Наконец мы въехали во двор. Трехэтажный барак из почерневших бревен, вероятно, помнил еще заключенных Апальевсклага.
Машина затормозила у обшарпанного подъезда, и навстречу нам вышли четверо крепких парней в куртках-алясках, вязаных шапочках и, несмотря на мороз, в белых кроссовках, видно, по здешней моде. За их спинами почти потерялись низенький коренастый мужчина и полная заплаканная женщина — родители Максима.
Женщина, впрочем, тут же утерла слезы и принялась деловито распоряжаться, как заносить и куда ставить. Лестница оказалась узкой, а гроб, заказанный Каменецким для звезды, большим, так что получилось не скорбное мероприятие, а праздник технической мысли. Ребятки, очевидно друзья Макса тех времен, когда он еще жил дома, весело матерились. Мы с Владом Малеевым чувствовали себя крайне неловко.
Наконец гроб внесли в квартиру и установили на четырех табуретках. Все чинно расселись вокруг. Я незаметно поглядывала по сторонам. Хоть я и не успела узнать Макса как следует, все же мне было любопытно взглянуть на обстановку, в которой он вырос. Честно сказать, обстановка была небогатой. А уж если совсем начистоту, гроб оказался самой роскошной вещью в этой комнате с полинявшим ковром на стене, пыльным сервантом и допотопным телевизором с самодельной антенной. Судя по всему, актер не поддерживал контакты с семьей после отъезда из Апальевска и не делился с родными своими звездными гонорарами.
Товарищи Макса ерзали на стульях до тех пор, пока отец покойного не сообразил:
— А помянуть-то!
Мужчины, оживившись, направились на кухню, Владик двинулся с ними, а мы остались вдвоем с матерью Макса. Я заставила себя взглянуть в лицо этой женщины. Неделю назад я взялась охранять ее сына, и теперь то, что он лежит здесь в этом роскошном гробу, — на моей совести.
Она тоже рассматривала меня.
— А вы кто будете? Тоже из этих, из кино?
Пришлось признаться, кто я. Когда я выдавила из себя слова извинения, мать Макса скорбно покачала головой:
— Да вы не убивайтесь так. Я давно знала, что он плохо кончит. Еще когда он в эту Москву подался счастья искать. Вот тебе и счастье, — она промокнула глаза уголком передника. — Нет чтобы, как все нормальные ребята, в армию сходить и работу подыскать да девку стоящую. Кино ему понадобилось. Я чуть со стыда не согрела, когда мне соседка Наталья Ивановна ляпнула, что Максимку по телевизору показывают.
— Зачем вы так, — вздохнула я. — Работа ничуть не хуже любой другой. Да и тяжелая вдобавок.
— Да вы что? — Она явно была удивлена. — Наверное, и платили ему хорошо. Вон какой гроб шикарный.
Я потрясенно уставилась на мать Макса. Или передо мной человек фантастически хладнокровный, или она в самом деле совершенно равнодушна к сыну. С кухни доносились оживленные нетрезвые голоса. Кажется, я начинаю понимать, почему Максим Ионов так рано покинул родной дом.
— А это муж ваш? — кивнула женщина в сторону кухни. Я вытаращила глаза и не сразу сообразила, что она имеет в виду Владика.
— Нет, это коллега вашего сына. Тоже актер.
— И хорошо зарабатывает?
— Не знаю, не спрашивала, — в сердцах отрезала я и, видно, перегнула палку, потому что мать Макса поджала губы и обиженно проговорила:
— Вот вы плохо о нас думаете, что мы бессердечные какие. А просто Максимка так давно из дома уехал, что мы его забывать стали. И сейчас я не верю, что это он там лежит. — Женщина покосилась на крышку гроба. — Думаю, уехал куда. Может, за границу. Он всегда мечтал за границей жить. Никогда ему дом родной не нравился.
Из кухни показались не совсем твердо стоящие на ногах друзья покойного, и мы с Владом поспешили распрощаться.
— Похороны завтра в одиннадцать, — крикнула нам в спину мама Макса. — А потом поминки.
— Обязательно будем, — заверила я и рванула подальше из этой квартиры, таща за собой Малеева, которого успели-таки заставить помянуть товарища.
Гостиница в Апальевске оказалась всего одна. Если бы кто-нибудь вздумал раздавать звезды, она получила бы ноль целых двадцать пять сотых звездочки. Мне было не привыкать ночевать на продавленных до полу панцирных сетках, а Владику после первых импровизированных поминок и подавно все равно.
Следующее утро выдалось ясным и морозным. Не верилось, что на календаре уже весна. Городское кладбище Апальевска представляло собой заснеженную равнину, на которой там и сям виднелись верхушки крестов и памятников. У свежевырытой могилы переминались родные Ионова и несколько парней и девчонок — его бывшие приятели и одноклассники. Слов было мало, мать и девочки поплакали, но быстро перестали. Четверо вчерашних друзей ловко опустили гроб в могилу и принялись умело забрасывать его землей. Видно, не впервые они занимались этим печальным делом.
