Возвращаться к Яне не следовало. Она знала Сварога даже лучше, чем он ее, и, чуткая натура, моментально поняла бы, проснувшись, что состояние у него какое-то неправильное. Вряд ли так уж точно определила бы эту смесь зажатости и тягостных раздумий – но всегда понимала: его что-то гнетет. Ничего, она не увидит необычного в его ночных бдениях в Вентордеране, такое не раз случалось – а уж утром он будет мнимо безмятежным и спокойным, и до поры до времен она тревожиться не станет...
Остановившись у резной двери своей комнаты, он приказал Мяусу:
– Если поступят сведения о пробитии защиты, вообще о постороннем воздействии, не относящемся к имперскому... В первом случае – будите меня немедленно. Во втором – дайте команду Седьмому все старательно фиксировать.
Мяус ответил, как обычно в таких случаях:
– Будет исполнено, государь.
Дверь Сварог оставил приоткрытой ровно настолько, чтобы Мяус мог пройти – среди умений Золотого Кота не числилось навыка открывать двери с высоко для него расположенными ручками (Интересно, как он должен был будить Фаларена, никогда не оставлявшего для него щелочки? Испускать вопль громче паровозной сирены, способной и мертвого поднять? Не стоит спрашивать – это уже совершенно не интересно)...
Ну что же, он сейчас выглядел той самой пуганой вороной, что шарахается от каждого куста. Пока что он не совершил ровным счетом ничего, способного встревожить неведомых обитателей Семела, четыре тысячи семьсот лет как-то обходилось. Но ничего не мог с собой поделать... Положа руку на сердце, грустный массаракш оказался нешуточным потрясением, выбившим из равновесия.
Первым делом он послал мысленный приказ – и тяжелые портьеры двух высоких стрельчатых окон с тихим шорохом исправно и плотно задернулись. Глаза бы сейчас не смотрели на Семел... Аккуратно повесил на спинку кресла камзол, выложил на ночной столик обычный портсигар и портсигар в кавычках, снял сапоги и по рецепту, давным-давно полученному от отца Грука, не в первый раз приготовил волшебный эликсир, способствующий работе мысли, – все необходимое нашлось в шкафчике из сильванской березы. Хрустальный стакан на треть больше, чем привычный советский граненый. Две трети выдержанного келимаса, треть отличного черного вина с лирическим названием «Ночной мрак», две мерки каталаунско-го ежевичного сока. Старательно размешать ложкой (в данном конкретном случае массивной золотой с хелльстадским королевским гербом, с некоторых пор заменившим прежний силуэт Вентордерана). Употреблять стаканами – душевного веселья ради, а для стимуляции делового мышления – глоточками, пусть и не воробьиными. Сварог этому научился у отца Грука: лесной пастырь более всего уважал добрый нэльг, но и прочее спиртное мимо рта не проносил, и в том числе коктейли, называвшиеся здесь «разноцветное питье».
Обретя желаемое, Сварог полулежал на мягчайшей постели, прихлебывая по глоточку, и думал серьезные мысли.
О фальсификациях типа «Краткого курса» и прочего сейчас задумываться не следовало – это дело десятое. Неизмеримо важнее другое: неопровержимо установлено, что Семел обитаем, пусть даже его неведомые жители не питают злокозненных замыслов и не собираются ударить первыми, они безусловно располагают могуществом, не уступающим хелль-стадскому, а то и имперскому. До сих пор сохраняется, есть все основания думать, вооруженный паритет, возможно, оформленный устным договором о ненападении – но до сих пор на боевом дежурстве и «Бешеный Жнец», и станция «Зенит». Фаларен в прошлой жизни был профессиональным военным, знал, что делает.
Итак, перед Сварогом нешуточная угроза, которой следует заняться в первую голову, без малейшей спешки, семь раз отмерить. Кое-какой план действий уже имеется, приводить его в жизнь следует завтра же – чисто техническую его сторону, а остальное отложить до вечера: Канилла и Гарн с утра будут на заданиях, как и Элкон, и не стоит их оттуда срывать, не горит. Нужно, как бы ни свербило, дождаться, когда соберется Ассамблея Боярышника. А пока...
Он неторопливо встал, вышел в коридор, не обуваясь (все равно чистота здесь стояла лучше кремлевской), спросил Мяуса:
– Ты фиксировал визитеров в Вентордеран?
