными.
Все полученные данные подтверждали выводы первоначальной проверки, не нашлось ничего, что могло бы бросить на Коллинза хоть малейшую тень. Это выглядело неестественным. Эдкок просто не мог поверить, что в жизни человека не нашлось ничего компрометирующего: слишком долго Гарри работал в ФБР, слишком часто сталкивался с проявлениями худших человеческих качеств, чтобы верить в чистоту и порядочность. Если рыть глубоко, рано или поздно докопаешься до грязи. Разумеется, он держал Тайнэна в курсе общих дел — деталями шеф не интересовался никогда, ждал ли!пь результатов.
Гарри Эдкок надеялся, что сегодня наконец ему повезет и он сумеет доложить шефу об успехе.
Эдкок быстро прошел в компьютерный зал, его взгляд механически скользнул по надписи на стене: «Национальный центр информации по борьбе с преступностью» — и сразу почувствовал прилив уверенности. Еще больше уверенности придало ему созерцание оборудования огромного зала: панели компьютеров, электрические пишущие машинки, магнитофоны, телетайп, печатающий тысячу сто знаков в минуту…
Ни одному человеческому прегрешению не скрыться от этих машин.
Эдкок шел сквозь зал, отыскивая взглядом Мэри Ламперт, старшего офицера связи, главного его сотрудника в информационном центре. Не найдя Мэри, он спросил о ней у одного из дежурных операторов и узнал, что Ламперт должна прийти с минуты на минуту.
Подвинув кресло, Эдкок сел.
Снова осматривая компьютерный зал, вспоминая отдел идентификации на верхних этажах здания, думая о сети сотрудников, раскинутой по всей стране, Эдкок не испытывал никаких сомнений в том, что рано или поздно порадует шефа приятным известием. Это лишь вопрос времени.
Эдкок умел мыслить только безжалостными статистическими данными. И чтобы чем-то занять себя, поджидая Мэри, начал перебирать их в уме.
Сеть компьютеров. Питающие ее данные поступают из 40 тысяч точек в пятидесяти штатах. Обрабатываются и хранятся данные не только о людях с уголовным прошлым, не только о потенциальных преступниках и смутьянах, но и об участниках демонстраций, о конгрессменах, о правительственных чиновниках, о тех, кто позволяет себе критиковать Соединенные Штаты, — да практически, черт возьми, о каждом американце старше десяти лет. Взять хотя бы информацию об арестах: пятьдесят процентов населения обязательно раз в жизни подвергается аресту, включая и задержания за нарушение правил уличного движения. Все данные на задержанных хранятся в памяти компьютеров. К тому же в распоряжении ФБР 275 миллионов полицейских досье, 290 миллионов досье психиатров и 125 миллионов досье о кредитах бизнесменов.
Отдел идентификации. Каждый божий день ФБР получает примерно 34 тысячи новых отпечатков пальцев: около 15 тысяч от полицейских властей и приблизительно 19 тысяч от министерств, ведомств, банков и страховых компаний. В 1975 году в ФБР хранилось 200 миллионов отпечатков пальцев. Сейчас, наверное, уже не меньше 250 миллионов. Одна треть карточек хранится в досье рецидивистов, две трети — в досье еще не привлекавшихся лиц.
Более десяти тысяч сотрудников ФБР разбросано по стране, включая и тех, кто ведет сейчас проверку Кристофера Коллинза.
Спецгруппа опрашивает родственников объекта, друзей и знакомых, деловых партнеров, врачей и юристов, посещает школы, клубы, лавки, банки. Да, да, они действуют вовсю: подключаются к телефонам, устанавливают микрофоны, ведут слежку, подсылают провокаторов, фотографируют, тайно проникают в дома и квартиры, роются в мусорных ящиках, вскрывают и вновь заклеивают письма.
Ну не чудо ли? Кто устоит против армии Тайнэна? Нет, если прегрешения есть, они будут найдены. Будут!
Эдкок так глубоко погрузился в свои думы, что даже не заметил, когда к нему подошла сияющая Мэри Ламперт.
Взмахнув карточкой отпечатков пальцев и пачкой сколотых скрепкой листков, она положила их ему на колени.
— Хорошие новости, Гарри.
— Что это? — встрепенулся Эдкок.
— Данные на Коллинза, — ответила она. — Только что поступили. Взгляните сами.
Он недоуменно посмотрел на отпечатки пальцев, затем медленно начал пролистывать бумаги. Недоуменное выражение исчезло с его лица.
— Вот это да! — воскликнул Эдкок и расплылся в улыбке.
Было без десяти минут восемь утра. Кристофер Коллинз, бреясь перед зеркалом в ванной, напевал популярную мелодию.
