– Когда шеф узнал, что на тебя напали неподалеку от Белого дома… – не отстраняясь, сказала Сара. – Он пришел в ярость, лично позвонил мэру и начальнику полиции с требованием разобраться и наказать.
– Боже, какие мы популисты! – восхитился Лукаш. – До выборов еще два года, я по определению не буду участвовать в голосовании, а сам президент Соединенных Штатов так беспокоится о моей участи… Может, денег даст? В компенсацию?
– Долларов? – спросила Сара. – Сколько килограммов?
– Спасибо, я обойдусь. И, кстати, правда, что в Белом доме зарплату платят в евро? – тихо спросил Лукаш. – Официально – в долларах, а втемную…
– Без комментариев, – отрезала Сара. – И чтобы закончить – шеф выразил желание лично пообщаться с тобой.
– Мать твою… – искренне удивился Лукаш. – Это еще с каких хренов? Я спокойно занимаюсь богемой и бомондом, не лезу в политику. Ну, разве что генерала убью, да и то нашего, российского. На кой я президенту? И на кой президент мне?
– Я тоже полагаю, что смысла в этом нет, – Сара оглянулась по сторонам, подошла к кофейному автомату и загасила окурок о его бок. – Но шеф так решил, и кто я такая, чтобы с ним спорить? Я связалась с твоим Петровичем, он сказал, что не возражает, что на этой неделе мы можем на тебя рассчитывать. Я думаю – послезавтра, у шефа график не такой плотный, можно будет потратить пару минут на международный пиар. Ты же тиснешь материальчик на эту тему? Или даже получишь эксклюзивное интервью с президентом. Да и спрашивать тебя никто не будет – хочешь или нет, твой Петрович, если что, пинками тебя пригонит. Так что – до встречи.
Сара вышла из здания.
– У тебя с ней что-то было? – спросил Ковач.
– Не-а, – мотнул головой Лукаш. – И вряд ли будет.
– Не зарекайся, парень, – Ковач похлопал Лукаша по плечу. – Она баба настойчивая и та еще штучка…
– И задница у нее – просто шедевр, – закончил за Ковача Квалья. – Я бы, не задумываясь…
– А я… – начал Лукаш, но тут позвонил Петрович.
Оказалось, что Лукаш все сорвал и завалил, что он, бездельник, не выполнил прямого распоряжения начальства – ты, сука, во сколько должен был мне предоставить материал про свое геройство? – мало этого, так ты еще и за каким-то хреном приглашен в Белый дом, а я, Петрович, какого-то дьявола должен буду тебя сопровождать на эту встречу в верхах.
Лукаш переключил телефон на громкую связь, и теперь Квалья с Ковачем сочувственно рассматривали коллегу и качали головами.
– Я сейчас приеду к тебе, – сказал Лукаш.
– Да уж постарайся. Напрягись! – прорычал Петрович и отключился.
– Хороший у тебя шеф, душевный, – одобрительно кивнул Квалья.
– А ты не лезь в наши загадочные русские души, – посоветовал Лукаш. – Вон, Ковач, насколько славянин, а не лезет. Понимает, что может схлопотать.
– Понимаю. Хоть и не славянин, а мадьяр, но понимаю. Ты своего шефа в «Мазафаку» пригласи, вот там и поболтаешь с ним в приватной обстановке. В располагающей к контакту…
– Это «Мазафака» располагает к контакту? – Лукаш сунул Ковачу его сигареты и зажигалку. – Ладно, мне пора к шефу. Общаться.
Выходя, он услышал, как Квалья говорит Ковачу, что Петрович беднягу совсем загонял, а Ковач соглашается и даже предлагает поговорить с Петровичем, чтобы тот не давил.
«Ну-ну, – подумал Лукаш. – Поговори. Конечно, ребята молодцы, что так искренне жалеют хорошего парня Лукаша. Но и Лукаш с Петровичем молодцы, раз уж парни искренне жалеют. Хорошо играем. Обалденно».
А материал о героическом подвиге славного журналиста Лукаша был уже написан. Лично Петровичем, шепнула Анюта Лукашу, когда тот ознакомился со статьей.
– С ума сойти, – согласился Лукаш. – И ты смотри, как бойко я пишу, оказывается. «Я понял, что только решительные действия могут спасти меня от смерти!» И стал решительно действовать, чтобы спасти себя от смерти.
– Где? Где это он так? – забеспокоилась Анюта, сунулась к монитору, потом поняла, что это Лукаш так шутит, и влепила ему подзатыльник. – Сам бы написал. А Петрович с шести утра это ваял.
– Может, я лучше сейчас напишу всю эту ерунду заново? Чтобы не краснеть потом. У меня есть имя и гордость, в конце концов.
– Жаль, что у тебя есть гордость, – вздохнула Анюта. – Только поздняк метаться, статья уже в Сети. И уже пошли перепосты и ссылки. Знаешь, сколько ты набрал за первый час?
