Поэтому я решаюсь на отчаянный шаг. Выхожу с палаты, в чём была, а это белая больничная рубашка, под которой находилось лишь нижнее бельё и, не оглядываясь, направляюсь прямо к лестничной площадке. К счастью, охраны около двери не оказалось, а те, кто бодрствовал из медперсонала, суетились в стороне возле какого-то парня, у которого из носа бежала кровь. Конечно им не до меня. И это оказалось моим спасением.
Думала найти халат медсестры, выйти через парадный вход, рискнуть, убежать, но спустившись на один лестничный пролёт ниже, увидела дверь чёрного выхода.
А там уже выбралась на улицу и дала дёру!
Бежала как трусиха, между улочками, которые мне уже были знакомы. Несколько раз оглядывалась, смотрела назад, есть ли погоня, но когда её не оказалось, перешла на более спокойный шаг. В теле ещё чувствовалась слабость, и я не хотела вновь потерять сознание, проделав такой долгий путь.
Прохожу ещё несколько кварталов, утомляюсь и решаю остановиться, чтобы подумать о том, что делать дальше. Опираюсь спиной о стену, оседаю на пол и пытаюсь унять дрожь в ногах. Никогда не чувствовала себя так плохо. Почему?
Ощупываю свое тело, провожу по рукам, и ощущаю боль на правом предплечье, где и замечаю небольшое посинение от укола. Мне что-то вкололи, то, что вызывает эту слабость и головокружение, а в таком состоянии ходить по ночным улицам, самого захудалого района в городе, было опасно.
Жаль, что я об этом не подумала изначально! У страха глаза велики! И, наверное, встретится с Ником лицом к лицу, для меня было хуже, чем нападение каких-то уличных бандитов.
И что теперь делать?
Домой вернуться не могу, пусть даже имею запасной ключ под ковриком. Меня там будут искать в первую очередь.
Машка…ещё может быть у Артёма или у своего парня, после похищения. А к нему слишком далеко.
Остаётся один Генка, которого мне убить хотелось, но выбора я не имела. Я знаю, где хранится ключ от его квартиры. К нему было ближе идти, к тому же…он мне должен! Без помощи я никак не справлюсь!
Отдыхаю ещё минут десять, набираюсь сил и вновь поднимаюсь на ноги. Даже шагу не успеваю сделать, а уже чувствую, как ступни отдаются жжением. Босяком по асфальту пару километров — даются в знаки. И пока бежала под воздействием адреналина, не думала об этом, а сейчас, ощутила преодолённое расстояние сполна.
Ну что ж, ничего не поделаешь, про обувь думать было некогда и сейчас, нужно просто дотерпеть. Что я и сделала, двинувшись в путь, правда теперь, каждый камушек, ямку и горбик, ощущала ступнями, словно они вообще были без кожного покрова.
Терплю эти пытки и двигаюсь вперёд. Прохожу, совсем немного и слышу отдалённый женский крик, словно кого-то живцом режут.
Глупое, моё доброе сердце…и я, забыв о ранах, несусь на помощь. Смешно…в больничной сорочке, без ничего, но поддаюсь импульсу. Спасительница чёртова…
Приближаюсь к источнику звука, крадусь медленнее из-за угла и вижу, как щупленький парень, нагнув блондинку около стены, брал её силой, грубо ухватив за волосы. Недалеко находился клуб, стоянка, играла еле слышно музыка, а ему всё равно. Никто не будет обращать на них внимание, когда обычно, в ночное время, подвыпившие девушки мало соображают с кем и куда идти.
Блондинка вновь вскрикивает, пытается вырваться, и я ничего не придумываю лучшего, как просто прокричать из-за угла:
— Полиция! Насильник здесь! Вот он! — воплю и вижу, как парень мгновенно замирает.
— Больная что ли? — рычит он, отталкивая от себя девушку. — Сама предложила, а теперь полиция?
Он недовольно поправляет свой член, запихивает его обратно в штаны и мгновенно скрывается. А я подбегаю к ошарашенной девушке, которая лежала на полу и помогаю ей подняться.
— Ты как? — спрашиваю, но она грубо отталкивает меня от себя.
— Какого хрена ты влезла? И что мне теперь делать? Он не заплатил! Вали мне теперь ты — штуку! — орёт она, с трудом устояв на ногах. Пьяная.
