Здесь действительно жили какие-то наши дальние родственники. У меня даже были какие-то смутные воспоминания о визите к ним. Мы с отцом летом восемьдесят первого были в Закорске на какой-то ярмарке или что-то вроде и заходили к какой-то троюродной бабушке. Помню, что там были шторы во всех дверях между комнатам. И кровати с грудой подушек, стоящих друг на друге, а сверху на эти пышные горы еще и кружевная накидочка была наброшена. Полосатые дорожки и круглые коврики. И дом еще был какой-то запутанный, будто его достраивали-перестраивали.
Но мы недолго там были. Отец как-то торопливо свернул беседу, и мы пошли в пивной бар рядом с дамбой. Выглядел он как гигантская бочка. Мне в детстве она казалась совершенно циклопической. На взрослый взгляд она, конечно же, была ничего такого особенного. Вон она торчит на берегу, заваленная снегом. Похоже, этот бар не круглый год работает, а только летом.
В дом Копыловых мне ткнули пацаны, таскавшие ведрами воду на снежную горку. Ее явно уже заливали раньше, но, видимо, парням захотелось подновить скользящую поверхность.
Я остановился у калитки в заборе из посеревших досок. Адрес был написан зеленой краской. И не как попало, а явно кто-то старался. Буквы с завитушками, вокруг – листики-цветочки. Улица Правобережная, дом 12. И как у нас принято входить в деревенские дома? Никакой тебе кнопочки домофона или колокольчика...
Тут из-за забора раздался басовитый лай. Доски задрожали от удара могучими лапами, и над калиткой показалась мохнатая рыже-белая голова размером с автобус, не меньше. Ну да, точно. Дверной звонок и сигнализация в одной меховой упаковке.
– Сейчас, подождите, я Жучу привяжу! – раздался из за забора женский голос, а потом протестующее ворчание Жучи. Калитка скрипнула и распахнулась. Я открыл рот, собираясь рассказать хозяйке жизнерадостную историю про исследования родного края и семей, его населяющих. Но девушка в наброшенном на цветной фланелевый халат здоровенном тулупе вдруг приоткрыла удивленно рот.
– Иван?! – спросила она и похлопала светлыми пушистыми ресницами.
Глава четырнадцатая. Дело-то житейское
Никаких проблесков того, кто она такая. Или все-таки...
Сначала она мне показалась старше. Наверное, из-за серьезного и недовольного выражения лица, которое любую девушку превращает в тетку. Но когда она меня узнала, суровая складка между бровей разгладилась, и стало понятно, что девушке от силы лет двадцать. Или около того.
Вот только кто она? Она вообще рада меня видеть, или сейчас кинется глаза выцарапывать? Какая-нибудь дальняя родственница? Или просто знакомая? Или...
– Не стой на улице как дурак! – быстро проговорила она, схватила меня за руку и затащила во двор. Калитка захлопнулась, лязгнул засов.
Я снова открыл рот, чтобы хоть что-то сказать, но девушка поступила совершенно неожиданно. Она бросилась мне на шею и впилась в губы долгим поцелуем.
А, вот, значит, как мы знакомы... Ну это сильно упрощает дело... Я запустил руки под тяжелый тулуп и крепко сжал ее талию. Притянул к себе. С минуту мы страстно целовались, потом она отпрянула, толкнула меня обеими ладошками в грудь и снова схватила за руку.
– Пойдем в дом, а то он опять тебя увидит и взбесится! – сказала она.
Я потопал за ней, попутно оглядываясь. Дорожка из досок вдоль дома. Стеклянно-деревянная решетка сеней, в них даже неожиданный порядок, никакого сваленного инструмента или хлама, идеально чисто, по левую сторону от внутренней двери – здоровенный шкаф с грубоватой, но стильной резьбой на двери. Лосиная голова на деревянном щите. Ручка на внутренней двери тоже нестандартная. Громоздкая, резная и деревянная. Похоже, в этом доме живет кто-то с растущими откуда надо руками.
Гостиная, или как там называется главная комната в типичном деревенском доме? Беленая печь с изразцами голубой глазури, круглый громоздкий стол на толстых резных ногах, буфет. Длинные полосатые половики. И несколько круглых. Два дверных проема занавешены вручную вышитыми шторками. На окнах та же вышивка. Люстра с бахромой. Чучело коршуна, раскинувшее крылья в углу. На художественно изогнутой коряге – еще пара чучел, какие-то пестрые птички.
И идеальная, прямо-таки стерильная чистота. Печь сияет белизной, будто ее утром только побелили.
Пахнет свежим хлебом и клубничным вареньем.
Но стол, накрытый крахмальной скатертью с вышитым же краем, девственно чист. Сквозь занавески просвечивают какие-то цветы в горшках.
Эталонный дом. Уверен, что в спальнях стоят кровати с высоченными перинами и горой белоснежных подушек под кружевными накидками. Хотя вроде бы чего-то не хватает для полной картины...
Штора в одном из дверных проемов шевельнулась, и в гостиную вышел лохматый рыжий котяра. Уставился на меня зелеными глазами, потерся об ногу белокурой хозяйки и свернулся клубком на покрытой полосатым же ковриком низкой лавке возле печки.
Вот теперь идеально.
– Ты зачем здесь? – спросила девушка. – Мы же договорились...
– Милая, прости, не хватило терпения, – сказал я, снова обнимая ее за талию и притягивая к себе. Но она опять уперлась ладонями мне в грудь, и лицо ее стало суровым.
– Нет-нет, даже не начинай! – заявила она. – Я не такая, ты же знаешь! Я еще в Москве тебе сказала, что вот поженимся, тогда и... Это...
– Я соскучился, сил нет! – сказал я, глядя ей в лицо. Поженимся? Гм... Она тоже была в каком-то смысле эталонной. Красивой, положа руку на сердце, я бы ее не назвал, глаза слишком близко посажены, носик такой... простонародный, похожий на крохотную картошечку, россыпь едва заметных веснушек по щекам, брови и ресницы светлые. На висках выбившиеся из косы светлые волосы закручиваются кудряшками. Но такая она вся уютная и сдобная, прямо хоть картины пиши.
– Ты мне голову лучше не морочь, – строго сказала она и сняла со своей талии мои ладони. – Договорились же, приедешь весной, попросишь у отца меня взамуж отдать.
– Ладно, ладно... – я примирительно поднял ладони. – На самом деле я по делу.
– По какому еще делу? – между ее светлых бровей снова пролегла вертикальная складка.
– Помнишь, несколько дней назад к вам в дом ломилась дамочка? – я подошел к столу, выдвинул деревянный стул с гнутой спинкой и сел.
– Пьяная-то? – девушка шагнула к буфету и смахнула с него невидимую пылинку.
– Ага, – кивнул я. – Говорят, вы еще милицию вызывали...
– Я вызывала, – нахмурилась девушка. – Отец в ночную смену был. А она устроила трам-тарарам, через забор как-то перелезла, я думала, что стекла на веранде побьет.
– Ты ее точно не знаешь? – я прищурился.
– Первый раз в жизни видела, – насупилась она. – И хорошо, еще знаться с такой... Ужас!
– А имя Елизавета Андреевна Покровская тебе о чем-нибудь говорит? – спросил я.
– Первый