Хорошее настроение не покидало его с той минуты, как два дня назад ему позвонил председатель Верховного суда Мейнард и сообщил о своем решении подать в отставку и выступить против тридцать пятой поправки. Бодрого настроения Коллинза не могло испортить даже вчерашнее предупреждение Измаила Ян-га о том, что ФБР тайно собирает о нем сведения. Возвращаясь мысленно к Тайнэну, он взвешивал, стоит ли заявить ему прямо в лицо, что знает о предпринимаемых им шагах. Разумеется, такой ход обескуражит
Тайнэна и немедленно положит конец расследованию. Но в конце концов Коллинз решил, что ему наплевать. Пусть Тайнэн ведет свою бессмысленную игру. Во-первых, ничего для себя полезного Тайнэн не найдет: в жизни Коллинза темных пятен нет. Во-вторых, борьба с Тайнэном все равно подходила к концу и все козыри были на руках у Коллинза. Как только Мейнард поднимет в Сакраменто свой голос против тридцать пятой поправки, всем мечтам Тайнэна о диктаторской власти придет конец. Теперь можно забыть даже о таинственном оружии Тайнэна — документе «Р», — что бы он там собой ни представлял. Да, верно, Бакстер предупреждал перед смертью, что документ этот необходимо во что бы то ни стало найти и суть его разоблачить, но сегодняшняя речь Мейнарда в Сакраменто все равно полностью его обезвредит.
Коллинз затянул узел галстука и услышал за дверью ванной голос Карен:
— Крис, к нам пришел какой-то Дориан Шиллер. Говорит, что он твой друг.
— Впусти его, пожалуйста, — ответил Коллинз. — Это действительно друг.
Коллинз вышел в гостиную и увидел Раденбау, возбужденно расхаживающего по комнате
— Доброе утро, Дональд, всегда рад вас видеть, — приветствовал Коллинз.
На Раденбау лица не было.
— Плохо дело, Крис, — со вздохом сказал он. — Очень плохо. Показывали по телевизору в шесть утра… Я всегда включаю телевизор, как только проснусь… Хотел сразу же позвонить, но потерял номер вашего телефона, поэтому приехал.
— Что случилось, Дональд?
— Случилось самое страшное. — Раденбау задыхался как астматик. — Не знаю даже, как сказать вам об этом, Крис…
— Да говорите же, черт возьми!
— Председатель Верховного суда Мейнард и его жена убиты сегодня ночью в спальне своего дома обыкновенным взломщиком!
У Коллинза подкосились ноги.
— Мейнард убит? Не могу… не могу поверить… Какой ужас! Это конец нашей последней надежды… О, черт, что же творится в этой стране, будь оно все проклято!
— Где у вас телевизор? — спросил Раденбау.
— Здесь, — ответил Коллинз и провел Раденбау в кабинет.
— «…Трупы увезли лишь час назад, — говорил комментатор. — Трупы Мейнарда, его жены и их убийцы, личность которого еще не установлена: патрульные полицейские пристрелили его при попытке к сопротивлению. Позвольте мне вкратце суммировать все, что пока известно о развернувшихся здесь утром событиях… Судя по всему, взломщик хорошо знал план дома. Проникнув через черный ход, он направился в спальню, рассчитывая поживиться драгоценностями миссис Мейнард. Его появление разбудило Мейнарда, и тот нажал на стене потайную кнопку сигнализации.
Увидев движение Мейнарда, убийца выстрелил. Дважды. Председатель Верховного суда был убит из «вальтера». Смерть наступила мгновенно. Когда от выстрелов проснулась миссис Мейнард, преступник убил и ее. Не зная о поданном Мейнардом сигнале тревоги, убийца, вместо того чтобы немедленно бежать, перерыл всю спальню в поисках денег и драгоценностей. Забрав колье и кольца миссис Мейнард и бумажник убитого, он покинул дом тем же путем, что и вошел, но на тротуаре попал в свет фар полицейского автомобиля. Он побежал, затем остановился, обернулся и открыл огонь по выпрыгивающим из автомобиля полицейским. Ответным огнем он был убит. Кроме украденных вещей, в кармане убийцы ничего не нашли. Личность бандита пока не установлена. Сейчас мы включаем нашу студию в Лос-Анджелесе, где нам сообщат последние сведения по делу об убийстве председателя Верховного суда и миссис Мейнард…»
Сидящий за изогнутым полумесяцем столом в телестудии диктор поднял лист бумаги.
— «Одно из последних сообщений, — сказал он. — Отъезд председателя Верховного суда Джона Г. Мейнарда в Лос-Анджелес был совершенно неожиданным и для сотрудников его аппарата в Вашингтоне, и для коллег — членов Верховного суда. Но сейчас стало известно, что он звонил своему старому другу Джеймсу Гаффи, спикеру ассамблеи штата Калифорния, и сообщил о своем намерении вылететь на следующий день — то есть сегодня — в Сакраменто и предстать перед юридической комиссией ассамблеи для обсуждения с ее членами тридцать пятой поправки, прежде чем ассамблея приступит к голосованию. Гаффи заявил сегодня утром, что не имеет представления о том, что именно хотел сказать Мейнард относительно поправки, что Мейнард даже не намекнул, намерен ли он выступать за или против нее. Теперь же голос председателя Верховного суда навсегда заставила замолчать смерть, и мы никогда не узнаем, что он хотел сказать нам по важнейшему для страны вопросу. Еще одно срочное сообщение: пресс-секретарь Белого дома выступит с заявлением президента Уодсворта по поводу безвременной кончины от руки убийцы председателя Верховного суда. Слово нашему корреспонденту в Вашингтоне…»
