Таким же чисто показательным моментом было и знаменитое презрение к жизни, столь характерное для образа самурая. Воины-буси в действительности презирали не собственную жизнь, а образ жизни аристократии, ее изнеженность и манерность. Первоначально это объяснялось чисто психологическими причинами – нарождавшемуся институту самурайства для целостного самоосознания необходимо было противопоставить себя чему-то «чужому» и «неправильному». Однако не стоит забывать, что роскошь жизни самураев периода Эдо (1615–1867), с грандиозными замками, позолоченными стенами комнат далеко превзошла самые изощренные фантазии аристократии более ранних эпох. Но пока самураям все это было недоступно, они испытывали стойкую неприязнь к стилю жизни кугэ.
В XIII веке, т. е. в эпоху Камакура, напряженность в отношениях между носителями «воинского» (бу) и «гражданского» (бун) начал достигла предела. В основном агрессивный импульс исходил именно от буси. Самураи упорно считали, что излишнее увлечение всякими «гражданскими дисциплинами» типа стихосложения ослабляет боевой дух и навлекает большие беды. В эпоху, когда мирный день можно было считать редким исключением из правила, в этом была доля правды. Постепенно воинские ценности начинают вытеснять многие культурные достижения, носителями которых являлись наследственная аристократия и императорский двор. Особой неприязнью к культурному началу вообще отличались воины восточных земель, где существовали мощные воинские кланы.
Посмотрим, какой же образ жизни осуждался самураями в ту эпоху. В повести «Обусума Сабуро экотоба» («Повесть об Обусуме Сабуро»), созданной в самом начале XVI века, рассказывается о воинах периода Камакура (1185–1333), точнее, о двух самураях восточной провинции Мусаси – мастере фехтования Обусуме Сабуро и его старшем брате Ёсими Дзиро. Последний предстает перед нами интеллектуалом и эстетом, который восхищается жизнью императорского двора в Киото и преклоняется перед его обитателями. Стремясь во всем подражать «благородному люду», он даже строит себе жилище в виде уменьшенной копии дворца аристократа, берет в жены прелестную девушку из аристократической семьи, которая дарит ему красавицу дочь. В конце концов Дзиро прекращает заниматься боевыми искусствами и вместо этого предается игре на флейте и стихосложению.
По контрасту с ним его брат Обусума Сабуро оказывается умелым воином, ведущим простой и скромный образ жизни. Все свое время он посвящает тренировкам в боевом искусстве [98].
По сути, Ёсими Дзиро предстает перед нами как карикатура на псевдовоина, изменившего самурайским идеалам. Вероятно, составители этой повести немало бы удивились, если бы узнали, что через несколько веков самураи будут самозабвенно предаваться тем увлечениям, которые прежде так осуждались, например, игре на лютне и стихосложению, а «любование вещами» (аварэ) будет возведено в основополагающий принцип японской эстетики.
Пока же ценились простота и подчеркнутое отличие буси от аристократического сословия. Итак, «истинный» воин Сабуро берет себе в жены довольно безобразную, но крепкую девушку из бедных восточных земель; она приносит ему троих сыновей и двух дочерей, которым Сабуро предписывает проводить за тренировками в боевых искусствах дни и ночи.
Но вот однажды осенним днем обоих братьев призывают в Киото для несения службы в качестве охранников императорского дворца. Первым, конечно же, успевает собраться со своей свитой закаленный Сабуро. Он направляется в императорский дворец, но на пути его небольшому отряду встречается банда отлично вооруженных грабителей. Несложно догадаться, что Сабуро и его спутникам не составляет труда обратить бандитов в бегство.
Через несколько дней по той же дороге едет изнеженный Дзиро, и, конечно же, на него нападают те же разбойники. Беднягу Дзиро убивают, а вся его свита обращается в бегство.
Логика подсказывает нам, что благородный и мужественный воин Сабуро обязан отомстить за старшего брата, восстановив поруганную честь рода. Но, увы, здесь наша логика, находящаяся под влиянием идеального образа самурая, дает неправильную подсказку. «Идеальный воин» Сабуро поступает куда более практично. Прежде всего он клянется позаботиться о делах своего погибшего брата, как того и требует честь воина. На этом его морально-нравственная функция, превращенная в своего рода ритуал, завершается. Вернувшись из столицы, Сабуро присоединяет к своим землям поместье Дзиро, превращает его красавицу жену и прелестную дочь в своих прислужниц, расторгает договоренность о свадьбе дочери Дзиро с местным правителем и даже пытается женить того на одной из своих безобразных дочерей.