Не прошло и часа, как мы оказались за длинными столами в местном кафе. Пахло борщом и блинами. Водкой столы были уставлены так плотно, словно нас раз в десять больше, чем на самом деле. Малеев предусмотрительно держался рядом со мной и старался не приближаться ни к папаше Ионову, ни к товарищам Макса.
По другую руку от меня оказалась монашеского вида девица в длинной юбке, черной кофте и платке до бровей. Она почти ничего не ела, а водку демонстративно отодвинула подальше от себя. В середине застолья — а это было именно застолье, потому что о Максиме все как-то очень быстро забыли и обсуждали свои дела, — папаша Ионов устремил недовольный взгляд на мою соседку и сердито сказал:
— Варька, чего сидишь как неродная? Выпей, помяни брата!
Девица поморщилась, но все же послушалась и пригубила рюмку с таким видом, как будто там микстура.
— Вы сестра Максима? — не выдержала я наконец. Девица подняла глаза, большие, серые, неожиданно красивые на унылом худом лице.
— Варвара Петровна Ионова. А вы кто? Я вас не знаю.
— Мы коллеги Максима, — я не стала вдаваться в подробности. Здесь, видимо, никому не интересно, почему он погиб и кто в этом виноват. Помер и помер, что теперь делать…
— Мы очень давно его не видели, — повторила материнские слова Варвара. — Даже стали забывать. Он ведь как в восемнадцать лет уехал отсюда, так и не заглядывал. Открытку к Восьмому марта, и ту матери ни разу не прислал.
Я рассматривала эту семейку и пыталась понять, как у таких поразительно некрасивых людей мог получиться такой сын, как Максим Ионов. Да и Варвара была, прямо скажем, не красавица. Да, черты лица довольно правильные, но ее портит манера держаться скованно. Варя Ионова горбилась, втягивала голову в плечи, прижимала локти к бокам, а ходила, как я увидела потом, маленькими шагами, как японская девушка в гэта, вдобавок опустив глаза. Ни с кем, кроме меня, она не разговаривала и, видимо, была в своей семье белой вороной.
— Варя, простите, а чем вы занимаетесь?
Сестра Максима подняла на меня глаза и ответила тихо:
— Работаю в библиотеке.
— Наверное, у вас интересная работа.
Варя метнула взгляд, который заставил усомниться в том, что передо мной библиотечная мышка.
— Вообще-то не очень. А вы хорошо знали Максима?
— Каким он был?
Отвечать вопросом на вопрос невежливо, но мне вовсе не хотелось рассказывать сестре Макса о последних днях его жизни. Пусть лучше она, близкий ему человек, расскажет о нем. Ведь я дала себе слово, что не оставлю эту смерть. Только это обещание позволяло мне сидеть здесь и смотреть в глаза родителям Ионова.
— Максим был хорошим, — быстро ответила Варвара. — Его все любили. У него было много друзей.
Я уставилась на нее. Я не очень-то хорошо знала Макса, но того, что я успела о нем узнать, вполне хватило, чтобы понять: она лжет самым бессовестным образом.
Глава 7
Солнце вставало над зарослями камыша, тянувшимися вверх и вниз по течению Малого Карамана.
— Красота-то какая! — потянулся Серега Коваль и едва не заехал мне ружьем в ухо. К огнестрельному оружию я отношусь нервно, поэтому подскочила на месте и заорала:
— Смотри, куда стволом тычешь! Смерти моей захотел? Вот, значит, для чего вы меня на охоту вытащили? Чтобы прикончить по-тихому?
— Успокойся, Женя, — зевнул Коваль. — Незачем так психовать. Нервная ты очень, вот что.
— Работа у меня такая, — буркнула я.
— Так расслабься, оглядись по сторонам. Красотища ведь, а?
В этом Серега был совершенно прав. Места вдоль левого притока Волги исключительно красивы. Даже без всякой охоты находиться здесь — сплошное удовольствие.
Мы прибыли на место еще с вечера. Приехали втроем: мой друг капитан Игорь Алехин, Серега и я. На утиную охоту меня взяли впервые. Честно говоря, я уже года два ныла, прося свозить меня в места, о которых всю зиму оба мои приятеля вспоминали взахлеб.
Лето в этом году выдалось жаркое, со стрельбой и прочими опасными приключениями. Две девочки-близняшки, дочки убитого конкурентами бизнесмена, заставили меня побегать. Зато теперь, в конце этого долгого лета, я могла насладиться заслуженным отдыхом. В этом году я решила не ездить за границу, а провести отпуск на родине. Вот потому я и сидела сейчас в скрадке — земляном сооружении, напоминавшем окоп полного профиля. Надо же, люди лезут в такие земляные ямы добровольно. Ладно, Охотникова, не хнычь, сама ведь напросилась.
