- Ой, трепло… ой, трепло… - расплылся в улыбке Кулинкович. - А что, Степанов, ты и в самом деле принес хорошую весть. Значит, немцы верят «Бандуре». Значит, не дураки мы с тобой! Думаю, теперь можно быть понаглее с «нашими товарищами» из абвера.
- Возможно, - согласился Степанов. - Надо требовать, именно требовать укрепления отряда офицерскими кадрами. Хорошо бы немецкими.
- Ну, немцев не пришлют, а вот подготовленных разведчиков надо запросить. Как у вас там, в деревне? Не голодаете?
- Продукты на исходе, вызвали самолет, «наши товарищи» обещали поддержать продовольствием.
- Да у вас там курорт. Сыты, пьяны и нос в табаке.
- Эти делом, если вы про водку, не балуемся. Только для оперативных нужд.
- Это каких же?
- Работа с вражеской агентурой.
- Не переусердствуй, а то перевербуешь так, что они вместо тебя шифровки будут составлять.
- Уже составляют… Толковые ребята. Особенно «Балтиец». Его можно использовать в более серьезном деле.
- Послать за линию фронта?
- Да. Вроде как за орденами… Ха-ха… Он там свой, ему верят. Правда, хорошо бы организовать диверсию, о которой заговорили бы в округе, и легендировать ее под акцию «Бандуры». «Балтийцу» это было бы только на пользу.
- Я доложу Железникову… Ну, будь здоров, мне еще донесение наверх набросать надо!
- А банкет?..
- Вот я к вам приеду, там и закатим.
- Да-а, танкиста или летчика я бы уже давно уговорил, а с нашим братом ох, как непросто! - посокрушался Степанов, пожимая на прощание Кулинковичу руку.
Состав, вминая шпалы, тяжело вкатился на сортировочную горку станции Великие Луки. Из полутора десятков вагонов дорожная обслуга выбрала три и отогнала их в дальний конец товарного парка. Груз был военный, вагоны следовали на станцию Сущево. На ночь в парке выставили усиленный наряд часовых. А в половине двенадцатого все три груженные трофейными минами вагона взлетели на воздух. Разметало половину стоящего рядом уже сформированного состава, рельсы закрутило в штопор, десяток бойцов разорвало на куски. Городок, только-только начавший отряхивать с себя пепел ушедшего на запад фронта, проснулся в испуге, люди растерянно выглядывали на улицу, не зная, на что решиться: то ли искать укрытия, то ли бежать в сторону станции, где полыхало зарево пожара.
Слухи о причинах взрыва поползли уже к утру. Власти убеждали горожан, что всему виной неосторожное обращение со смертоносным грузом. Мол, какие-то молодые солдатики подумали, что в вагонах трофейное барахло, и решили немного пошуровать, а оно возьми да рвани!
Станционные шептались по углам, что диверсия это. Когда стемнело, кто-то видел, как в парк прошмыгнули двое в военной форме, а потом, после взрыва, похожую на них парочку заметили уже ближе к окраине.
К обеду генералу Железникову доложили, что виноваты те самые любопытные солдатики, от которых, к сожалению, ничего не осталось. Что никаких злоумышленников и шпионов не было и быть не могло, потому что мины остались ночевать в товарном парке случайно, о них никто, кроме двух-трех офицеров, и не знал. А чтобы подготовить такую диверсию, нужно, как минимум, хоть за день получить сведения о прибытии на станцию состава со взрывчаткой.
Правда, к вечеру среди гражданского начальства с уверенностью заговорили именно о диверсии, намекая на мнение неких чинов из контрразведки. Слухи быстро доползли до базара. Через день все только и рассуждали, как могли проникнуть в наш тыл вражеские шпионы и взорвать чуть ли не целый город. Особо догадливые убеждали сомневающихся, что и те три вагона с минами на станцию пригнали… переодетые диверсанты.
Кулинкович приехал в Гречухино на третий день, привез текст радиограммы.
- Неужели мы рванули? - догадался о причине визита майора Степанов. - Дорогая легенда получается…
- Ты в своем уме? - проворчал Кулинкович. - Случайность! Дикая, глупая случайность: только что призванный пацан полез поглядеть. Как мина сдетонировала, теперь один Бог знает. Но Железников дал команду пустить слух о диверсии. Наши вроде как случайно проговорились председателю райисполкома, тот жене, ну, а та разнесла до самой Москвы. А нам бы лучше в другую сторону.