Обратим внимание, что поступки Сабуро полностью оправдываются в этой богато иллюстрированной повести, причем в последней ее части в дело вмешивается даже буддийское божество, помогающее достойному воину.
Первые самурайские лидеры типа Минамото Ёритомо и членов клана Ходзё, под властью которых уже находилась добрая половина страны, особо предостерегали своих воинов от увлечения гражданскими дисциплинами (бун), скептически относились к образованию и литературе, требовали от буси спартанского образа жизни, ежедневных тренировок в боевых искусствах и готовности по первому зову без рассуждений броситься в бой. Как ни странно, именно такое «бескультурье» и позволило самураям в тот период отобрать власть у аристократии, которую значительно меньше заботили боевые искусства. С приходом к власти самурайского клана Минамото в Японии произошел военный переворот, повлекший за собой известную деградацию культуры, что вообще характерно для раннего периода любой военной диктатуры.
Мы не станем утверждать, что ни один из самураев эпохи Камакура не брался за кисть в стремлении сложить стих, не открывал книгу, дабы насладиться изящным слогом китайских поэтов древности. Но все же это не было общим стилем жизни буси. Идеалом самурая оставался безжалостный и презревший удобства жизни воин вроде Обусумы Сабуро.
Такая ситуация, когда у кормила власти стояли люди необразованные и выказывающие явное презрение всякому «культурному» началу, не могла сохраняться долго. Китайское изречение гласит, что можно покорить страну, сидя на боевом скакуне, но нельзя с этого скакуна управлять страной. А значит, необходимо было создавать государственный аппарат, формировать двор, и на этом поприще первые сёгуны переняли немало полезного от культуры и администрирования кугэ. Постепенно появляется увлечение каллиграфией и живописью тушью (суми-э), начинает цениться хорошее образование, выдержанное в духе конфуцианской традиции, создаются конфуцианские государственные учебные заведения, все большую роль играют дзэнские монахи со своим интуитивным подходом к жизни. Сами того не желая, самураи становятся носителями и трепетными хранителями культурных традиций старой аристократии. А это означало, что изменился и сам образ «идеального воина».
Теперь это образованный, утонченный человек, в равной степени овладевший «гражданским» и «военным» началами, нередко неплохой поэт, знаток китайской и японской поэзии, философии, способный наизусть цитировать некоторые пассажи из китайской воинской классики, например, из книг полководца Сунь-цзы.
Как ни парадоксально, но «идеальным воином» культура считает все того же Минамото Ёритомо. Человек, который столь упорно предостерегал своих воинов от чтения книг, увлечения игрой на флейте и стихосложением, теперь предстает совсем другим. Так, в трактате «Адзума кагами» («Зерцало Запада») утверждается, что Ёритомо получал специальные наставления в правилах японского стихосложения (вака) от монаха Дзиэна, который принадлежал к аристократическому роду Фудзивара и считался блестящим поэтом и книжником. Ёритомо сам проявил неплохие способности в стихосложении. Книга «Сюгёкусю» («Собрание связки жемчужин»), составленная Дзиэном, содержит более тридцати таких вака, приписываемых Ёритомо. Не исключено, что его стихи вошли в престижные антологии только благодаря лидирующему положению клана Минамото в государстве. Тем не менее критики отмечали, что произведения Ёритомо действительно выдержаны в правильном классическом размере, а порой отличаются даже остроумием, хотя не отмечены особой глубиной переживания.
Тем не менее рядовые воины и значительная часть самурайской элиты обращали мало внимания на стихосложение и посвящали все свое время боевым тренировкам. Из «гражданских искусств» самураев больше привлекали устные рассказы (моногатари) о собственных подвигах или о геройских похождениях их предшественников.
Минамото Ёритомо и его последователи сделали воинскую подготовку обязательной частью жизни каждого самурая. Если до буси регулярно практиковались в боевых искусствах постольку, поскольку от этого зависели их жизнь, благосостояние и честь, то теперь это непосредственно вменялось им в обязанность. Воина, замеченного в отлынивании от тренировок, прогоняли со службы, а это считалось величайшим позором.
