- сказала она после последнего гола.
- Футбол, - сказал Энди. – Настоящий американский футбол. Хочешь посмотреть, как меня бьют бутсами по голове?
- Как насчет "Астероидов", - спросила Сан. - Я плохо играю в "Астероиды".
Энди играл еще хуже. Сан обыграла его, если бы даже играла с закрытыми глазами.
- О чем задумалась? - спросил Энди после очередного поражения.
- Должно же быть хоть что-то, в чем ты можешь меня обыграть. - Сан оглядела комнату отдыха, пытаясь найти что-то, в чем была полным профаном.
- Как насчет армрестлинга?
Сан отказалась. Энди выглядел сильным, но если бы она победила его в армрестлинге, то не думала, что его эго когда-нибудь оправится.
- Как насчет "Эрудит" на португальском? - предложил Энди.
- Настольные игры есть в Фиолетовой 10.
Когда они выходили из комнаты отдыха, Сан заметила, что Энди прихрамывает.
- Ты потянул мышцу?
- Волдырь. - Энди поморщился. - Все-таки нужно было надеть носки.
- Дай мне посмотреть.
- Там жуткое зрелище.
- Я большая девочка.
Энди снял ботинок и носок. Волдырь был огромный, почти на всю пятку, красный и воспаленный.
- Тебе нужно это перевязать. Пойдем.
Сан взяла Энди за руку и повела его в Желтую 6, где находился медицинский кабинет. Она усадила его на мягкий смотровой стол.
- Разве тебе не нужно сначала надеть на меня намордник? - спросил Энди.
Сан усмехнулась.
- Тебе делали уколы?
- Я не уверен. Дай-ка я проверю свои бирки.
Сан открыла шкаф и нашла на полках бинт, пластырь, перекись водорода и мазь от ожогов.
- Ты уверена, что у тебе можно там копаться? - спросил Энди.
- Думаю, никто не будет против.
- Помни, это волдырь. А не кастрация.
- Я постараюсь не забыть.
Она смочила перекисью ватный диск и очистила воспаленную кожу.
- Так почему ты стала ветеринаром? - спросил Энди. - Совсем нет желания практиковаться на людях?
Сан попыталась ответить чем-нибудь шуточным, но ничего не приходило на ум.
- Не то чтобы я не ценил ветеринаров, - быстро сказал Энди, неправильно интерпретировав ее молчание. - Но мне кажется, что из тебя получился бы отличный доктор.
Она нанесла мазь, но ее хорошее настроение сдулось, как прохудившаяся шина. Воспоминания вернулись. Воспоминания, которые она годами пыталась подавить.
- Сан? Ты в порядке?
Могу ли я открыться ему? Не отпугнет ли это его?
- Сан?
- Я... я была врачом, - сказала она. - Я лечила людей.
Сан наложила повязку и стала ждать ответа. Но ответа не последовало. Молчание затянулось.
- Если ты хочешь поговорить об этом, - наконец сказал Энди, - я готов выслушать.
Он взял ее за руку. Она крепко сжала его ладонь и села на стол рядом с ним. Эти воспоминания были тяжелы для нее, а говорить об этом вслух, да еще с практически незнакомым человеком еще тяжелее, но она чувствовала, что хочет этим поделиться. Хочет излить душу, словно это очистит ее и позволит все начать с чистого листа.
Глубоко вздохнув, Сан решилась.
- Я проходила интернатуру в Джонсе Хопкинсе, там же начала ординатуру. Подходил конец моего дежурства; был пожар в квартире, много пострадавших и мы работали без перерыва восемь часов. Потом поступила женщина с болью в животе в правой подвздошной впадине. У нее был налет на языке, неприятный запах изо рта, высокая температура, рвота; типичные признаки аппендицита. Причем на последней стадии. Мы подготовили ее к лапаротомии, опорожнили желудок с помощью назогастрального аппарата, и я приступила к операции.
Сан помнила, какая уставшая была и как тверда была ее решимость не позволить усталости помешать ее работе. Женщина была белой и страдала избыточным весом, но в чем-то она напомнила Сан ее собственную мать. Даже несмотря на сильную боль, она сохраняла стоическое спокойствие.
- Я сделала дюжину аппендэктомий. Это была простая операция. Я сделала разрез через точку МакБерни, разделила мезоаппендикс, наложила шов на кишку. Затем я зашила ее, и через несколько дней она была выписана.
Сан сглотнула, еще крепче сжав руку Энди.
- Она вернулась на следующей неделе. Температура высочайшая. Перитонит. Ее брюшинная полость была заполнена гноем и фекалиями. - Сан глубоко вздохнула. - Мой шов на кишке разошелся. Я плохо завязала узлы. Ее нижняя кишка опорожнилась в брюшную полость.
Сан отвернулась от Энди и уставилась на пятно на стене.
- Она не выжила, - тихо сказала она.
Сан оперировала ее и во второй раз. Женщина попросила, чтобы именно Сан ею занималась. Она доверила ей свою жизнь.
- Ты потеряла работу? - спросил Энди, хотя вопрос больше прозвучал как утверждение.
- Врачебная комиссия была единодушна. Любой интерн первого года обучения мог бы наложить этот шов. Я облажалась. Медицинский совет штата Мэриленд отозвал мою лицензию. СМИ тогда обширно освещали мою историю. На мне висело более ста тысяч долларов студенческих кредитов, и потеря лицензии означала, что я никогда их не выплачу. Поэтому я подала заявление о банкротстве.
Сан тяжело вздохнула и продолжила:
- Я стала ветеринаром, переучившись. Опустилась на ступеньку ниже. У животных и людей много общих медицинских проблем. Потом я встретила Стивена, мы поженились, и он умер, оставив меня с очередным грузом счетов. Я не могла снова подать заявление о банкротстве - нужно было ждать семь лет. Поэтому я подала заявку на грант под вымышленным именем, чтобы изучать львов в Африке. В основном, чтобы скрыться от кредиторов.
- Зачем же ты вернулась из Африки? - спросил Энди.
- Они узнали, что я не та, за кого себя выдаю, и прекратили финансирование. Я подала заявку на получение гражданства в Южной Африке, но мне отказали. Когда меня депортировали обратно в США, около десяти различных групп пытались подать на меня в суд. Тогда в дело вмешался президент. Думаю, он нашел меня через посольство США в Южной Африке. Находясь там, я несколько раз попадала в заголовки газет, борясь за гражданство. Он предложил мне сделку: Самхейн на десять лет или до окончания проекта, в зависимости от того, что наступит раньше. Все мои долги погасят, если я соглашусь. Конечно, я согласилась.
- И вот ты здесь.
- И вот я здесь.
Энди прикоснулся к ее щеке.
- Я рад, что ты здесь, - сказал он.
Она подняла на него глаза, увидела в них участие и теплоту, и обняла его.
- Спасибо,