- Послать жену председателя через линию фронта - послезавтра сам Гитлер будет знать, что у нас рвануло, - предложил Степанов.
- Председатель не отпустит, она у него новая, молодая. Так что вся надежда на «Бандуру». Через недельку надо выйти на связь и передать…
- …Что силами отряда Волкова уничтожена железнодорожная станция Великие Луки, через которую идет снабжение как минимум двух фронтов, - продолжил Степанов.
- Нет. Рано еще отряду Волкова шуровать в этих местах. Сначала надо получить согласие «Центра» на передислокацию. Этот взрыв, я думаю, ускорит решение абвера перебросить «Бандуру» ближе к линии фронта. Нам будет проще: во-первых, немцам не надо залетать в наш глубокий тыл, чтобы обеспечить отряд питанием, боеприпасами, взрывчаткой, людьми, в конце концов. Потом - мы рядом, легче связаться друг с другом.
- На обед заехать…
- Вот, заехал, где обед?
- Это мы мигом!.. Да, а почему радио о взрыве нужно передать через неделю?
- Ну, пока слух до леса, где сидят «бандуристы», дойдет…. Пока то да се…
- Значит, готовим «Балтийца» в дорогу?
- Нет. «Под взрыв» пойдет другой человек. Но пойдет туда, откуда «бандуристы», поэтому вы и поможете ему.
- А «Балтиец»? Он что, хуже?
- Так и хочешь своего протолкнуть. Он тебе что, здесь надоел?
- Да нет, парень уж очень смышленый, пригодился бы «там».
- Здесь пригодится. Ладно, пошли обедать. Заодно на твоих подопечных посмотрю, давно их не видел.
- Поправились, морды круглые, на партизан, скитающихся по вражеским лесам, мало похожи.
- Надо на диету вас посадить.
- На диету - не в тюрьму! Да мы же состоим на довольствии при абвере, а там другой паек. И население нас поддерживает: кто картошечкой, кто капусткой, а то и яичком. Мы ж квартирьеры. К тому же завтра обещали самолет, сегодня радио пришло. Ждем!
Кулинкович, не скрывая удовольствия, хлопнул Степанова по плечу, В начале операции он откровенно сомневался в успехе всей этой затеи и даже подозревал, что немцы задумали какую-то многоходовую комбинацию, в которой группе Волкова отводилась некая второстепенная роль: уж очень легко оказалась в руках «Смерш» четверка хорошо подготовленных, щедро экипированных немецких диверсантов. В «раскаяние, совесть и любовь к Родине», о чем талдычили чуть ли все захваченные контрразведкой агенты из числа бывших красноармейцев, Кулинкович верил мало. А уж если начистоту - не верил вовсе: три года войны научили его видеть в человеке, пришедшем с «той стороны», прежде всего противника. Впрочем, присутствуя на допросах задержанной агентуры, Кулинкович иногда спрашивал себя, а как бы поступил он, окажись с простреленной ногой или рукой и автоматом с пустым магазином перед направленным на него дулом «шмайсера»? И тут же отгонял эту мысль спасительной отговоркой: «Врут, что попали в плен ранеными… сами сдались… сами в разведшколу напросились… и не возьми мы их, шуровали бы в нашем тылу…»
Группа Волкова не стала исключением: радисту Платонову Кулинкович не доверял, отметив в первые же дни работы что-то чужое и недоброе во взгляде. Об остальных вообще разговора не было, «мелкие предатели», да и только; но вот командир, «Балтиец»… Присмотревшись, майор отметил в нем природный ум, хватку и… искренность, иногда даже во вред себе. И это подкупило Кулинковича. А уж когда между «Бандурой» и разведцентром группы «Норд» не без участия Волкова завязался прочный радиоконтакт, когда немцы в шифровках то и дело подчеркивали доверие к группе, когда стало ясно, что игра идет по правилам, утвержденным командованием 2-го Прибалтийского фронта, одобренным Москвой, стал подумывать о том, что работу Волкова на советскую контрразведку не стоит ограничивать участием в радиообмене.