— Что…? — в шоке перепрашиваю. — Я тебе жизнь спасала!
— Ты что больная? — бросает она, оглядывая меня с ног до головы. — Видно — да! Мы тут вообще сексом занимались…
— Ты кричала…и…
— Мужчины любят остроту! Он сам захотел с сопротивлением, а ты мой единственный на сегодня заработок прогнала. Идиотка…! — рычит она, а я всматриваюсь в её черты, которые кажутся мне знакомыми. Свет уличных фонарей падал на её лицо, на котором был ужасно яркий макияж, к тому же слегка размазанный, но я навсегда запомнила эти холодные глаза, тонкие губы и грубый голос.
— Лиза? — удивлённо спрашиваю, и девушка на мгновение замолкает, всматриваясь в моё лицо.
Нужно было промолчать, сделать вид, что не узнала её, просто уйти, но как-то само вырвалось. Неожиданно. Моя прошлая жизнь, ещё раз дала о себе знатью.
Лиза девочка из детского дома, одна из тех, кто брил меня на лысо, издевался надо мной, бил. Не думала что когда-то встречу кого-то из той адской троицы. Мечтала, чтобы этого никогда не было. А тут такое совпадение!
— Оборванка? — удивляется она, называя меня моей старой кличкой, которую сама же и придумала. — Не зря мы так тебя прозвали! — сразу язвит она. — Вижу, тебе досталось хуже, чем мне!
— Может быть. Как видишь, попала в беду, но я живу вполне нормально, — почему-то оправдываюсь я. — У меня есть работа, дом и…парень! Поэтому, могу вернуть тебе твои деньги!
— Да неужели! — бросает с насмешкой, сложа руки на груди. — Хочешь сказать что ты, устроилась лучше, чем я?
— Я ничего не хочу тебе сказать! Просто не называй меня больше «оборванкой»! Ты здесь одна, без своей группы поддержки, и поверь, я давно уже могу постоять за себя! — предупреждаю. Раньше терпела, сейчас не буду!
— Ладно! Остынь! — вдруг уступает Лиза, поднимая перед собой руки. — Я просто удивлена! Но я не гордая, заберу свои деньги. Мне нечем кормить ребёнка. Не всем повезло в жизни. Тебе удалось вырваться из рук Лауро, а мне нет! Вот и торгую…, - говорит она рассмеявшись.
— Лауро? — удивляюсь, не припоминая такого имени.
— Сутенёр, которому ты глаз выколола! — говорит Лиза и меня пронзает ужас страха. — Да-да! — заметив моё состояние, продолжает Лиза. — Я знаю об этом. Об этом знают все наши девочки. Он за тебя большие деньги давал. Искал. А ты вот где!
— Я никому ничего не выкалывала. Ты что-то путаешь, — вру, но мои глаза, в которых стоял ужас, говорили обратное.
— Незачем эта ложь. Разве ты не знала, что мы все были проданы ещё задолго до выхода из детского дома. Директриса наживалась на нас. Свежий товар. Клиенты по фотографиям выбирали. Тебя какая-то шишка заказала, и у Лауро проблемы с этим были, — продолжает она, словно, насмехаясь. Но это не удивительно. Лиза всегда такой была.
— Я не хочу об этом говорить! — обрываю её, отступая назад. — И мне пора!
— А деньги? — напоминает она.
— Район Первомайский, дом — восемь. Подойдешь послезавтра в семь вечера. Раньше не могу. Дела, — говорю. Ребёнка жалко.
К этому моменту, надеюсь, что улажу все дела. А если нет, и за мной будет слежка, попрошу отдать деньги Машку или Гену. Я не смогу лишить малыша еды, если у его «мамы» проституция — единственный заработок.
— Обманешь? — бросает Лиза.
— Нет, — коротко отвечаю и ухожу.
— Ты всегда была правильной, совестной девочкой и я приду послезавтра! — кричит мне в след Лиза, но я не оборачиваюсь.
О, да! Я всегда старалась быть хорошей, думала удочерят, но теперь я понимаю, почему за три года этого никто не сделал.
Мы просто были — живым товаром, и от этого ярма никто не мог избавиться.
А ведь всё могло бы быть по-другому…