– И даже неинтересно, – Лукаш вздохнул. – Мне хреново, на меня Сара Коул голос повышала и грозилась изнасиловать, прикинь. И день только начался. А мне сегодня еще в «Мазафаке» пьянствовать…
– Бедненький… – Анюта погладила Лукаша по голове, но тут из-за дверей кабинета Петровича послышался его рев, и Анюта умчалась на зов.
– Генерал вскинул пистолет, раздался выстрел, но удара пули я почти не почувствовал – так, толчок, словно в плечо мне ткнули чем-то горячим, – патетически прочитал Лукаш с монитора. – Да, сила Петровича не в литературном даровании…
Лукаш закрыл страницу с шедевром, запустил ленту новостей.
– Да-да-да-да-да… – задумчиво пробормотал Лукаш, просмотрев последние новости. – Весело было нам…
В смысле – им, мысленно поправил себя Лукаш.
В Лос-Анджелесе вроде бы кто-то из афроамериканцев попытался прорваться в китайские кварталы, но полиция и отряды самообороны азиатов остановили погромщиков. Видео с горящими машинами, парнями, швыряющими камни и бутылки с бензином. Кого-то окровавленного поволокли к «Скорой помощи», кого-то, тоже всего в крови – к полицейской машине.
Интервью с начальником полиции, который уверенно сообщил, что все под контролем и что беспорядков власти Калифорнии не допустят.
Национальные гвардейцы, деловито устанавливающие заграждения на улицах и бульварах.
Азиат из отряда самообороны, кстати, судя по имени в титрах – кореец, а не китаец вовсе, сообщает, что они будут защищать свои дома, несмотря ни на что и спасибо губернатору Калифорнии за оперативные меры…
Пулемет за мешками с песком и напряженные лица двух пулеметчиков – белого и латиноса.
В Майами – перестрелка на пляже. Полицейские против кубинцев. Есть жертвы с обеих сторон.
В Нью-Орлеане толпа громит магазины, не делая расовых различий. Люди растаскивают еду и товары первой необходимости, совершенно… или почти совершенно не обращая внимания на предметы роскоши.
Лидер Ассоциации коренного населения Америки выступил с заявлением, в котором в очередной раз потребовал от президента возвратить индейским племенам территории, незаконно захваченные белыми колонизаторами в период с шестнадцатого по девятнадцатый век.
В Нью-Йорке очередное обострение. На улицах стреляют, слышны взрывы, заметны очаги пожаров, но что стало причиной беспорядков – пока неизвестно.
«Пока, – хмыкнул Лукаш. – Как же, пока. Уже который месяц обещают разобраться с тем, что творится в Нью-Йорке, но пока только уплотняют кольцо блокады и заселяют пятый лагерь для беженцев в Нью-Джерси. Триста тысяч бывших жителей Нью-Йорка остались без крова».
Трагедия в Оклахоме, на ферме обнаружены пять трупов – вся семья. Тела обезображены, с голов сорвана кожа с волосами. Но слово «скальпированы» не произносится, иначе Ассоциация коренного населения Америки может расценить это как оскорбление и провокацию.
При перевозке заключенных подвергся нападению тюремный автобус. Двадцать четыре арестанта бежали, трое охранников убиты, двое ранены.
– Бурлит и клокочет, – сказал Лукаш. – Клокочет и бурлит, того и гляди, выплеснется через край.
Анюта выбежала из кабинета Петровича и куда-то умчалась, даже не глянув на Лукаша.
Подал голос его мобильник.
– Здравствуй, Джонни, – сказал Лукаш. – Тебя уже выпустили из застенков?
– Мы можем встретиться? – спросил Джонни, не отвечая на приветствие. – Как можно быстрее.
– Не знаю, – ответил Лукаш, глянув на дверь кабинета Петровича. – Я тут ожидаю накачки от шефа…
– Очень нужно, – проронил Джонни жалобно.
– Ну… Где и когда?
– Ты сейчас в офисе?
– Да.
– Через десять минут я буду в кафешке… ну, в той, где мы с тобой завтракали. Напротив входа…
– Понял. Через десять минут, – сказал Лукаш.
В конце концов, можно будет узнать у бедняги, что именно у него выпытывали в ФБР и на что давили в первую очередь.
– Ты о деньгах не спрашивал? – помолчав несколько секунд, спросил Джонни.
– Нет, но Петрович сказал, что мне вроде полагается… Но ты тут при чем?..
– Ладно, – вздохнул Джонни, – через десять минут.
Из кабинета вышел Петрович.
– Анюта сказала, что тебе не нравится твоя же статья, – почти совсем без угрозы в голосе сообщил Петрович. – Это мятеж?
– Это врожденное чувство прекрасного и болезненная честность, – ответил Лукаш, пряча телефон в карман. – А это был Джонни, который совсем с ума сошел от жажды наживы и снова напоминал о деньгах. И как-то очень искренне говорил… Может, дадим ему? Вербанем – и дело с концом. Как в старые добрые времена. Мы ему деньги, а он нам…