– Конечно, государь, всех до единого, с момента моего здесь появления и до нынешнего дня. Это входило в мои обязанности, иногда такая информация требовалась королю. Правда, такого давно не случалось, но приказ не отменен.
Учитывая, что одно время Фаларен принимал немало гостей, сведений о них должно было накопиться преизрядно. И все же Сварог спросил для надежности:
– Сколько времени отнимет устный доклад?
– По расчетам, несколько часов, государь. Всех до единого визитеров полагалось фотографировать, а иногда и вести видеосъемку.
И как прикажете поступить? Приказать выбрать из всех визитов только необычные? Сварог задал пару вопросов и получил исчерпывающий ответ. Понятие «необычный» Мяусу оказалось незнакомо совершенно. Посланцы Семела, если таковые к Фаларену заявлялись, могли выглядеть – а то и быть – неотличимыми от обычных гостей. Все общение Фаларена с визитерами (которому Золотой Кот был свидетелем, а ведь часто и не был) Мяус не делил на «деловые беседы» и «обычные разговоры», не имея соответствующего приказа. Так что многие из встреч с равным успехом могли оказаться и переговорами с посланцами Семела, и общением со шлюхами...
– Вот что, – сказал Сварог. – Свяжись с Седьмым и с его помощью составь отчет обо всех, абсолютно всех визитах. Можешь?
– Разумеется, государь. В какой форме прикажете подготовить отчет? По моему рассуждению, лучше всего в электронной, чтобы вам не пришлось вручную перебирать изображения, это отнимет гораздо больше времени.
– Валяй в электронной, – кивнул Сварог. – Отчет подашь завтра утром, когда я проснусь.
– Прикажете приступить?
– Приступай.
Мяус застыл, в глазах заплясали золотистые искорки – связался с Седьмым. Делать здесь больше было нечего, и Сварог вернулся в спальню. Разделся, допил стакан, погасил свет и приготовился уснуть в любимой позе – сунув руки под мягчайшую подушку, прижавшись к ней щекой. Был чуточку горд собой – ограничился одним стаканом, до алкоголизма по-прежнему далеко, да и в случае чего лечится он в Империи моментально...
Сны снились странные, с неожиданно открывшимися невеселыми истинами.
Глава VI
СНОВА О НЕБЕСНОЙ МЕХАНИКЕ
Приходилось в очередной раз вспомнить строку из песенки, которую Сварог сюда приносить не стал – даже если после нешуточных трудов подыскать здешние аналоги Кремля, Босфора и чека, песня многое потеряет, да и не стоит горбатиться, проще брать те, что не требуют ни малейших хлопот. И помнить, что в Ассамблее русским владеют немногие, так что оригинал большинству будет непонятен.
Ах, как звенела медь в монастыре далече! Любовь и бедность навсегда меня поймали в сети.
По мне и бедность не беда, не будь любви на свете...
Вот с этим шлягером было гораздо проще – после перевода (с которым вновь блестяще справился один из придворных поэтов, давно поднаторевший мастерски рифмовать то, что излагал белыми стихами король Сварог), а Элкон уже в два счета синтезировал голос певца, так никогда и не узнавшего, что он пел однажды на чистейшем таларском языке. Музыку Сварог тоже беззастенчиво позаимствовал из бессмертной кинокомедии, и она удачно легла на мелодию чегерета.
...Ну почему жестокий рок – всегда любви помеха, и не растет любви цветок без славы и успеха?..
И Ассамблея Боярышника почти в полном составе безмятежно отплясывала чегерет – этакую смесь быстрого менуэта с медленной кадрилью. А Сварог почти так же безмятежно сидел в уголке на своем любимом месте и потягивал из пузатого бокала с наведенным золотом гербом Вердианы «Золотой ревень». Чем нисколько не нарушал веселья – чегерет не требовал ни пар, ни четного числа танцующих.
Он всегда отдыхал здесь душой, даже теперь, когда перед ним встала грандиозная, мрачная и опасная тайна. На кого ни глянь, безмятежно веселятся довольные жизнью люди, не отягощенные тяжкими раздумьями и невзгодами, а также лишними сложностями (служебные обязанности некоторых не в счет, они остаются за порогом). Все у них отлично, все счастливы и веселы.
